Сайт портала PolitHelp ПОЛНОТЕКСТОВОЙ АРХИВ ЖУРНАЛА "ПОЛИС" Ссылка на основной сайт, ссылка на форум сайта

СОВЕТСКИЙ СОЮЗ: ИЗ ИМПЕРИИ - В НИЧТО?

А. Б. Зубов

ЗУБОВ Андрей Борисович, доктор исторических наук, главный научный сотрудник ИВАН.

From an Empire into Nothing?

The article contains original material which is to substantiate the thesis that the Russian empire, historically, was not an "empire" in the sense the notion purports to express when applied to the well known Western colonial empires. The basic fact of the latter was juridical inequality of the population of the parent state and of the colonies. Whereas the raison d'etre of the empire that had been being created in Russia for 4 centures was neither colonial subjugation of peoples in the above sense, nor religious or cultural assimilation (as, say, happened to be the case with the Morescoes in Spain), but security of the Russian state and conversion of peoples subjugated into loyal subjects, with a kind of "cultural-national autonomy" provided.

The former USSR is characterized by a high degree of ethnic diffusion. The crash of the totalitarian system, the disintegration of the country resulted in a multitude of interethnic conflicts, even wars. The author analyses their types, and their grounds, and outlines a new concept of unified ethnopolitical space.

Стало общим местом именовать Союз ССР "империей", как правило, с четкими отрицательными коннотациями. Но если СССР и империя, то какая? Насколько сходна она с великими европейскими империями, завершившими свое существование в течение трех первых послевоенных десятилетий, — с Британской, Французской, Итальянской, Нидерландской, Португальской, Испанской? В европейских империях метрополия всегда четко противопоставлялась колониальной периферии. Метрополия всегда имела собственную систему законодательной, исполнительной и судебной власти. Только граждане метрополии имели право избирать национальные законодательные учреждения, а в президентских республиках (например в Португалии, согласно конституции 13 марта 1933 г. ) и главу государства. Население колоний и прочих зависимых территорий (протекторатов, ассоциированных государств) в число избирателей властей метрополии никогда не включалось. Однако эти законодательные власти метрополий — и президенты, где они были, — обладали правом верховной власти над всей территорией империи, в том числе и над колониями, и над теми властными учреждениями, которые в колониях имелись. Фактически метрополии обладали полнотой власти также и над протекторатами и иными зависимыми территориями: например, Франция — над Тунисом и Французским Марокко, Великобритания — над Хайдарабадом, княжествами Малайи или королевствами Северной Нигерии, Испания — над Испанским Марокко и Ифни, США — над Филиппинами (до 1946 г. ) и Пуэрто-Рико.

С государственно-правовой точки зрения основополагающим фактом западных колониальных империй XX в. было разноправие населения метрополии и колоний. Граждане метрополии избирали власть над всей империей, а граждане иных частей империи, подчиняясь этой не ими избранной власти, бессильны были как-либо повлиять на нее. Все население метрополии оказывалось в положении коллективного абсолютного монарха относительно жителей владений, остававшихся за пределами метрополии, но входивших в империю.

Даже при последовательной демократизации внутренней жизни колониальных владений, например Цейлона или Британской Индии, при введении в них принципов всеобщего избирательного права и ответственного правительства, верховная власть оставалась за назначаемым из метрополии генерал-губернатором и пребывающим в столице метрополии государственным министром (1). Только положение самоуправляющегося доминиона Британской империи — Канады, Австралии, Новой Зеландии, Южно-Африканского Союза, заморского департамента Франции и отчасти заморской провинции Португалии в последние годы администрации Оливейра Салазара различно, но преодолевало правовое неравенство населения метрополии и колоний. В случае британских доминионов достигалась полная юридическая независимость от властей метрополии и собственное законодательное собрание доминиона превращалось в высший и суверенный властный орган. Что же касается заморских департаментов и провинций, то их население избирает депутатов в Национальное собрание метрополии на равных основаниях с гражданами самой метрополии (только во Франции, в заморских провинциях Португалии электоральные квоты значительно превышали квоты избирательных округов метрополии). Существенно, что когда то или иное владение с достаточно многочисленным населением согласно сохранить единство с метрополией только на условиях полного равенства прав при формировании законодательных органов страны, как это было с французским Алжиром в конце 1950-х годов, то такая идея отвергается самой метрополией. Говорят, когда генералу де Голлю привиделось во сне заседание французского парламента, в котором каждый пятый депутат был алжирским арабом или бербером, он твердо решил провести национальный референдум о судьбе трех департаментов Алжира и отпустил их на свободу без колебаний. Заморскими департаментами Франции остались территории, суммарное население которых не превышает 4 % от населения метрополии. Да и вообще нельзя не заметить, что достижение британскими доминионами полного реального самоуправления и включение последних колониальных владений Франции непосредственно в государственную систему метрополии было отблеском закатной зари европейского колониализма.

Принципиальное правовое противопоставление метрополии и ее заморских владений составляло идеологическую основу всех европейских колониальных систем. В XV—XVI столетиях Испания и Португалия противополагали свои "христианнейшие королевства" землям, населенным язычниками, которых еще предстояло обратить в христианство. Ни о каком равенстве прав, понятно, тогда и речи идти не могло. Позднее, когда энергия веры христиан стала ослабевать, в XVIII—XIX вв. идея культурного превосходства европейской цивилизации и исторической миссии "белого человека" в странах "к востоку от Суэца", его нелегкое бремя цивилизатора стали главным обоснованием строительства заморских империй. Мог ли член верховного совета при вице-короле Индии, историк Томас Маколей, как и подобные ему образованные европейцы, искренно полагавшие, что "все книги Индии и Аравии уместятся на одной библиотечной полке", даже в кошмаре помыслить, что рядом с ним на скамьях вигов Британского парламента будут сидеть эти самые индийцы и аравийцы? Ведь лишь в 1892 г. Закон об индийских советах позволил выдвигать в законодательный совет отнюдь не Англии, но самой Индии не только английских чиновников, но и нескольких представителей коренного населения — членов Бенгальской торговой палаты и провинциальных законодательных советов.

Россия создавалась на иной идеологической основе. Идеи христианизации или аккультурации народов не часто и на короткое только время появлялись в общественном сознании русских, например попытки христианизации казанских татар при Елизавете Петровне (середина XVIIIв. ) или русификации и обращения в православие латышей и эстонцев при Александре III и в начале царствования Николая II, а также особые притеснения евреев в последние десятилетия XIX в. И даже в этот период, омраченный максимальным религиозным и этническим национализмом, русская администрация на инонациональных окраинах империи часто активно поддерживала этнические и религиозные меньшинства, вызывая упреки русификаторов и гневные филиппики Синода (2). Вл. Соловьев в пример молодому Николаю II приводил слова его царственного прадеда, сказанные в ответ на какой-то антиеврейский донос: "Я делю свой народ не на русских и евреев, но на верноподданных и изменников". А опасавшемуся онемечиванья русских в Прибалтике Ю. Ф. Самарину, будущий Николай II объяснял: "Русские не могут сделаться немцами, но должны любовью и кротостью привлечь к себе немцев".

Меньше всего высказывания Николая I можно объяснить филантропией и уважением к правам меньшинств или его собственной национальной и религиозной индифферентностью. Император сознавал себя и русским и православным, но в его стремлении привлечь другие народы государства к русским любовью, без какой-либо ассимиляции, лежал трезвый государственный расчет.

Главной целью империи, создававшейся в России на протяжении четырех столетий от присоединения Казани в 1552 г. и Астрахани в 1554 г., была не религиозная и культурная ассимиляция, а безопасность русского государства. Достаточно сравнить судьбу мавров Гранады и татар Поволжья. Первые были частью депортированы в Марокко, частью обращены в христианство. Восстание морисков (мавров-христиан) в 1569—1571 гг. ясно свидетельствует о недовольстве испанской властью. Но уже через 100—150 лет после того, как 2 января 1492 г. флаги Арагона и Кастилии были подняты над сторожевой башней Альгамбры, не только вера, но и язык предков утрачиваются маврами. Происходит полная ассимиляция. Поволжские народы большей частью сохранили и мусульманскую религию, и язык, и историческую память до сего дня. Подъем татарского и башкирского национализма, возрождение ислама в настоящее время — ясные тому свидетельства. Подобным же образом сохранялись языки и культура мусульман Северного Кавказа, ламаистов Южной Сибири и Калмыцкой степи, дохалкидонских христиан-армян, лютеран Прибалтики и Финляндии, католиков Польши и Литвы. Россия вошла в советскую эпоху страной сотен языков и наречий, многих религий, конфессий и сект. И это, разумеется, не случайность. Задача ассимиляции российской администрацией действительно не ставилась. Но почему?

Расположенное на бескрайних просторах североевразийских равнин, русское государство начиная с самого своего образования испытывало постоянные набеги степных кочевников и агрессию европейских государств. Отсутствие четких естественных пограничных рубежей делало простое отражение набегов и ответные походы малоэффективным средством защиты. После трехвекового татаро-монгольского ига объединившееся и усилившееся восточно-русское государство совершает при Иване IV акцию, на века ставшую затем эталоном российской государственной политики. Бывшие господа были не только покорены, но включены в состав русского государства. Причем главное в завоевании Казани и Астрахани — не изменение строя жизни, религии и языка покоренных народов, но превращение их в лояльных подданных при культурно-национальной автономии, как сказали бы ныне.

Такая политика больше характерна для арабского халифата и Османского султаната, нежели для классической европейской империи. И в мусульманском мире для "людей Книги" (умм-эль-китаб) сохранялась через систему миллетов культурно- национальная автономия. Различие только в том, что Коран безусловно требовал искоренения всех не евреев и не христиан, отказавшихся принять ислам, а христианам и евреям давал право жить при условии, что они согласятся на положение людей второго сорта: "Воюйте с теми, которые не принимают истинного вероустройства, дотоле, покуда они не будут давать выкупа за свою жизнь, обессиленные, уничиженные" (Коран 9, 29). И хотя четырнадцативековая история мира ислама знает самые различные типы отношений к иноверцам, от почти полного равенства до жесточайших гонений (например, при Халифе ал Хакиме), сам факт сокращения христианского населения Переднего Востока, когда-то христианизированного не меньше, чем Средневековая Русь или Западная Европа, до 4—10% повсюду, исключая Ливанские горы, ясное свидетельство успешной реализации коранического предписания.

На протяжении XVI—ХХвв. Русь присоединяет не колонии, но все новые и новые части метрополии. Бывшие соперники и враги — Орденские владения, Польша, Литва, Крым, мусульмане Кавказа и Закавказья — постепенно инкорпорируются, замиряются, их население привлекается на государственную службу и порой достигает самых высоких постов в Империи. Ощущение, что собственная безопасность и благополучие могут быть обеспечены расширением границ и включением в тело государства все новых народов и их исконных земель, объясняются для русских, может быть, не до конца осознаваемыми импульсами. Во-первых, памятью интервенций и порабощений соседями в эпохи внутренних смут и междоусобиц, и, во-вторых, свою роль сыграло распространенное убеждение, что у России есть какая-то особая судьба, жребий, полученный ею от Константинополя и Рима, Царства Селевкидов, Персии, Вавилонии. Жребий этот мыслился в создании всемирной империи, космократии, являющейся отражением беспредельного божественного могущества — пантакратии. Как раз вполне в духе этих древних империй, претендовавших на обладание ойкуменой, Российская империя включала в свой состав все новые и новые страны, не только не требуя их ассимиляции, но, напротив, как будто радуясь "многообразию племен, вер и языков".

Российская империя — и наследовавший ей Советский Союз — типологически наиболее сходны не с новоевропейскими колониальными империями и не с империями исламского мира, но именно с религиозно и этнически плюральными, но властно вполне гомогенными космократиями. Вновь присоединяемые земли не противопоставлялись метрополии, но, в возможно кратчайшее время, включались в нее, сохраняя при этом свое правовое, культурное и религиозное своеобразие. Губернии и области, обладающие совершенно равными правами по отношению к центральной имперской власти, — если угодно, равно бесправные, — покрывали практически все пространство Российской империи (исключая протектораты — Бухарский эмират, Хивинское ханство, Урянхайский край). Но на уровне местного устроения губернии и области часто значительно разнились. Например, в Бессарабии после присоединения ее к России по Бухарестскому мирному договору (1812 г. ) было сохранено гражданское молдавское право и Верховный Совет Восточной Молдовы (до 1828 г. ) как совещательный орган при генерал-губернаторе (3).

В противоположность европейским колониальным империям, Россия как правило сохраняла больше институтов самоуправления не в русскоязычных районах, но в краях с инонациональным населением (Финляндия, Польша, Бессарабия, Остзейские провинции, Грузия, Абхазия, земли мусульманских и ламаистских народов и племен) (4). Самоуправление в русскоязычных губерниях вводилось очень осторожно через систему земств, причем там, где самоуправление уже имелось, например на землях казачьих войск, земство не учреждалось (5).

XIX в. был веком национализма, утверждения идеи национального государства. В центре Европы складываются государства итальянцев и немцев. Многонациональная Австро-Венгрия после венгерского восстания 1848-1849 гг. постоянно пребывает на грани распада. Стоит ли удивляться, что во второй половине прошлого века находится немало общественных и государственных деятелей России, которые желают видеть Империю страной русских. Удивительней иное: интуитивное чувство самосохранения так и не позволило слиться государственной идее с идеей национальной. Когда после потрясений революции 1905 г. впервые возникла избираемая населением общенациональная законодательная ассамблея — Государственная Дума, она включила депутатов, избранных от всех областей и губерний Российской империи всеми народами, кроме кочевых племен (6).

Таблица 1 Представительство Польши, Кавказа и Азиатской России в I Думе

Только новый подъем великорусского шовинизма, явившийся одним из элементов политики П. А. Столыпина, привел — среди прочих мер по русификации Империи — к утверждению избирательного закона от 3 июня 1907 г., резко уменьшившего представительство Польши, Кавказа, Азиатской России и вовсе исключившего из числа избирателей коренное население Средней Азии и Якутии. Последовавшее затем введение общеимперского законодательства в Великом Княжестве Финлядском (1910 г. ), образование и изъятие из Царства Польского Холмской губернии (1910 г. ), введение прямого уездного управления в районах расселения нехристианских инородцев (Северный Кавказ, Калмыкия, Киргизская степь, Южная Сибирь — 1914г. ) обличали потерю имперской властью чувства реальности и самосохранения, проявившуюся во всех областях государственной жизни в последние десятилетия династии Романовых.

Февральская революция 1917 г. во многом вернула национальную политику к принципам классической политэкономической космократии. В июне — августе 1917 г. земские учреждения с указанием на необходимость сохранения местного уклада жизни были введены во всем государстве, кроме Прибалтийского края, Кавказа и войсковых казачьих земель (7). При выборах во Всероссийское учредительное собрание в декабре 1917 г. все ограничения представительства национальных окраин были полностью устранены.

* * *

Может показаться, что из многонациональных государств дореволюционная Россия имела наибольшее сходство с Австро-Венгерской монархией. Бесспорно, чертами сходства двух империй были единство территории — т. е. отсутствие заморских владений — и сравнительное равенство государственных прав всех этносов и земель (8). Кроме того, обе империи включали в свой состав много стран и областей с очень различным историческим прошлым, культурным наследием, со своими этноконфессиональными особенностями. Некоторые из частей обеих империй раньше являлись независимыми государствами, другие — периферийными зонами иных великих цивилизаций и культур.

Но между Австро-Венгрией и Россией имелось одно важное структурное различие. В отличие от России, в Австро-Венгрии отсутствовала абсолютно численно доминирующая этническая группа. Официально являясь "Двуединой монархией", на практике Австро-Венгрия была союзом многих народов, среди которых крупнейший — немцы — составляли менее четверти всего населения.

Таблица 2 Численность основных этнических групп Австро-Венгрии на 1900 г.

Только в конфессиональном отношении Австро-Венгерская империя была относительно гомогенной.

Таблица 3 Конфессиональный состав населения Австро-Венгрии

Этническая гомогенность Российской империи, напротив, была очень высокой. Три национальности, близкие по языку, одинаковые по вере и практически с единым самосознанием составляли более 4/5 населения Империи (9). Три эти народа — русские, украинцы и белорусы — почти сплошь населяли обширные пространства России, и только окраины государства — Финляндия, Польша, Балтийский край, Кавказ, Средняя Азия, Якутия и Тихоокеанское Приморье — не имели абсолютного доминирования восточнославянских народов. Для Австро-Венгрии с ее мозаичным составом сравнительно небольших этнических групп главной опасностью была территориальная дезинтеграция. России же угрожало отпадение инородческой периферии от восточнославянского центра.

Основанием Австро-Венгрии являлось единство веры, но исповедная самоидентификация в XIX — начале XX в. быстро вытеснялась светским национализмом, и Двуединая империя не смогла пережить эту перемену. Что касается России, то она утратила в Европе в 1918—1920 гг. некоторые пограничные территории, заселенные не восточными славянами, — Польшу, Прибалтику, Бессарабию, Финляндию — и ряд белорусско- и украинскоязычных западных губерний — Волынскую, Гродненскую, часть Минской — но сохранила целостность остальной территории, и даже полностью включила в свой состав до того вассальные государства Средней Азии — Хиву и Бухару.

Однако внутренняя структура Российского государства после 1917 г. претерпела коренное изменение. Принцип правового единства всей территории государства был отброшен. Впервые за всю историю этой страны юридически обозначились границы национальной великорусской монополии. Все области и губернии бывшей Российской империи с преобладающим великорусским населением были включены в особую Российскую Советскую Федеративную Социалистическую республику (РСФСР). Те губернии и уезды внутри РСФСР, где доминировали инородцы, стали автономными республиками, автономными областями и автономными округами в составе РСФСР. Внешние регионы с преобладающим нерусским населением составили первые союзные республики — Закавказскую Федерацию, Украину, Белоруссию. Вскоре к ним присоединились Узбекская и Туркменская Союзные республики в Средней Азии (1924—1925 гг. ).

Необходимо отметить, что в большинстве случаев при определении границ национально-территориальных образований с исключительной аккуратностью учитывались районы численного доминирования той или другой нации. Широко использовались обобщенные и тщательно проанализированные еще до революции материалы Первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. "Отцы-законодатели" ради принципа максимальной этнической гомогенности создавали анклавы одной национальной республики на территории другой (например, анклавные кантоны Башкирской АССР на территории Киргизской АССР, Челябинской губернии РСФСР), проводили перетрассировки границ (расширение Белоруссии; передача Семиреченской области, ряда уездов Ферганской и Сыр-Дарьинской областей из Туркестана в Киргизскую АССР и т. д. ). Нарушались не только старые губернские, но и уездные границы, и новая граница проводилась с учетом только волостного деления. Здесь советские власти действовали совершенно в духе новейших тогда принципов Версальской системы, разве что не проводили плебисцитов.

В плане реальной истории создание СССР было ни чем иным, как завоеванием интернациональной коммунистической властью, обосновавшиеся в Москве, земель и стран бывшей Российской империи, но формально, в государственно-правовом плане, новый Союз Советских Социалистических Республик стал образованием, принципиально отличным от былой Российской империи.

Унитарное, юридическое однообразное государство с неделимой территорией превратилось в слабую федеративную структуру, созданную на национальной основе, с субъектами, имевшими собственные конституции, суды, законодательные и исполнительные органы, обладавшими правом в любой момент выйти из СССР. Принцип национально-территориальной государственности сразу же при своем осуществлении породил серьезные, часто критические напряжения: во-первых, далеко не все народы обрели государственность, а только те, которые имели достаточно обширную территорию этнического доминирования; во-вторых, значительные группы населения оказались проживающими вне "своих" национально—территориальных образований; наконец, в—третьих, учитывая геополитическое расположение области проживания того или иного народа, его численность и общественно-экономическую развитость, национально-территориальным образованиям давался различный правовой статус — от республики до национального района, таким образом различные народы СССР оказывались этнически разноправными.

* * *

Ситуация усугублялась тем, что с конца XIX в. в стране все время усиливались миграционные процессы. Они начались еще открытием земель в Сибири и Средней Азии для аграрной колонизации при Александре III. Миграции усилились после прокладки Транссибирской и Туркестанской железных дорог. Первая мировая война и эвакуация промышленности из оккупируемых противником и прифронтовых губерний еще более усугубила этот процесс. Гражданская война, страшный голод 1920—1921 гг., с одной стороны, вызывали новые мощные потоки беженцев внутри страны, а с другой — эмиграцию почти 6 млн. человек, что привело к новой волне внутрисоюзной миграции с целью замещения вакантных рабочих мест. Последующие невиданные по жестокости и масштабности со времен ассирийских завоеваний этносоциальные эксперименты коммунистического режима привели уже не столько к стихийным миграциям, сколько к планомерным переброскам огромных людских масс в сибирские и казахстанские лагеря, на "стройки коммунизма", в новые индустриальные центры Востока. Одновременно шло уничтожение миллионов людей, что также сказывалось на этнодемографических процессах. Вторая мировая война вызвала и новые миграции из оккупированных зон и насильственное перемещение целых народов, виновных, по мнению Сталина, в предательстве отечества. Наконец, с середины 50-х годов миграционные процессы вновь принимают свободный характер, но из-за быстрого послевоенного хозяйственного развития страны они оказываются наиболее существенными для этнотерриториальной структуры населения. Характерна здесь этническая динамика, например Якутской АССР.

Таблица 4 Этнический состав Якутии в 1897—1989 гг. *

Примечания:
* Для 1897 г. данные приводятся по Якутии в границах Якутской области Российской империи, для последующих лет — по Якутской АССР, границы которой были приближены к этническим.
** К коренным народам, кроме якутов, отнесены эвенки, эвены, чукчи, юкагиры.
*** В скобках приведены данные по численности трех восточнославянских этносов.

На другом конце СССР центр Прибалтики — Рига — показывает в сущности аналогичную тенденцию, осложненную двумя декадами национальной независимости и массовым выездом немецкого населения в 1920—1940 гг. в Германию.

Таблица 5 Этнический состав города Рига в 1897—1989 гг.

* Данные по языку.

В целом в трех губерниях Прибалтийского края (Эстляндия, Курляндия и Лиф-ляндия) коренное население — латыши и эстонцы — составляли 4/5 населения, а восточные славяне — менее 5%. В независимых балтийских государствах процент славянского населения возрос, но незначительно — 12% в Латвии (1935 г. ) и 8, 2% в Эстонии (1930 г. ) (10). Но к 1989 г. доля коренного населения упала до 3/5 в Эстонии и 1/2 — в Латвии.

В таком глухом углу Империи, как Калмыцкая степь, в 1897 г. калмыки составляли 96% населения, а русские — 2%. В 1989 г. русскоязычное население Калмыцкой АССР, охватывающей главным образом ту же Калмыцкую степь, составило 41, 7 %, а калмыцкого — 45, 2 %.

Аналогичный процесс размыва однонациональных территорий наблюдался практически на большей части СССР, а некоторые из районов этнической консолидации, такие как Согдиана или Азербайджан, требуют значительных оговорок из-за недобросовестности при переписи населения (11). Компактно жившее в центральной и северной частях Европейской России и в Западной Сибири русскоязычное население за девять десятилетий 1897—1989 гг., не утратив гомогенности в районе традиционного проживания, широко растекалось почти по всему Союзу (см. табл. 6).

Таблица 6

Доля русскоязычного населения во всем населении регионов РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ И СОЮЗА СССР в 1897 и 1989 гг.

по административным единицам первого порядка

Примечания: Территория Российской империи учитывается без Финляндии. Западный край образуют губернии Империи к западу от Области Войска Донского, Воронежской, Курской, Орловской, Смоленской, Псковской и Санкт-Петербургской губерний. В 1989 — Союзные республики Прибалтики, Украина, Белоруссия, Молдавия, Восточная Пруссия. Кавказ — территории, расположенные южнее Области Войска Донского и Астраханской губернии, в 1989 г. — южнее Ростовской области и Калмыцкой АССР. Центр — к востоку от Западного края и к северу от Кавказа. Сибирь — к востоку от Архангельской, Вологодской, Пермской губерний и Оренбургской области, к северу от Акмолинской и Семипалатинской областей. В 1989 г. вся территория Российской Федерации к востоку от Ненецкого округа, Коми АССР, Екатеринбургской и Курганской областей. Туркестан в 1897 г. без Хивинского ханства и Бухарского эмирата, все области к востоку и югу от Астраханской, Самарской, Оренбургской, Тобольской и Томской губерний и областей. В 1989 г. — все республики Средней Азии и Казахстан.

Если в 1897 г. русскоязычное (великорусское) население составляло абсолютное большинство в 38, 7% административных единиц первого порядка, то в 1989 г., несмотря на образование большого числа национальных республик, областей и округов, — в 48, 7% аналогичных единиц. Напротив, вес административных единиц первого порядка, в которых русскоязычное население составляло менее 1/10, упал с 44, 1 % в 1897 г. до 16, 8% в 1989 г. Примечательно, что возрастание удельного веса русскоязычного населения протекало во всех регионах страны и притом почти равными темпами.

Было бы, однако, немалым упрощением именовать этнические процессы в этой стране русификацией. Бесспорно, ассимиляционные и диффузивные возможности доминирующего этноса велики, но аналогичные процессы происходили в других республиках Союза (грузины в Абхазии (см. табл. 7), азербайджанцы в Нахичеван-ской АССР и Нагорно-Карабахской АО, литовцы в Шротковой Литве, армяне — в столице республики Ереване и т. д. ).

Таблица 7 Динамика этнической структуры населения Абхазской АССР в % (в 1897 г. — Сухумский округ)

В автономных территориях Азербайджана процент армян упал в Карабахе с 9/10 до 3/4, в Нахичеванской области с 2/5 до 1, 4% за девяносто лет (1897—1989), а процент азербайджанцев возрос с 7 до 23% и с 54 до 96% в Карабахе и в Нахичевани соответственно. С другой стороны, население Еревана в 1900 г. состояло на 48% из армян и 49% — из азербайджанцев, и хотя естественный прирост азербайджанцев значительно превышает естественный прирост армян, азербайджанцы практически полностью исчезли из Еревана за последующие десятилетия. В 1979 г. они составляли только 2, 4% городского населения (12). В двух крупнейших городах Литвы — Вильнюсе и Каунасе — литовцы составляли в 1897 г. менее 1/5 жителей, но в 1989 г. уже половина вильнюсцев и 4/5 каунасцев объявили себя литовцами.

Здесь мы сталкиваемся с простой этнической диффузией в полиэтническом сообществе в условиях сравнительно мирных межнациональных отношений при быстром экономическом развитии. Процесс этот хорошо известен по многим странам мира и его результаты заставили мировое сообщество объявить устаревшим принцип однонационального государства, столь популярный в течении XIX в. и в первые десятилетия XX в. (13).

К 1980-м годам процесс этот бесспорно имел тенденцию к усилению. В 1959 г. каждый десятый брак в СССР был межэтническим, в 1979 — уже каждый седьмой. В Казахстане, где межнациональное смещение в результате высылок сталинского времени и освоения целинных земель при Н. Хрущеве стало особенно интенсивным, в 1979 г. межнациональным также был уже каждый пятый брак.

Таблица 8 Межнациональные браки в СССР, России, Казахстане и Узбекистане. 1959—1979 гг.

Переписи 1979 и 1989 гг. зафиксировали резкое возрастание межрегиональных этнических миграций. Среднеазиатские общины увеличились в европейских республиках СССР в несколько раз: таджики в РСФСР в 2, 1 раза, киргизы — в 2, 9 (с 18 до 38 тыс. и с 15 до 43 тыс. соответственно); в Литве таджики в 2, 5 раза, в Молдавии — в 3, 7, в Латвии в 3, 0, в Эстонии — в 2, 2 раза. Близкими темпами возрастала численность казахов, киргизов, узбеков, азербайджанцев, народов Северного Кавказа и в других европейских республиках Союза. Напротив, в Узбекистане численность литовцев за истекшее десятилетие возросло в 2, 1 раза, молдаван — в 3, 6 раза; в Армении литовцев — в 2, 8 раза, молдаван — в 1, 5, эстонцев — в 5, 4. Процент численности этноса, живущего на территории своей титульной республики или автономной области, от всей численности этого этноса (учтены данные по 50 народам) возрос с 1979 по 1989 г. более чем на 1 % в трех случаях (латыши, карелы и черкесы), колебался в пределах +1 % в 21 случае (из них в 15 имея тенденцию к снижению), и упал более чем на 1% в 26 случаях, причем особенно резко сократилась численность народов Северного Кавказа, абхазов, хакасов и башкир (см. табл. 9).

Эти этнодемографические процессы привели к тому, что уже в 1979 г. из 51 национально-территориального образования СССР (считая все союзные и автономные республики, автономные области и автономные округа, кроме Аджарии и Нахичевани, где этнос не отличается от этноса соответствующей союзной республики) лишь в двух — Армении и России — титульный этнос составлял более 80% всего населения. В 27 он составлял менее 50%, в том числе в 18 — менее 1/3 населения.

* * *

Этническая диффузия и конструктивные недостатки советской национально-территориальной государственности, неоднократно анализировавшиеся проф. A. M. Салминым и мной (14), неизбежно должны были вскоре превратить бывшую Российскую империю в арену кровавых межэтнических войн, погромов и буквально в течении нескольких лет разрушить веками созидавшееся государство. Но ничего подобного не случилось за все семь лет десятилетий советской власти. Конфликтный потенциал оказался замороженным по той простой причине, что вся официальная конституционная государственная структура СССР являлась только декоративным фасадом совершенно иной системы власти. Реальной властью в стране после революции 1917 г. стала власть Коммунистической партии, а ее структура — действительной властной структурой государства. Между тем, ВКП(б)—КПСС лишь в малой степени соответствовала декоративной законодательной структуре советов, но зато она во многом повторяла властную структуру прежней Российской империи. В КПСС не существовало суверенных партийных организаций союзных республик — они являлись ни чем иным, как территориальными подразделениями абсолютно единой на всей территории Союза КПСС. Республиканские партийные комитеты не обладали никакой политической, идеологической, финансовой или кадровой автономией. Комитеты КПСС в республиках без областного деления по своим властным функциям были практически приравнены к областным партийным комитетам — обкомам. Центральные комитеты крупных союзных республик с областным делением имели существенно больший вес в союзной партийной структуре, поскольку должны были контролировать обкомы областей, входивших в состав такой союзной республики, но перед Политбюро ЦК КПСС, перед генсеком они были столь же безвластны, как и ЦК маленьких республик, как и обкомы. В реальной властной структуре послереволюционного государства такие ЦК крупных республик более всего напоминали администрацию наместников и генерал-губернаторов императорской России. До 1917 г. некоторые регионы Империи, включавшие в себя губернии и области, управлялись специальными наместниками (обычно великими князьями) или генерал-губернаторами (Варшавское наместничество из девяти губерний, Кавказкое наместничество в составе тринадцати губерний, областей и отдельных округов, Туркестанское генерал-губернаторство из пяти областей, Финляндское генерал-губернаторство из восьми губерний, Киевское генерал-губернаторство из трех губерний). Такая система управления огромной империей — где-то двух-, а где-то трехступенчатая — оказалась практически целесообразной и была воспроизведена в СССР на партийном уровне организации власти. Хотя, как и в дореволюционной России, где губернаторы стремились пренебречь промежуточным звеном администрации, первые секретари обкомов, подчиненных республиканским ЦК, часто устанавливали с Москвой прямые связи, ослаблявшие партийную власть республик.

Таблица 9

Процент от всей численности народа, проживающего на территории "своей" титульной республики.

Динамика 1979 —1989 годов.

Что же касается иных национально-территориальных образований СССР, то их партийные власти не имели даже видимости самостоятельности. Партийные организации автономных республик и автономных областей управлялись такими же областными комитетами партии, как и в административных краях и областях. Обком Татарской АССР и обком Тульской области ни в своей структуре, ни в своих функциях не имели абсолютно никаких отличий. В автономных республиках партийная структура даже не именовалась республиканским ЦК.

Таким образом, реальное преемство в организации властных структур между императорской Россией и коммунистическим СССР было весьма значительным.

Монолит СССР держался семьдесят лет не на сложной, противоречивой и аморфной иерархии национальных и республиканских суверенитетов, но на железном каркасе коммунистической партии, склепанном "демократическим централизмом", подобно тому, как на абсолютной власти самодержцев всероссийских и на личной преданности царю всех подданных держалась имперская российская государственность. Фактически империя восточного типа, космократия продолжалась в северной Евразии до первых парламентских выборов на соревновательной основе, проведенных весной 1989 г., и до отмены пресловутой 6 статьи Конституции СССР в 1990 г. В смысле реальной государственной структуры Россия и СССР лишь в малой степени отличались друг от друга.

Однако существуют и отличия, и, сколь бы ни были они малы, они несли в себе мощный деструктивный потенциал. Республиканские ЦК КПСС и обкомы иных автономий были укомплектованы большей частью национальными кадрами, что лишь как исключение встречалось в наместничествах, генерал-губернаторствах, областях и губерниях Российской империи. До революции еврея-выкреста предпочитали назначить губернатором не в Одессу с 35% еврейского населения, а, например в Архангельск; остзейского немца — не в Митаву, а куда-нибудь в Казань или Ставрополь. После 1917 г. в каждой национальной автономии сложилась своя национальная партийная бюрократия, которая управляла автономией, пусть и под бдительным оком Москвы, в образе второго секретаря ЦК или обкома — человека другой национальности (обычно восточного славянина). Было обнаружено, что эффективнее править "инородцами" с помощью соплеменной им бюрократии. Такое, управление минимизировало неповиновение властям на почве национальных противоречий и превращало конфликты из межнациональных во внутринациональные. Впрочем, для того, чтобы новая система, включающая в себя национальные бюрократии на национальных территориях, не превратилась в источник сепаризма, необходима была жесткая общесоюзная властная система с неограниченными возможностями вертикальной мобильности для представителей национальных властных групп.

Продолжая и развивая дореволюционную практику, высшие партийные структуры охотно включали в свой состав представителей национальных меньшинств, хотя в ЦК КПСС они и были недопредставлены. Бюрократический централизм партийной системы, располагавший всеми средствами принуждения, делал национальные элиты надежными компонентами единой властной структуры КПСС.

Вторым существенным отличием послереволюционной государственности от дореволюционной было безусловной соединение властных структур Великороссии с общегосударственными. В Российской Федерации, крупнейшей союзной республике СССР, составлявшей 3/4 территории, и 51, 3% численности населения Советского Союза, отсутствовали республиканские партийные органы, не было Российского ЦК КПСС. Восемь десятков обкомов, расположенных в РСФСР, подчинялись непосредственно ЦК КПСС, а не своему республиканскому ЦК, как обкомы Украины и Казахстана. Очень характерно, что это было не "случайное упущение", но осознанная и последовательная политика партийной власти Союза. Когда в 1947 г. КГБ начал так называемое "ленинградское дело", одним из главных обвинений, инкриминированных партийному активу Ленинграда, было стремление создать особую коммунистическую партийную структуру РСФСР, противопоставленную КПСС. Отсутствие республиканского ЦК в Российской Федерации являлось очень важным элементом действительной властной структуры постреволюционного государства. Не вся территория Союза, но только Российская Федерация продолжала осознаваться как сфера прямого центрального управления. Другие части бывшей Империи стали территориями косвенного управления, с собственными республиканскими ЦК.

Нет сомнения, что и до 1917 г. великороссы, или, шире, православные восточные славяне признавались де-факто главным народом Империи. Так, даже по демократическому избирательному закону 1905 г. русское население, жившее на инонациональных окраинах, имело возможность избирать своих депутатов отдельно от инородцев и по более выгодным электоральным квотам. Специальные курии избирателей были, например, организованы в Варшаве, на Кавказе, в Средней Азии. Эта практика окончательно оформилась уже в советский период, когда русские (именно этнические великороссы, а не все православные, как до 1917 г. ) воплотили в себе центр, сердце союзного государства, его метрополию, а иные, не русские этносы — его периферию, то ли самоуправляющуюся, то ли полуколониальную. Слова государственного гимна: "Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь" запечатлели эту тенденцию отечественной государственности (15).

Противопоставление "метрополия — инонациональная периферия" внесло в российскую государственную структуру элемент колониальной империи западного типа и потому не могло не усилить центробежность всей системы. Центробежные силы, однако, долгое время не проявлялись из-за тоталитарного характера власти в СССР. Не только формальная система Советов, но и отмеченная выше реальная структура КПСС, таили в себе зародыши распада единого государства по этнотерриториальным границам. Только лед репрессивной системы мешал этим семенам прорасти.

Но когда тоталитарная система начала стремительно разрушаться во второй половине 1980-х годов, тяги государственной структуры неизбежно ослабевали и лопались. Крах государственного тоталитаризма был немыслим без краха государственной коммунистической власти и идеологии. А крах этой власти и этой идеологии неизбежно приводил к дезинтеграции государства, к анархии, поскольку иной властной структуры в СССР не было. Перед М. С. Горбачевым и его соратниками, взявшими курс на перестройку страны и отход от тоталитаризма, в сущности, были две возможности заполнения образовавшегося в результате эрозии коммунистической государственности вакуума. Следовало либо витализировать имевшиеся декоративные государственные конституционные формы, либо попытаться создать новый надежный государственный каркас, построенный на иных, нежели Советы, принципах. Первый путь казался более простым и имевшим преимущество формального конституционного преемства. Он был избран, вопреки предупреждениям специалистов, в частности, и из нашей Группы ретроспективной и сравнительной политологии (16), и за три неполных года с момента первых общесоюзных соревновательных парламентских выборов привел к множеству трагических конфликтов, разваливших государство и поставивших под удар будущее десятков миллионов граждан.

Какие же виды конфликтов возникли в результате в национально-государственной сфере?

1. Отождествление власти в центре Союза до 22 августа 1991 г. с КПСС провоцировало те части Союза, где еще сильна была память о временах до присоединения к СССР, перед Великой Отечественной войной или после нее с сохранением коренного населения (т. е. Галицию, Прибалтику, Бессарабию, Буковину), на разрыв не только с КПСС, но и с Союзом. В то же время те группы, которые желали дистанцировать себя от новой власти на местах, не просто чувствовали себя связанными с центром, но и особо подчеркивали лояльность к коммунистической идеологии и советскому прошлому, — это русскоязычное население Прибалтики я Молдовы, Осетия и Абхазия в своих конфликтах с Грузией, Азербайджан в конфликте с Арменией из-за Карабаха. Так обычные и естественные конфликты между живущими бок о бок народами превращались в идеологические противостояния, что резко уменьшало возможность их мирного разрешения с одной стороны, и существенно расширяло поддержку сторонников полной сецессии — с другой.

2. После 22 августа 1991 г. ассоциация Центра с антикоммунистическим режимом демократической России заставила республики, в которых еще удерживаются у власти коммунистические элиты, поспешить с полным отделением от Центра, дабы их властные структуры не подверглись разгрому, подобному разгрому ЦК КПСС в Москве. Характерно, что в настоящее время только в трех из пятнадцати бывших союзных республик властную пирамиду не венчает представитель бывшей элиты бывшей КПСС (Армения, Грузия, Литва).

3. Отождествление центра с Россией и русским народом, ставшее одним из институциональных отличий советской коммунистической государственности от царской, усилило в сецессионистских движениях и даже в движениях за большую самостоятельность внутри Союза антирусские настроения, переводя их в плоскость межэтнического конфликта и препятствуя правовым подходам к решению противоречий между Центром и субъектом федерации. Присутствие больших групп русскоязычного населения фактически во всех национальных республиках превратило эти конфликты в очень напряженные и практически неразрешимые.

4. Разноуровневый характер федерации (союзные республики, автономные республики, автономные области, округа) резко углубил межэтнические конфликты; в одних случаях это борьба с юридическим неравноправием, в других — за сохранение целостности, которой угрожало выравнивание статусов национальных территорий. Так, уравнивание в национальных правах абхазов с грузинами неизбежно вело к провозглашению Абхазии союзной республикой, что в свою очередь означало выход из Грузии. Уравнивание национальных прав русских с правами народов автономий в составе РСФСР неизбежно вело к распаду РСФСР и сложным конфликтам между русским и титульными этносами в автономиях. Между тем элиминировать требования к выравниванию национальных статусов возможно только насильственными методами, в частности, принуждением к депортации, что прекрасно продемонстрировали политика 3. Гамсахурдиа в отношении Юго-Осетии, Визирова в отношении Карабаха.

5. Жесткая связь национальных прав с правами на определенную территорию заставила титульные нации "улучшать" в свою пользу этнический состав "своей" республики, в лучшем случае принуждая граждан иной национальности объявить себя представителями титульной нации: курдов и талышей — азербайджанцами, таджиков Бухары и Самарканда — узбеками, припамирских исмаилитов Горного Бадахшана — таджиками. Однако все большее распространение получило прямое понуждение к депортации национальных меньшинств или изгнание (Кавказ, Средняя Азия, Молдова), либо дискриминационный правовой режим (Прибалтика). В настоящее время число беженцев в СССР достигает уже одного миллиона человек и в ближайший год может увеличиться на порядок. Подобные меры по "этнической санации" вызывают сопротивление, часто вооруженное, и приводят к появлению все новых очагов этнической войны. С Кавказа такие конфликты могут "переброситься" в Молдову, Прибалтику, Среднюю Азию, Казахстан, Поволжье, Южную Сибирь в течение ближайшего года.

6. Высокая этническая диффузия, неоднократное изменение в прошлом границ автономий и, как правило, несовпадение этнического ареала и политической государственности приводят к территориальным спорам между этносами, практически не разрешимым в системе национально—территориальной государственности: чечено-ингушский, армяно-азербайджанский конфликты — это уже состоявшиеся, а сколько подобных конфликтов ожидает нас в ближайшем будущем, когда почти все республики уже предъявили территориальные претензии друг к другу.

7. Абсолютное доминирование русских (50, 7%), особенно восточных славян (69, 9%), в СССР и в большинстве национально-территориальных образований привело к абсолютному доминированию восточных славян в обеих палатах союзного парламента и в электорате Президента СССР. Воля и интересы иных народов, национальных республик при этом легко могли игнорироваться, и они действительно игнорировались. Еще на I съезде народных депутатов СССР в ответ на такое отношение делегация Литвы покинула зал заседаний. Вскоре и республики начали покидать уже не Дворец Съездов, но сам Союз ССР, в политической системе которого защитить свои интересы они не могли. К настоящему времени от былого Союза уже ничего не осталось, но те же разрушительные принципы теперь действуют в былых его субъектах, а ныне в независимых государствах. Во всех республиках этническое большинство, составляющее и большинство парламентское, совершенно пренебрегает волей этнических и соответственно парламентских меньшинств. 48 % русскоязычного населения Латвии, 39 — Эстонии, 32% — Молдовы, равно как и осетины Грузии, поляки Литвы, таджики Узбекистана и множество иных этнических сообществ лишены в тех республиках, гражданами которых являлись, права решающего голоса в качестве этнополитической совокупности. Между тем аналогичные злоупотребления численным большинством привели в таких странах как Кипр или Шри-Ланка к тяжелым, кровавым, "вечным" конфликтам, поставившим под вопрос само независимое существование государств (17). В десятках районов бывшего СССР мы с колоссальной скоростью идем к кипрской или ланкийской трагедии. И обычное в этих случаях самодовольное ослепление этнического большинства дополнительно стимулируется конституционным правом титульной нации на "свою" республику.

Последствия выбора, сделанного в 1988—1989 гг., теперь налицо. Страна развалена. Этнические споры, территориальные претензии, вооруженные столкновения и полномасштабные этнические войны стали кошмарной реальностью сегодняшнего дня. Уверен, что если бы вместо манипуляций с корпоративным представительством в Верховном Совете руководители КПСС и СССР решились провести до парламентских выборов в марте 1989 г. реконструкцию государственной системы и заменить партийный каркас нашей "восточной империи" на демократическую структуру, катастрофы в таких масштабах не произошло бы.

Но и сейчас у нас нет никаких оснований, бессильно сложив руки, надеяться, что "сама жизнь вывезет". Нынешняя система национально-территориальной государственности будет проявлять себя самым деструктивным образом до тех пор, пока не обратит все пространство нашей страны в поле безбрежной этнической войны, которая, — если она произойдет — учитывая степень этнической смешанности, будет войной всех против всех и которая не сможет в течении десятилетий завершиться стабильным миром. Перед теми лишениями, которые грозят при этом варианте развития ситуации всем народам от Балтии до Курил, померкнут гекатомбы гражданской войны 1918—1921 гг. Более того, создание огромной зоны политической анархии, неутихающих конфликтов между слабыми государствами с неопределенным гражданством и спорными границами почти неизбежно породит цепь аналогичных конфликтов в Восточной Европе и в сопредельной СССР Азии. Следует ли забывать, что вторая мировая воина возникла и набрала разгон в лимитрофной зоне, образовавшейся после развала трех великих империй — Австрийской, Российской и Оттоманской?

Следует осознать с той же степенью ясности, с какой ныне руководители независимых государств бывшего СССР осознали возможные последствия анархии в сфере экономики в результате рассечения единого экономического пространства Союза, что наша страна обладает в не меньшей степени, чем экономическим, единым этнополитическим пространством. Этническая диффузия последнего столетия делает невозможным реализацию этнотерриториальных суверенитетов. Сколь бы трудным ни казалось это политикам, нам следует незамедлительно вернуться к разработке новой концепции организации единого этнополитического пространства на территории Северной Евразии, бывшей когда-то Союзом ССР. Полагаю, что модель экстерриториальных этнических суверенитетов, наложенных на территориальную федерацию, разработанная Л. Л. Тайваном, A. M. Салминым и мной в 1989 г., остается вполне актуальной. Изменились только способы ее претворения в жизнь.

Может быть, эта модель и нуждается в доработке; может быть, какое-то иное решение организации этнополитического пространства окажется лучшим. Главное — осознать: теперь уже не теоретические посылки, а горе, кровь обездоленных людей убеждают, что сделать из декораций прежней государственности основную несущую конструкцию — все равно, Союза или Содружества, — невозможно ни при каких условиях. И чем дольше мы, профессионалы, будем обманываться на этот счет, чем дольше мы будем вводить в заблуждение политиков и народы страны, тем более будем подвергать отечество безбрежной анархии, либо жесточайшей диктатуре как спасению от анархии. Стоит ли дожидаться, когда история докажет нам это с полной очевидностью? Впрочем, ждать осталось недолго.

1. Так, Закон об управлении Индией 1935 г, предусматривал, что на любой законопроект, принятый центральной легислатурой Индии, может быть наложено "вето" генерал-губернатора или короля Великобритании (т. е. фактически — Британского парламента). Центральная легислатура Индии не могла даже приступать к обсуждению вопросов, связанных с отменой или изменением каких-либо касающихся Индии актов Британского парламента, если на то не имелось согласия генерал-губернатора. — Durga Das Basu, Constitutional Documents, vol. I. Delhi, 1969.

2. Например, К. П. Победоносцев писал в феврале 1891 г. великому князю Николаю Александровичу, будущему Николаю II: "В 1853 году петербургские канцелярии сочинили положение о ламаистском духовенстве. Государь Николай Павлович утвердил его... При действии этого положения и при существующей организации ламаизма, столь желаемое слияние бурят — способного племени — с русским народом крайне затрудняется, равно как и распространение между бурятами православной веры... В последнее время бывший ген. -губ. Aнучин, один из мудрецов генерального штаба, человек узкий и ограниченный, вполне чуждый церковным интересам, увлекался бурятами, восхищался даже их богослужением — диким и безобразным, а к своей церкви показывал равнодушие". (Письма Победоносцева к Александру III с приложением писем к в. кн. Сергею Александровичу и Николаю II. Т. 2, Москва, 1926, с. 298).

3. В указе от 23 июля 1812 г. "Высочайше утвержденное образование временного правительства в Бесса рабий" (гл. 3, п. 2) указывалось: "Жителям Бессарабской области предоставляются их законы". Общеимперское право было распространено на Бессарабию в 1873 г., и то с изъятием частного и земельного права, которое продолжало определяться местными законами, в первую очередь кодексом "Донича и Герменопуло" (Л. Егунов. Местные гражданские законы Бессарабии. Одесса, 1881). Верховный Совет Бессарабии, подобный Молдавскому Дивану в Яссах (Молдова под Османским протекторатом), состоял из пяти членов, назначенных правительством, и шести, избранных дворянством области.

4. Например, сравнительно небольшой калмыцкий народ пользовался автономией в пределах Астраханской губернии, где калмыки проживали компактно на правобережье Волги в особой административной единице "Калмыцкая степь", приравненной к уезду. Из 146 тыс. калмыков Астраханской губернии в Калмыцкой степи жили 135 тыс. человек. Составляя по губернии 11, 5% населения, в Калмыцкой степи их было 97% (1897 г. ). До 1803 г. Калмыцкая степь управлялась наместником ханства. Последним наместником был калмыцкий нойон Тундутов. Позднее назначался из калмыков же "Главный пристав калмыцкого народа". В 1822 г. съезд калмыков в урочище Зинзили составил полный свод обычаев и законов калмыков, который с тех пор считался основным правовым положением Калмыцкой степи. В результате инспекции сенатора Энгеля в 1834 г. были высочайше утверждены положения об управлении калмыками, предусматривающие административное и судебное самоуправление, правовую автономию. Административно Калмыцкая степь делилась на улусы, аймаки и хотоны. Центром был город Элиста. В степи имелось 147 храмов-хурулов со школами при них. В школах обучение шло на калмыцком языке с обязательным преподаванием русского языка. Местный налог "с кибитки" шел на нужды калмыцкой администрации. Знать получила права наследственных почетных граждан Империи. Верховным судом степи был "Зарго", куда выбирались депутаты—калмыки и назначались русские чиновники. Суд придерживался кодекса 1822 г. и калмыцкого обычного права. В степи существовало и поддерживалось правительством высшее ламаистское училище Чоре. В 1892 г. всем калмыкам была дарована личная свобода от собственной знати — нойонов. Унификация государства в предвоенные годы поставила вопрос о введении в степи обычного уездного управления и общеимперского законодательства. Но все эти новации так и не были приняты Думой. (Пальмов Н. Н, Очерки истории калмыцкого народа. Астрахань, 1922).

5. Земство было введено в 1865 г. в Самарской, Пензенской, Костромской, Новгородской, Херсонской, Псковской, Курской, Ярославской, Полтавской, Черниговской, Московской, Харьковской, Казанской, Петербургской, Рязанской, Воронежской, Калужской, Нижегородской губерниях, в 1866 — в Смоленской, Тверской, Тульской, Симбирской, Орловской, Владимирской, Саратовской, Екатеринославской, Таврической, в 1867 — в Вятской и Олонецкой, в 1869 — в Бессарабии, в 1870 — в Вологодской и Пермской, в 1875 — в Уфимской, с 1876 до 1882 г. — в Области Войска Донского. (Веселовский Б. Б. История земства, т. III, СПб., 1911, с. 47—48). В 1911 г. земские учреждения были введены в Витебской, Волынской, Киевской, Минской, Могилевской и Подольской губерниях. В 1913 г. — Астраханской и Ставропольской губерниях и в Оренбургской области.

6. Исключая Финляндию, которая имела собственный Сейм; в Думе за ней были закреплены 4 места, которые занимали депутаты, избранные Сеймом. Но Сейм никогда не пользовался предоставленным ему правом присутствия в Думе, и места от Финляндии пустовали. — См: Высочайше утвержденное 6 августа 1905 года Положение о выборах в Государственную Думу. Спб., 190о.

7. Кавказ и Прибалтика являлись фронтовыми районами, Польша была занята неприятелем. Поэтому земские учреждения было решено вводить в этих районах после завершения войны. Войсковые земли уже имели самоуправление, и реформу целесообразно было проводить также после войны, когда казачество вернется с фронтов.

8. Хотя элементы правового неравенства сохранялись. В Российской империи значительно ущемлены были иудеи, ряд ограничений в земском самоуправлении наложен был в 1911 г. на католиков западных губерний. Славяне Австро-Венгрии остро переживали лингвистические ущемления своих языков. Особенно остро была воспринята отмена в 1899 г. декрета Бадени от 5 апреля 1897 г., уравнивавшего чешский язык с немецким в Богемии и Моравии.

9. В 1897 г. великороссы составляли 44, 3% населения Империи, малороссы —30, 1, белорусы — 7, 2%.

10. Возрастание доли славянского населения в независимых балтийских государствах сравнительно с Остзейскими губерниями объясняется включением по договорам Латвии и Эстонии с Советской Россией 1918 г. в эти республики ряда уездов и волостей Витебской, Псковской и Санкт-Петербургской губерний с большим, часто доминирующим коренным русским населением, а также значительной эмиграцией.

П. В Азербайджане при переписях 1959—1979 гг. и отчасти при переписи 1989 г. азербайджанцами записывали курдов, талышей, татов, крызов, хинапугцев и будущее, в Узбекистане таджиков-суннитов записывали узбеками, в Таджикистане — ягнобцев, язгулемцев и прочие припамирские народы записывали таджиками.

12. Естественный прирост азербайджанцев существенно выше естественного прироста армян — 124% против И 1, 5% (1979—1988гг. ).

13. "Войны 1914—1945 гг. предвозвестили упадок национализма и этнической целостности отдельных обществ, подобно тому, как войны 1792—1815 гг. предшествовали триумфу национализма и утверждению принципа этнически гомогенного суверенного государства". — McNeill W. N. Polyethnicity and National Unity in World History. Toronto, 1986, p. 34.

14. Зубов А., Салмин Л. Оптимизация национально-государственных отношений в условиях национального возрождения в СССР. — "РК и СМ", 1989, №3, с. 62—84; Зубров A. Салмин А. Союзный договор и механизм выработки нового национально-государственного устройства СССР. — "Полис", 1991, №1, с. 42—57; Зубов А., Салмин А. От конфликта к консенсусу. Предлагаем новую политическую модель межнациональных отношений. — "Новое время". Приложение "Перестройка и национальные проблемы", декабрь 1989, с. 30-32; A. Zubov, A. Salmin. — La rinascita della "Questione nationale" in Urss. Politica ed Economia, XXI, №5, 1990, p. 62 — 65; A. Zubov, A. Salmin. Un autre type de Federation et de relations entre nationalites. Problemes politiques et sociaux, 1989, September, №616, p, 47 — 50.

15. До революции 1917г. генерал-губернаторства и наместничества, как правило, объединяли несколько народов (Туркестанское генерал-губернаторство, Кавказское наместничество), либо только часть этнической территории: Киевское, Степное генерал-губернаторства. Они создавались и в великорусских регионах — Московское, Иркутское. В то же время несколько инородческих губерний и областей входили в Империю непосредственно — губернии Белоруссии, Бессарабия, губернии Прибалтийского края, Литвы, Поволжья, Западного Казахстана, Восточной Украины, Новороссии. Однонациональными, объединяющими большую часть этноса были только Варшавское наместничество (Польша) и Финляндское генерал-губернаторство. Оба они первыми выделились из Российской империи.

16. Впервые Группа ретроспективной и сравнительной политологии обратилась к анализу национально-политической ситуации в СССР в декабре 1988 г. 18 января 1989 г. научно-аналитический проект переустройства национально—государственной структуры СССР был доложен на расширенном заседании Группы в Институте востоковедения АН СССР (г. Москва), на котором присутствовали ученые и политические деятели из многих районов СССР. В середине февраля 1989 г. аналитическая записка Группы была направлена в Политбюро ЦК КПСС. Ее текст с рядом стилистических изменений был опубликован в журнале "Рабочий класс и современный мир" (№3, 1989). Окончательный текст Союзного договора, предложенный Группой, был опубликован: "Народный депутат", №6, 1990, с. 73, 77—81.

17. См. Межэтнические конфликты в странах зарубежного востока. Гл. VI. Сепаратизм, ирредентизм и внешние факторы. А. Б. Крылов. Кипр; Э. Д, Талмуд. Шри-Ланка. М., 1991.