Сайт портала PolitHelp ПОЛНОТЕКСТОВОЙ АРХИВ ЖУРНАЛА "ПОЛИС" Ссылка на основной сайт, ссылка на форум сайта

ЯДЕРНОЕ РАЗОРУЖЕНИЕ ДЛЯ РОССИИ: ПРЫЖОК В НЕИЗВЕСТНОСТЬ?

К. Э. Сорокин

СОРОКИН Константин Эдуардович, кандидат исторических наук, заведующий сектором Института Европы РАН.

Nuclear disarmament for Russia: rush into the uncertainty?

"Rush into the Uncertainty?" is the second in a series of two articles dealing with the problems arising from the Russian arms control policy. This article is devoted to analysing the Soviet/Russian nuclear and space weapons initiatives promulgated in 1991 and 1992. The author, K. E. Sorokin, believes that arms control is, in principle, no less important in the present mild international climate than it was in the cold war period. But, he argues, these initiatives are too costly, militarily risky and technically difficult to implement. In fact, Russia cannot deliver the good she promised. After recalling the analysis of conventional arms control policy given in the first article ("Russia's Interests and Disarmament" — "Polis", 1992, № 4), the author comes to the general conclusion that the arms control side of the Russian national security strategy is ill-judged and misconceived. All attempts to implement the disarmament initiatives in full, will lead to nothing, placing meanwhile an onerous burden on the weak economy, stretching the scarce resources and putting the country at security risk. The author advises caution and suggests an alternative approach. A reliable and relatively cheap nuclear deterrent should remain at the heart of the national security. The huge and largely obsolete conventional weapons stocks should be drastically scaled down, and, subsequently, the highly expensive conventional forces limited in size. This approach will release enough funds to finance certain reductions in the nuclear arsenals as well as bringing up to date the remaining part of the general-purpose force.

В предыдущей статье* был выдвинут тезис об излишней увлеченности российских руководителей свертыванием ядерных вооружении, хотя с точки зрения экономических и военных интересов государства автору представляется гораздо более актуальным глубокое сокращение огромного парка устаревшей боевой техники сил общего назначения. Конечно, такой подход не должен привести к тому, что ядерное оружие оказалось бы выведенным из-под ограничений и сокращения: ядерные арсеналы России чрезмерны по любым стандартам и могут представлять опасность для их обладателя. Тем не менее ядерное разоружение в еще большей степени, нежели уменьшение обычных вооружений, требует тщательно выверенного подхода, ибо ошибки здесь чреваты самыми серьезными последствиями для национальных интересов и безопасности. Принципиальная необходимость в уничтожении гипертрофированных ядерных запасов не ставится под сомнение. Другое дело — как, на каких условиях, какими темпами и до какого уровня в нынешней военно-политической ситуация его следует продолжать. Эти вопросы встали еще и потому, что Россия в глазах многих находится в уязвимом положении "проигравшей стороны" в биполярной конфронтации недавнего прошлого. И если это так, то неизбежно возникает мысль о том, как именно следует относиться к потоку поистине революционных инициатив в области ядерного разоружения, которые Москва представила миру за очень короткий срок — примерно за год — в 1991—1992 гг. Не допущены ли при подобной спешке определенные просчеты?

* "Российские интересы и разоружение" ("Полис", 1992, № 4).

Широкомасштабные обязательства СССР и России/СНГ по сокращению собственных ядерных арсеналов необходимо оценивать хотя бы по двум основным критериям. Выполнимы ли они с учетом экономических и технологических возможностей России? Будет ли их реализация способствовать укреплению национальной безопасности страны, если принять во внимание параллельное негативное воздействие ряда факторов, которые ранее не существовали, либо влияние которых в условиях высокого уровня ядерного противостояния было невелико.

Каскад соглашении и односторонних инициатив, которыми Москва и Вашингтон не уставали радовать мир в 1991—1992 гг., принято оценивать как "прорыв в ядерном разоружении" планеты и исключительно в положительном плане. Россияне, издавна привыкшие связывать свои материальные невзгоды с государственной ставкой на "пушки" вместо "масла", тоже обнадеженно вздохнули. Разумеется, жизненно важная для цивилизации необходимость "аннигиляции" безрассудных ядерных накоплений вряд ли может быть оспорена сегодня любым разумным человеком. Вместе с тем российские исполнители миролюбивых решений руководства, вплотную занявшись разоружением, сделали два не слишком приятных открытия. Трудно, правда, думать, что грамотные аналитики хотя бы не догадывались о них раньше и что американские коллеги с их хорошо поставленной бухгалтерией не просчитали заранее издержки госдепартамента (они же — доходы соответствующих частных корпораций) на разоруженческие усилия; вполне вероятно, что американцы "прикинули" также расходы советской стороны.

Первое "открытие" заключалось в том, что сокращение вооружений обходится столь же дорого, как и их наращивание. Даже еще дороже. Причем конкретные меры в данной области требуют немедленных и весьма значительных финансовых вложений, первоначально намного превосходящих ожидаемую экономию. Превышение же "дивидендов мира" над разоруженческими расходами ожидается лишь в среднесрочной, а то и в долгосрочной перспективе. Такая закономерность в целом не может сорвать процесс разоружения, но объективно способна замедлить и осложнить его течение, взвалив неподъемную ношу на экономически ослабленное государство. А "экономическая слабость" — и это понимают все — слишком "мягкий" эвфемизм для нынешнего состояния хозяйства России.

Во что же обойдется нашей стране выполнение взятых обязательств по ядерному разоружению, и способна ли она выдержать экономически запланированные темпы сокращений? В январе 1992 г. официальная оценка была оптимистичной — уничтожение ненужной части ядерного арсенала будет стоить всего 1, 5—2 млрд. руб. (правда, в ценах 1991 г. )" (1, 31. 1. 1992). Но уже 12 мая с. г. на сессии Верховного Совета России представитель Генштаба генерал Барынькин назвал совсем другие цифры: ликвидация снимаемых с вооружения тактических ядерных систем обойдется в 150 млрд., а стратегических — в 23 млрд. руб. Но и эти оценки приходится рассматривать как самый приблизительный ориентир. Во-первых, потому, что подписанное месяцем позже президентами Ельциным и Бушем "рамочное соглашение" предполагает дополнительные сокращения стратегических вооружений и, соответственно, новые расходы. Во-вторых, подобные "предсказания" трудно проверить без знания методики подсчета: "голая цифирь" оставляет широкое поле для невольных или вольных ошибок**. Непреднамеренные финансовые недооценки здесь вполне могут иметь место, ибо действительная стоимость цикла ядерного разоружения должна включать затраты как минимум по семи основным позициям.

1. Дезактивация и разборка всех "лишних" ядерных зарядов. Вне зависимости от места их нынешнего размещения на территории бывшего Союза данные операции почти наверняка будут проводиться на российских предприятиях и за российские деньги. Хотя точное количество имевшихся в СССР ядерных боеголовок до сих пор неизвестно, эксперты обычно сходятся на цифре 30 с небольшим тысяч единиц. Значит, снижение запасов до уровня в 3000—3500 стратегических боеголовок (по "рамочному соглашению") и 2000—3000 тактических (примерно столько может остаться у России после реализации односторонних обязательств советского и российского руководителей, принятых в конце 1991—начале 1992 г. ) потребует ликвидации примерно 25 тыс. ядерных зарядов. Стоимость разборки одного боеприпаса сопоставима со стоимостью его производства (от нескольких сотен тысяч до миллиона долларов) (2). Поэтому общие затраты здесь составят не менее 10 млрд. долл.

2. Строительство в России дополнительных складов для хранения снимаемых с вооружения на территории бывшего СССР ядерных зарядов. Имеющихся складских помещений явно недостаточно, поскольку в советский период за пределами России была развернута часть стратегических и значительная доля тактических (в передовых и приграничных группировках войск) ядерных боеприпасов. Проблему можно решить за счет сооружения новых хранилищ либо не менее дорогостоящего переоборудования "неспециализированных помещений". Дополнительных расходов требует и модернизация наличных складов, оснащение их электронной защитой там, где она отсутствует (нередко единственными ''защитными приспособлениями" являются обычные механические замки)***.

3. Строительство особых складов для долгосрочного хранения извлекаемых из ядерных зарядов расщепляющихся материалов. Их необходимо возвести не менее 5, каждый стоимостью 500 млн. долл. (3, 24. 1. 1992). Резкое сокращение арсеналов приведет к образованию и большого количества радиоактивных отходов, для которых также придется создавать дополнительные хранилища.

4. Разборка стратегических и тактических ядерных носителей (несколько тысяч единиц), пусковых установок, иной инфраструктуры.

5. Дорогостоящая конверсия предприятий по производству расщепляющихся материалов и носителей ядерного оружия, переобучение высвобождаемого из военной сферы персонала.

6. Осуществление многочисленных перевозок ядерных зарядов по территории России и СНГ, оплата мер безопасности.

7. Проведение широкомасштабных природовосстановительных мероприятий — едва ли не самая финансопоглощающая операция, если подойти к ней со всей ответственностью.

* Данную цифру назвал руководитель военной ядерной программы СССР В. Михайлов (ныне — министр атомной промышленности России).

** Вспомним, что сокрытие расчетных методик позволяло многие годы "умещать" весь советский военный бюджет в официальные 17 с небольшим млрд. руб., которые на самом деле представляли лишь малую долю реальных расходов.

*** По словам начальника лаборатории спецбезопасности Ядерного центра (Челябинск-70), снятые с вооружения ядерные боеприпасы размещают в России "на базах, построенных давно, более того, на дополнительные боеголовки не рассчитанных". Сроки службы многих складов уже истекли или близки к этому (1, 12. III. 1992).

Затраты на разоружение будут частично возмещены за счет снижения расходов на обеспечение функционирования уменьшающегося ядерного арсенала, резкого сокращения производства в ядерном секторе ВПК. Однако размеры такой "компенсации" не следует преувеличивать: производство и обслуживание ядерного оружия обходится относительно недорого, причем часть таких вооружений уже поставлена на сокращенное боевое дежурство и, следовательно, здесь доля возможных "дивидендов" уже получена. Кроме того, в условиях всеобщего экономического хаоса ограничены возможности по использованию отдельных узлов и компонентов ликвидируемых ядерных систем в гражданской промышленности. Экспорт их за рубеж зачастую нежелателен, либо подпадает под международные санкции. Проблематично и получение солидных доходов от конверсии военных производств, по крайней мере в обозримом будущем.

Думается, что "компетентные органы" при подсчете стоимости намеченных разоруженческих мероприятий учли далеко не все их финансовые последствия, ибо только разборка ядерных боеприпасов обойдется не менее, чем в 10 млрд. долл., что на порядок выше заявленных в мае с. г. 173 млрд. руб. Возражения в том смысле что, дескать, "коммерческий" и "оборонный" рубль имеют совсем разный "вес", уже не годятся. Раньше это действительно было так, но тогда экономика СССР была отделена от экономики Запада многочисленными барьерами-демпферами, в ней господствовал жесткий и зачастую произвольный план, а не рынок, и военный сектор хозяйства находился в уникальном привилегированном положении. Все подобное отходит в прошлое, поэтому реальное "содержание" военного и мирного рубля быстро сближается. Уже сегодня за многие предметы снабжения армия вынуждена платить рыночные цены.

Общая стоимость принятой программы ядерного разоружения, как представляется, может реально достичь нескольких триллионов рублей. Откуда их взять? Из военного бюджета вряд ли получится — в 1992 г. по сравнению с 1990 г. он уже сократился в реальном исчислении в 2, 5 раза (4, с. 47) и, видимо, будет снижаться и далее. Средства, которые получит армия, будут расходоваться также на проведение намеченной на ближайшее десятилетие радикальной военной реформы, ориентированной прежде всего на силы общего назначения. Целевые кредиты на разоружение, как показывает практика, Запад дает не охотно. К тому же мировой рынок переживает сейчас фазу вялой конъюнктуры (5). Можно, конечно, напечатать новые миллиарды рублей, но есть ли рациональность в том, чтобы "добивать" экономику гонкой вооружения? Может быть пренебречь мерами безопасности, сэкономить на экологии? Но и это, как показывает наш печальный опыт, не выход. И поскольку корень проблемы — в попытке выполнить огромную работу за короткий срок при скудных ресурсах, кому-то все же придется, вероятно, прислушаться к известной народной мудрости: скоро хорошо не бывает.

Второе "открытие", сделанное с началом массового разоружения, состоит в том, что сокращение вооружений — очень непростой технологический процесс. В случае с ядерными системами можно говорить о наличии узких мест во всех звеньях цепочки разоружения.

Складирование ядерных боеголовок. Здесь существуют три основные проблемы: обеспечение надлежащего числа специальных складских помещений; создание надежной системы их охраны; гарантирование физической безопасности самих боеприпасов во время хранения. О первых двух частично говорилось выше. К сказанному можно добавить, что с недавних пор Россия — не безопасное "убежище" для ядерных зарядов. В стране наметился процесс дезинтеграции, причем в ряде ее автономий и регионов появляются собственные вооруженные формирования. Понятно также, что строительство дополнительных ядерных бункеров, их модернизация, переоборудование "временных хранилищ" потребует многих месяцев и даже лет. Если, конечно, правительство ради экономии вообще откажется от этого. Третья проблема заключается в том, что складированные боеприпасы нуждаются в периодическом профилактическом обслуживании; необходимы и ядерные испытания, в ходе которых проверяется физическая стабильность хранимых зарядов, опробуются новые методы обеспечения физической безопасности боеголовок. Однако после многочисленных мораториев программу "разоруженческих" ядерных испытаний нужно фактически разрабатывать заново. В принципе можно было бы математически смоделировать "поведение" ядерных боеприпасов при хранении, но в России нет "электронного мозга" столь высокого уровня. Уходят в другие, более прибыльные сферы деятельности люди, имеющие опыт обслуживания боеголовок. Те же, кто остается, вследствие серьезной усталости от бытовых неурядиц способны совершать ошибки при проведении регламентных работ с ядерными зарядами. В тяжелом финансовом положении находятся центры и лаборатории, занимающиеся проблемой повышения ядерной безопасности. В результате, по словам бывшего начальника отдела конструирования ядерных боеприпасов Б. Горбачева, "если раньше мы хоть как-то могли поддерживать состояние наших боеприпасов на уровне, диктуемом безопасностью страны и людей, то сейчас это почти невозможно" (1, 4. II. 1992).

Транспортировка ядерных боеприпасов (из боевых частей в места складирования, со складов в места профилактики и обратно, со складов в места разборки и уничтожения и т. д. ). Это одно из наиболее уязвимых звеньев в процессе уничтожения ядерных систем: возможны захваты боеголовок, аварии на транспорте. Последнее весьма актуально для России, поскольку основная часть ядерных боезарядов перевозится по небезопасным железным дорогам (незначительное их число "едет" автомобильным транспортом). Кроме того, имеющееся количество специальною транспорта и контейнеров рассчитано на обслуживание лишь рутинных регламентных работ — на перемещение в любой момент времени нескольких сотен зарядов плюс небольшой резерв (6). Его явно недостаточно для выполнения нарастающего объема перевозок в условиях глубокого сокращения арсеналов. Для транспортировки ядерных боеголовок можно использовать "подручные" средства, но это, конечно, не безопасно.

Разборка ядерных боеприпасов. Обычный срок гарантии советских ядерных зарядов — 10—15 лет. По истечении этого времени они должны пройти "капитальный ремонт", либо быть сняты с вооружения и разобраны. Обычно ежегодно демонтируется 2—3 тыс. боеприпасов всех классов, причем на тех же заводах, где их собирали. Несложно подсчитать, что уничтожение 25 тыс. избыточных зарядов займет не менее 10 лет, что в принципе совпадает с сегодняшними оценками руководителей военной ядерной промышленности. На самом же деле времени потребуется больше. Прежде всего, сборочные предприятия по-прежнему будут выпускать "ядерную продукцию" для новых систем оружия, а также для замены исчерпавших срок годности зарядов на "штатных" вооружениях. Поэтому возможности перевода сборочных предприятий на режим разборки ограничены. К тому же, если на конец 1991 г. на территории бывшего СССР имелось 500 специалистов, которые могли бы быть привлечены к демонтажу ядерных зарядов, то ныне их число быстро сокращается (1, 12. III. 1992). Наконец, "разделка" боеприпасов способна замедляться и из-за нерешенности проблемы хранения расщепляющихся материалов.

Конверсия предприятий ядерного комплекса. Разработанная несколько лет назад руководством СССР программа конверсии военной промышленности провалилась. Это фиксировал Б. Ельцин, отметивший, что правительству России пришлось начинать практически с нуля (3, 22. 11. 1992). Пожалуй, наименее болезненно будет протекать конверсия на предприятиях, занятых выпуском носителей ядерного оружия. Значительно труднее осуществить преобразования собственно ядерного производства. Здесь российские ответственные лица столкнутся с отсутствием необходимых средств, а также с острым недостатком теоретических разработок и практического опыта в "ядерной конверсии".

Утилизация расщепляющихся материалов. Быстрая и полная утилизация извлекаемой из боеприпасов ядерной начинки в настоящее время невозможна. Поэтому основная часть расщепляющихся материалов со специализированных заводов будет поступать на склады. Параллельно должно идти строительство "могильников" для радиоактивных отходов. И те, и другие, необходимо спроектированы с учетом самых строгих мер безопасности (неграмотное складирование таких военных отходов в Че-лябинске-65 привело в 1957 г. к взрыву резервуара и заражению обширных территорий). В дальнейшем обогащенный уран может быть разбавлен и использован как топливо для атомных электростанции. Аналогичная утилизация плутония пока что затруднена. Активные исследования в данном направлении ведутся в Японии (в связи с чем страна закупает впрок огромные партии плутония). Очевидно, что такие же исследования необходимо предусмотреть и в России.

Учитывая огромные финансовые затраты, реальные масштабы которых еще, по-видимому, не осознаны, многочисленные технические сложности массовой ликвидации ядерных вооружений и сохранение — если не обострение — экономических проблем в России на обозримую перспективу, просто напрашивается вывод, что "цивилизованно" осуществить запланированные разоруженческие шаги не представляется возможным.

"РУССКАЯ РУЛЕТКА" ЯДЕРНОГО РАЗОРУЖЕНИЯ

Подписанный летом 1991 г. советско-американский договор по стратегическим вооружениям, бесспорно, имел немалое политическое и военное значение, сокращая среди прочего на 30—40% уровни ядерных арсеналов. Вместе с тем для России, которая в ближайшие годы может быть вынуждена создавать собственную автономную систему безопасности (сдерживания), он не был, впрочем, и не способен был быть идеальным. "Перекос" в пользу одной из сторон был заложен в это соглашение изначально. Достаточно назвать "своеобразные" правила засчета стратегических бомбардировщиков, когда нагруженная бомбами машина рассматривалась как одна ядерная боеголовка (при оборудовании самолета под крылатые ракеты их зачетное число для каждого бомбардировщика опять-таки меньше того количества, которые он реально мог нести). Или вынесение за рамки договора ядерных крылатых ракет морского базирования: стороны фактически обещали не производить их больше изначально запланированного количества. В результате, по оценкам министра обороны России П. Грачева, после выполнения данного договора США "могли бы иметь почти двойное превосходство по числу ядерных зарядов при их реальном засчете" (7, 23. VI. 1992). Способны ли были последующие мирные инициативы М. Горбачева (им Россия обещала следовать) и Б. Ельцина действительно взаимоприемлемо скорректировать разоруженческие усилия сторон, разумеется, теперь уже с учетом национальных интересов России? Попробую предложить некоторые данные для дальнейших размышлений облеченных ответственностью политиков.

Одно из ключевых положений этих инициатив — дальнейшее снижение числа стратегических ядерных зарядов до 3—3, 5 тысяч к 2003 г. (по "рамочному соглашению"). Для правильной оценки его последствий необходимо прежде всего определить, достаточно ли будет остающихся боеголовок для выполнения функциональных задач стратегических сил. Их П. Грачев сформулировал так: СНВ остаются основным средством обеспечения национальной безопасности страны и являются гарантом сдерживания от развертываний ядерной и обычной войн (7, 23. VI. 1992). Такой подход в принципе соответствует постановке вопроса в единственном на момент написания статьи официальном документе, обозначающем контуры будущей российской военной доктрины — Заявлении Президиума ВС РФ о приоритетах военной политики от 1 апреля 1992 г.

Задачи представляются вполне серьезными даже с учетом нынешней благоприятной международной обстановки. Для их выполнения стратегические наступательные силы должны как минимум иметь способность выжить при самом неблагоприятном развитии событий и нанести нападающей стороне неприемлемый для нее ущерб. Что это значит практически? По разработкам академика А. Сахарова, которых сегодня, похоже, придерживаются российские военные, потенциал сдерживания должен обеспечить гарантированную доставку на цели 500 одномегатонных боеголовок (4, с. 58). Поскольку Россия планирует использование ядерного оружия только в ответном ударе, то указанное количество нужно скорректировать с учетом неизбежных потерь на неядерной фазе гипотетического конфликта*; от первого ядерного удара — не менее 75% имеющихся вооружений (7, 1. VIII. 1992)**; при прохождении через оборонный пояс ПРО и ПВО другой стороны (пока еще не ясны конечные результаты "инициативы в области ПВО", начатой в США при Р. Рейгане, но нынешний вариант программы СОИ, который, скорее всего, будет осуществлен с нашей поддержкой или без нее — будет способен перехватывать до 200 боеголовок). Надо также учесть и отказы, поломки и несрабатывания, неизбежные при использовании даже очень совершенных систем. По ориентировочным расчетам специализированного НИИ (представлены Л. Волковым), указанные выше дестабилизирующие факторы при существующих сегодня уровнях ядерных вооружений снижают сдерживающие возможности последних в 1, 5—2 раза, при уровне в 5 тыс. боеголовок — в 2—3 раза, а при уровне в 2, 5 тыс. — уже в 7—8 раз, практически исключая решение задач стратегического сдерживания (4, с. 68). В итоге 3, 5 тыс., а тем более 3 тыс. боеголовок (запланированные "рамочным соглашением" пределы) может не хватить для решения боевых задач, а значит их будет недостаточно и для осуществления политической функции сдерживания.

Конечно, в отдаленной перспективе нельзя исключать уменьшения стратегического арсенала России до 3 и менее тысяч боеголовок. Но в этом случае необходимо было бы обеспечить параллельное выполнение ряда условий, важнейшими среди которых являются: сокращение высокоточных дальнодействующих обычных вооружений и введение жестких ограничений на развитие их новых классов; запрещение применять такое оружие против стратегических систем наземного и морского базирования (включая подлодки-ракетоносцы) на фазе неядерного конфликта; сдерживание военно-технического прогресса в области стратегических систем (о его прекращении речь пока не идет), особенно в плане наращивания возможностей по уничтожению стратегических средств другой стороны; вето на создание и развертывание систем ПРО, выходящих за рамки договора по ПРО от 1972 г. и протокола к нему.

*Война в Персидском заливе показала большие возможности обычных высокоточных дальнобойных средств по поражению укрепленных военных целей, какими в большинстве своем и являются СНВ.

** Оценке в 75% отражает не политические реалии — они могут быстро измениться, но фактические возможности США и России/СНГ. Уровень потерь России мог бы быть и выше — из-за ослабления ее системы предупреждения о ракетном нападении, часть объектов которой осталась на территориях ныне суверенных республик бывшего Союза.

Другое ключевое положение антиядерных инициатив последнего времени — "разгрузка" стратегических ракет, в т. ч. переход на моноблочные МБР и сокращение числа боеголовок на ракетах морского базирования. Такой подход в принципе можно было бы приветствовать, поскольку "разгрузка" ракет уменьшает число "выгодных" целей и снижает число "поражающих элементов". Но при его реализации важно учесть интересы обеих сторон, чего пока добиться не удалось. У нас дополнительные сокращения должны быть произведены прежде всего за счет дополнительного демонтажа тяжелых ракет СС-18, являющихся на сегодня основой стратегического потенциала России. Одновременно предусмотрена полная ликвидация всей связанной с ними инфраструктуры. Опора же стратегического потенциала США и их основные "обезоруживающие" средства — морские ракеты Трайдент-2 — не только не уничтожались бы, но их число выросло бы с 96 единиц на середину 1991 г. до 432 к 2003 г., а число боеголовок на них увеличилось бы с 768 до 1728 (при уменьшении боезарядов на каждой ракете с 8 до 4)*. Есть здесь и еще один "фокус". В "рамочном соглашении" имеется оговорка, позволяющая сохранять на ракетах "платформы" для крепления боеголовок. Это, в частности, означает, что в течение всего нескольких часов ракеты Трайдент-2 могли бы быть "догружены" до их современного уровня, в результате чего стратегический потенциал США мгновенно возрастает (7, 25. VIII. 1992). России "догружать" будет нечего, поскольку на суше предполагается сохранить лишь изначально моноблочные ракеты СС-25, а наши морские ракеты планируется сокращать так, чтобы не уменьшать на остающихся комплект боеголовок.

С учетом данного обстоятельства, а также имея в виду перспективу развертывания США противоракетной обороны, можно было бы порекомендовать — если будет все же принято решение пойти на глубокие сокращения стратегического арсенала — не уничтожать многозарядные российские ракеты (не только СС-18, но СС-17, СС-19 и новейшие мобильные СС-24), а "разгрузить" их, как предполагается поступить с американскими МБР Минитмен-3. И закрепить, конечно, это условие совместным протоколом договаривающихся сторон. Тогда оставшийся свободный "забрасываемый вес" было бы целесообразно использовать для размещения дополнительных традиционных средств прорыва ПРО (или просто многочисленных железных болванок, которые, разумеется, не засчитывались бы как боеголовки, но были бы практически неотличимы в полете от реальных боезарядов и способствовали бы "перегрузке" системы ПРО). Не создавая дополнительной угрозы США, Россия тем не менее укрепляла бы сдерживание, а значит и глобальную стабильность. До требуемого соглашениями уровня можно было бы "снизиться" за счет более глубокой "разгрузки" морских ракет России/СНГ.

Серьезным недостатком недавних разоруженческих "пакетов" является то, что они не предусматривают ограничений на продолжающуюся качественную гонку стратегических наступательных вооружений. Постоянное совершенствование стратегических систем (увеличение точности, снижение обнаруживаемости в полете) делает их лучше приспособленными для уничтожения ядерных средств другой стороны, что, бесспорно, подрывает доверие и стабильность. Кроме того, появилась техническая возможность создания неядерных стратегических ударных систем, которые гораздо легче применить на практике и которые пока не связаны никакими количественными ограничениями (о существовании таких систем, являющихся переходным классом между высокоточными дальнобойными неядерными вооружениями и стратегическим ядерным оружием, уже давно говорят на Западе, теперь за их разработку ратуют и российские военные) (см. Данилевич А., Шунин О.; 8, 1992, № 1, с. 46—54). Продолжается и совершенствование собственно ядерных зарядов, включая создание "узкоспециализированных" ядерных боеголовок третьего поколения (работы идут и в США, и в России (8, 1991, № 11—12, с. 117—121). Следовательно, повышается вероятность того, что после соответствующей пропаганды подобных научных достижений с якобы сугубо ограниченным — "хирургически точным" — военно-техническим предназначением, а значит и более "гуманным", общественное отношение к применению ядерных компонентов в оружии в итоге будет не столь категорически-отрицательным, как сегодня.

Разоруженческие инициативы последних двух лет вызывают, по мнению автора, и другие возражения как бы "технического" плана, которые отражены в нижеследующей таблице.

* Эти данные приводились на конференции экспертов "Ядерное сдерживание после холодной войны", проведенной 30 июля 1992 г. (3, 31. VII. 1992).

ТРОЯНСКИЙ КОНЬ ПО ИМЕНИ ГПАЛС

Особняком в российских разоруженческих пакетах стоит заявленная ею готовность сотрудничать с США в деле создания неких космических структур, связанных с ПРО*. Еще 19 января с. г. Б. Ельцин предложил совместно с США осуществить и эксплуатировать глобальную систему защиты мирового сообщества, основой которой стала бы переориентированная программа СОИ, использующая передовые технологии российского ВПК. Несмотря на недвусмысленность данного заявления, возникли различные его толкования. Позже Президент уточнил для журналистов, что он имел в виду лишь совместное слежение и оповещение об угрозе ракетного нападения. Судя по разноречивым высказываниям официальных лиц, в российских правительственных кругах нет четкого мнения о том, в какой именно космической инициативе страна хотела бы участвовать и каковы конкретно цели такого сотрудничества.

Особые сомнения вызывает гипотеза российского участия в разработке противоракетной обороны, что фактически предполагает присоединение России к СОИ в ее нынешнем варианте — "глобальная система защиты от случайного (ограниченного) пуска баллистических ракет" (английская аббревиатура — ГПАЛС). Похоже, что американцы действительно будут развертывать эту систему без принципиальных изменений в ее "идеологии": реализация утвержденных в рамках СОИ военно-технических проектов идет довольно успешно, в них вложено слишком много средств, чтобы можно было отказываться от идеи или вновь резко поменять направление работ (хотя конкретные масштабы развертывания системы способны отличаться от намеченных сегодня). Кроме того, все больше сторонников в США завоевывает концепция "сокращения стратегических вооружений под прикрытием стратегической обороны" (Defense-Protected Build-Down). В соответствии с ней глубина дальнейших сокращений стратегических наступательных вооружений (например, по "рамочному соглашению") должна зависеть от наличия и эффективности оборонительных мероприятий, поскольку ограниченный потенциал СНВ сам по себе не способен обеспечить надлежащим образом национальную безопасность США. В частности, сторонники концепции считают, что снижение до уровня в 3, 5 тыс. ракетных боеголовок требует одновременного развертывания в США двухэшелонной системы ПРО, которую, собственно, и предполагается вводить с конца этого десятилетия (9).

В интересах ли России становиться участницей американской системы ПРО даже с учетом ее полноправного места под противоракетным зонтиком? Попытаюсь высказать свои соображения, начиная с военных аспектов проблемы. Наиболее разумным у сторонников российского участия представляется довод о возможной совместной с США (не исключается и привлечение других западных стран) обороне против угрозы со стороны ядерного оружия и ракетных технологий многочисленных нестабильных режимов в "третьем мире". Но и в данном тезисе есть немало спорного. Создание в странах Юга ядерных баллистических ракет большой дальности, способных поражать территории России и особенно США, можно ожидать лет через 10—15. И то при условии, что таким режимам удастся собрать воедино деньги и технологии, развернуть большие производственные мощности, а затем преуспеть в самом изготовлении ядерных боеголовок. В любом случае подобные крупные приготовления не остались бы незамеченными и могли бы быть пресечены превентивными действиями мирового сообщества, благо такой опыт уже имеется.

* Первой публикацией, излагающей идею и направления потенциального сотрудничества России и США в создании совместной космической системы (противоракетной, а также с другими возможными функциями), была статья Н. Моисеева, А. Левикова, Ю. Павловского, К. Черевкова "Новый виток гонки вооружений или новое мышление" в № 5 "Полиса" за 1991 г.

Ядерное, оружие с Юга было бы, видимо, технически легче доставить к цели в США или России "в чемодане" или на самолете. Против указанных способов даже перспективная система ПРО бессильна. Для России также существует вероятность поражения ее рубежей ракетами ограниченной дальности, которые имеются к югу от ее границ уже сегодня. Нейтрализация этих угроз требует совершенствования систем ПВО (включая меры по борьбе с крылатыми ракетами), развертывания на наиболее угрожаемых направлениях тактической ПРО, организация борьбы с международным терроризмом в глобальном масштабе. Поэтому в ближайшее десятилетие нам было бы выгоднее целенаправленно инвестировать в данные области, ограничиваясь в отношении космического оружия, например, только НИОКР.

Теоретически существует угроза случайного или несанкционированного пуска ракет с территории России или США, который могла бы отразить совместная ПРО. Но пока ни одного подобного пуска боевой ракеты не было благодаря высокой надежности систем контроля над использованием ядерного оружия у обеих сторон (в России/СНГ на эффективности процедур контроля никак не сказались даже серьезнейшие политические пертурбации последних полутора лет). Кроме того, с данной угрозой дешевле и проще бороться, улучшая уже имеющиеся механизмы предотвращения несанкционированных стартов ракет.

Получается, что основной, если не единственной задачей совместной космической системы была бы оборона друг против друга (точнее, против ответного ядерного удара другой стороны, поскольку предполагаемая ограниченная защита заведомо неспособна выдержать массированный первый удар), что выглядит довольно несуразно в стратегическом аспекте. Если же рассматривать стратегическое "взаимодействие" двух стран, то, как представляется, в интересах России было бы не пытаться своим участием "приручить" СОИ, направив ее в выгодное для себя русло (это практически невозможно, о чем недвусмысленно заявляли и США), а сохранить не дестабилизирующий ситуацию солидный запас однозарядных наземных баллистических ракет, оснащенных усиленными средствами прорыва ПРО, о чем говорилось выше.

Имеются и другие серьезные недостатки совместного противоракетного проекта. Участие в нем России приведет скорее всего к ослаблению режима договора по ПРО, являющегося, по общему мнению, в течение последних 20 лет основой стратегической стабильности и разоруженческого процесса, а в дальнейшем — к его возможному аннулированию. Будет, видимо, подорвана международно-правовая основа разоружения, в частности, могут появиться сомнения относительно продления договора о нераспространении ядерного оружия в 1995 г. Усилятся ослабшие было позиции сторонников СОИ в США (в т. ч. желающих возвращения к варианту широкомасштабной ПРО и настаивающих на "достройке" ГПАЛС), тяга других крупных держав к военному освоению космоса, созданию новых средств по преодолению или обходу перспективных систем ПРО. Мне не хотелось бы нагнетать мрачные предчувствия, но не исключено, что всему миру придется привыкать к новому (нестабильному?) оборонительно-наступательному стратегическому режиму.

Весьма "чувствительным" является вопрос о том, как будет осуществляться намечаемое сотрудничество, например, в технологическом плане. Сами США никогда не делились своими "высокими технологиями'', даже кооперацию со своими давними союзниками в рамках программы СОИ они свели в 80-е годы к выполнению европейцами, Японией и Израилем отдельных разработок и исследований прикладного характера. А вот перелив технологий из России/СНГ (точнее — их скупка за бесценок, поскольку на эти цели сторонники СОИ предлагают выделить несколько десятков млн. долл. и сэкономить, значит, миллиарды) вполне возможен. В космической области американцам есть чему поучиться у стран СНГ (например, в создании ракетных двигателей на жидком топливе, где США отстают лет на 10—15, космических ядерных энергетических установок и т. д. ).

Не ясно, как будет осуществляться совместное управление столь сложной и жизненно важной для безопасности обеих сторон системой. Если в ней будет несколько участников, имеющих право голоса, то система вообще может оказаться малоуправляемой. Шансы на компромиссы, конечно, есть, и немалые. Но нетрудно догадаться, что при охлаждении отношений двух стран, что в принципе нельзя исключать (смена политических руководств, государственных идеологий и т. д. ), у них неизбежно возникнут подозрения, что из-за технических манипуляций обоюдный контроль превратится в односторонний. Это означает резкое обострение всей международной ситуации.

В ближайшие годы по понятным причинам Россия также вряд ли способна без неимоверного напряжения всех своих сил оплатить "космическую часть" своих разоруженческих предложений. Участвовать в ГПАЛС нам пришлось бы на паритетной основе с США, чтобы иметь равные права в использовании данной системы, а стоимость развертывания ГПАЛС оценивается в 40—150 млрд. долл.

Наконец, необходимо сказать и о потенциальных политических последствиях участия одной России в совместном с США военно-космическом проекте. Оно способно омрачить отношения нашей страны с другими участниками СНГ (выдвижение Россией односторонних инициатив без консультаций с партнерами по Содружеству уже породило у них заметное беспокойство), вызвать у них подозрения, что военная кооперация Москвы и Вашингтона в космосе, если и не направлена прямо против них, то во всяком случае затрагивает интересы их национальной безопасности. Тем более, что Россия будет "вкладывать" в совместную с США СОИ технологии, начало разработки которых приходится в основном на время существования СССР, следовательно, все его республики участвовали в них своими материальными или интеллектуальными ресурсами. Вероятным результатом всего этого может стать отказ членов "ядерного клуба" СНГ от обязательств по ликвидации ядерного оружия на своей территории.

Россия также рискует испортить отношения с европейскими странами, особенно если те не будут приглашены к сотрудничеству или не получат желаемой доли участия. Понятно, что осложнятся отношения и с наиболее развитыми странами "второго" и "третьего мира", с которыми нам совсем нет нужды враждовать и которые пока являются для нас наиболее реальными экономическими партнерами.

Более приемлем вариант развертывания совместных систем контроля космического пространства и предупреждения о ракетном нападении. Однако практическим шагам в данном направлении должны предшествовать, по крайней мере, гармонизация внешнеполитических интересов России и США, установление между ними еще более тесных и стабильных (здесь — не подверженных возможным изменениям идеологической линии будущих руководств) партнерских отношений, что подразумевает согласование военных доктрин двух стран, взаимодополняемость и даже частичную интеграцию обоих военных потенциалов. До этого еще очень далеко.

США при всех их оговорках — следуют довольно жесткому политическому принципу: жизненные интересы ни с кем не делятся. Я убежден, что сейчас едва ли не самая важная политическая задача России — четкое определение, обнародование концепции ее национальных интересов во всех аспектах — внешних, внутренних, экономических, политических, культурных и т. д. В этом смысле позиция целостности интересов государства выглядит вполне привлекательно.

* * *

Пора кратко суммировать мнения, высказанные автором в статье "Российские интересы и разоружение" ("Полис", 1992, № 4) и в настоящем материале.

При отсутствии общей концепции национальных интересов и безопасности, целостной внешней политики, военной доктрины у России тем не менее имеется радикальная политика в области разоружения. Это само по себе выглядит довольно странно. Данная линия, разработанная явно в спешке и под сильным влиянием общеполитической (в т. ч. внешней) конъюнктуры, далеко не во всем, на мой взгляд, отвечает национальным интересам страны. Прежде всего кажется опрометчивой ориентация на опережающее сокращение ядерных вооружений, которые — и этого никто не отрицает — являются основой национальной безопасности России и, кроме того, обходятся казне относительно дешево. С такой точки зрения разумнее было бы уничтожать значительные избытки устаревшей техники сил общего назначения — на ее содержание уходит львиная доля военного бюджета. Конечно, и здесь неприемлемы "обвальные" бездумные сокращения, которыми в свое время так увлекался Н. Хрущев, и уничтожаемые вооружения в целом ряде случаев должны восполняться существенно меньшим количеством оружия, однако непременно созданным на основе самих передовых, вместе с тем экономичных (по критерию "стоимость—эффективность") технологий. Значит, в рамках военного бюджета необходимо увеличить долю расходов на военные НИОКР, распределив средства как можно более рационально — по самым перспективным в плане обеспечения национальной безопасности направлениям.

Непродуманной и даже рискованной представляется российская политика в области ограничений ядерных вооружений. Ее осуществление потребовало бы огромных финансовых и материальных вложений, непомерных по возможностям страны в ближайшие годы. Существуют колоссальные технические сложности, связанные с проведением глубоких сокращений ядерных арсеналов в очень сжатые сроки. Россия, беря на себя подобные обязательства, будет принуждена форсмажорными по отношению к самому разоружению обстоятельствами так или иначе нарушать свои обещания — по срокам, объемам и пр. Кроме того, предлагаемые сокращения вызывают серьезные сомнения и в плане их военной целесообразности. Наконец, опрометчив, по ряду соображений, заявленный переход России в лагерь сторонников СОИ. Как представляется автору, России следовало бы сконцентрировать усилия прежде всего на выполнении обязательств, вытекающих из договора по сокращению стратегических вооружений, подписанного летом 1991 г. и ратифицированного американским сенатом, а также на постепенной ликвидации устаревших тактических ядерных вооружений. Здесь работы вполне достаточно на ближайшее десятилетие. Сверхрадикальные разоруженческие шаги в области ядерного оружия, а также инициативы в сфере совместных противоракетных проектов, — дело, видимо, более поздних времен, когда, с одной стороны, международная военно-политическая стабильность примет необратимый характер, а с другой — сама Россия четко определит свое новое место в мире.

Сказанное выше вовсе не означает, что России необходимо свернуть усилия в области разоружения — я уверен, что бездействие здесь вредно и не отвечает ее национальным интересам. Но также опасна и поспешность, не учитывающая весь комплекс ее экономических, военных, политических и социальных обстоятельств.

1. "Комсомольская правда".

2. Defence Budjet Project, 1991, October 3, p. 4.

3. "Известия".

4. 'Военная мысль". Спецвыпуск, 1992.

5. См.: Умов В. И., Лапкин В. В. Кондратьевские циклы и Россия: прогноз реформ. — "Полис", 1992, № 4.

6. Campbell К., Karter A., Miller S., Zraket Ch. Soviet Nuclear Fission: Control of the Nuclear Arsenal in a Disintegrating Soviet Union. —"CSIA Studies in International Security", 1991, Nov., p. 29.

7. "Красная звезда".

8. 'Военная мысль".

9. "Зарубежное военное обозрение", 1992, № 8, с. 4, б.