Сайт портала PolitHelp ПОЛНОТЕКСТОВОЙ АРХИВ ЖУРНАЛА "ПОЛИС" Ссылка на основной сайт, ссылка на форум сайта

ВИЛЬГЕЛЬМ ФОН ГУМБОЛЬДТ О КОНСТИТУЦИОННОМ ГОСУДАРСТВЕННОМ УСТРОЙСТВЕ (ч.2)

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПУБЛИКАЦИИ

Новая ценностно-нормативная система, какою в условиях глубокой секуляризации общественного сознания европейского Нового времени стало правосознание, в рамках философии развертывалась "в теоретическое правопонимание и цивилизованную политологию" (формулировка Э. Ю. Соловьева) и развивалась в общем русле становления либерализма как сложной совокупности мировоззренческих, экономических и политических принципов. Осознание реальных трудностей практического воплощения этих принципов при сохранении верности и просветительскому идеалу торжества Разума, и гуманистическому идеалу органично развивающейся личности как высшей ценности принимало на определенном этапе форму самокритичной рефлексии либерализма, прояснения им собственных философских оснований. Один из первых примеров такой рефлексии явлен на германской почве в политических сочинениях представителя классического немецкого гуманизма и немецкой либеральной политической мысли Вильгельма фон Гумбольдта (1767—1835).

Самокритика либерализма, впервые на европейском уровне проявившаяся в его (В. Гумбольдта) концепции государства, осуществлялась, во-первых, в направлении более широкого, соответствующего идеалу "гуманности" понимания свободы — не только как свободы экономической деятельности на основе гарантии частной собственности, но и как защищенности от государственного вмешательства также и всей сферы духовного развития человека (см.: Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М., 1985, с. 25, 141). Во-вторых, такая самокритика либерализма была связана с социально-философским обоснованием неприятия политического априоризма в государственном строительстве: не по принципам абстрактного разума должно создаваться любое новое государственное устройство, а с учетом исторически обусловленной идентичности соответствующей нации, складывающейся, как мы теперь сказали бы, в "нацию-государство". Еще до романтиков (в частности, А. Мюллера) и исторической школы права В. Гумбольдт в определенном смысле обнаружил органическое понимание сущности государства и естественных предпосылок его развития, не зависящих от вмешательства человека и его разума, — понимание, несвойственное рационалистам XVIII в.

Все это нашло свое отражение в публикуемых нами (впервые на русском языке) двух политических сочинениях В. Гумбольдта (второе публикуется лишь частично, в виде отрывка), отделенных друг от друга 27 годами, наполненными напряженной и разнообразной деятельностью, когда он — политический философ, государственный деятель и дипломат (и выдающийся лингвист) — находился в самой гуще бурных событий европейской политической истории.

Конечно, перед нами два совершенно разных документа. За строками "Письма к другу" (1791) вырисовывается облик молодого ученого-гуманиста, который с глубокой проницательностью критически высказывается о "французских делах", о попытке возведения в революционной Франции совершенно нового здания государства на принципах Разума. А теперь взглянем на второй документ — памятную записку (1819): мы видим уже умудренного огромным опытом прусского государственного чиновника, составляющего сугубо деловой по стилю документ. Вместо философской критики конституционно-государственного строительства в соседней стране мы здесь имеем дело, напротив, с тщательнейшей позитивной разработкой конкретных идей конституционного устройства в собственном отечестве,

И тем не менее оба документа отмечены глубокой общностью. В самом деле, "Письмо к другу" выходит из-под пера все-таки уже сложившегося политического мыслителя, чьи взгляды философски глубоко отрефлектированы. Ну, а памятная записка? Хоть пишет ее обремененный государственными заботами деятель, причем по деловому же поводу (анализ поступивших материалов по конституционному вопросу), однако в документе не чувствуется бюрократической приземленности. Разве что уверенность в собственной правоте стала более трезвой, зрелой — не от сознания ли, что жизнь подтвердила давние, столь значимые прогнозы? В тексте, который состоит преимущественно из "дополнений", посвященных обоснованию собственного проекта, сквозь подобающий жанру стиль энергично пробиваются те же идеи, с которыми мы познакомились в "Письме", только облеченные в плоть практического реформаторства. Словом, все это пишет опытнейший "государственный человек", сохранивший верность и идеалам, и откровениям своей молодости.

Мысли о непреложной исторической преемственности, о том, что "процессы государственной и правовой жизни регулируются законами исторического развития и поэтому лишь в

ограниченной мере поддаются произвольному формированию в соответствии с идеями абстрактного разума" (см.: Schaffstein F. Wilhelm von Humboldt. Ein Lebensbild. Yrankfurta M., 1952, S. 76), впервые высказанные В. Гумбольдтом в 1791 г., повторяются и развиваются во многих параграфах его памятной записки 1819 г. Поздний В. Гумбольдт, не отказываясь от либеральных идей и связанной с ними необходимости реформирования всей прусской государственной системы, вновь и вновь подчеркивает, что осуществлять разного рода политические новации необходимо с осторожностью, памятуя, что при любой реформе новое состояние должно быть связано с предшествующим.

О ВВЕДЕНИИ ЗЕМЕЛЬНО-СОСЛОВНЫХ КОНСТИТУЦИЙ В ПРУССКИХ ГОСУДАРСТВАХ*

Государственному министру фон Штейну.

Франкфурт—на—Майне, 4 февраля 1819 г. (2)

§ 1. Переданные мне материалы (3) содержат сочинения столь многоразличные, что было бы равно затруднительным как распространяться обо всех, так и выбрать какое-либо одно для более тщательного разбора, сколь бы на то ни напрашивались в особенности некоторые в силу своих внутренних достоинств и основательности мыслей. Поскольку, однако, речь в данном случае идет лишь о том, чтобы высказать согласие с ведущими идеями, содержащимися во всей совокупности предложений, или же изложить возможные сомнения в отношении их, то лучше всего будет вкратце рассмотреть все основные вопросы, могущие возникнуть при введении в прусских государствах земельно-дословных конституций, и уяснить себе, каков был бы желательный подход к ним. При этом придется столкнуться и с теми из них, которые не затронуты в означенных материалах, что явится поводом для нового обсуждения в устной или письменной форме.

§ 2. В соответствии с такой методой далее будет последовательно говориться

1) о цели и сфере компетенции (Geschaftskreis) земельно-сословных учреждений (последнее слово берется в его самом широком смысле),

2) об их образовании и деятельности,

3) о том, каким образом их следовало бы постепенно приводить в действие.

1. ЦЕЛЬ И СФЕРА КОМПЕТЕНЦИИ ЗЕМЕЛЬНО-СОСЛОВНЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ В ЦЕЛОМ

§ 3. В качестве основных целей введения земельно-сословной конституции в рассматриваемых материалах вполне справедливо указываются следующие:

1) объективная, заключающаяся в том, что благодаря этому управление со стороны правительства становится:

а) более качественным — исходя скорее из основательного знания конкретного положения дел, чем из абстрактной теории;

б) более устойчивым — не бросаясь столь резко от одной системы к другой;

в) более простым и менее дорогостоящим — в результате передачи ряда отраслей управления местным органам;

г) наконец, более справедливым и законосообразным — благодаря более прочной связанности нормами и предупреждению стороннего вмешательства по каким-либо поводам;

2) субъективная, состоящая в том, что гражданин, участвуя в законодательной деятельности, в деятельности по контролю и управлению, в большей мере обретает гражданское чувство и гражданские навыки, благодаря этому становится нравственнее сам и придает большую значимость своим занятиям и индивидуальной жизни, теснее связывая их с благом сограждан.

К этим двум целям можно прибавить и немаловажную третью, состоящую в том, что:

3) для подачи любым гражданином жалоб открывается более удобный путь, чем это имело место до сих пор, а общественное мнение оказывается в состоянии и побуждается с большей серьезностью и правдивостью высказываться об интересах страны и о мерах правительства.

Дополнение1.

§ 4. Если земельно-сословную конституцию мыслить как некоторый антагонизм, а земельные сословия—как некую оппозицию — а такого рода представление по меньшей мере вполне естественно, — то у нас она может выступать как направленная отнюдь не против посягательств короны — коих, как показывает длительный опыт, следует опасаться в столь малой степени, что ради этого в такой конституций вообще не было бы необходимости, — но зато определенно против

а) неустойчивой и нецелесообразной организации и подобного же образа действий высших органов управления, а также

б) против разрастания и повсеместного распространения государственных органов вообще, что помимо прочего, плохо тем, что чиновничество, особенно в условиях падения престижа дворянства, выглядит единственно имеющим какой-либо вес и поэтому каждый стремится прибиться к этому классу.

* Humboldt, Wilhelm von. Uber Einrichtung landstahdischer Verfassungen in den preufiischen Staaten. — In: Humboldt W. Werkeinfun/Banden. В., 1964. Bd. IV., S. 433 — 444. (1)

§ 5. Поскольку перед лицом собрания сословий не может сохраняться непоследовательное управление, высшие органы управления вынуждаются и приучаются, благодаря ему, действовать на основе твердых принципов, остающихся постоянными при смене лиц и подвергаемых изменению лишь с большой осмотрительностью, что является единственной внутренней гарантией, точно так же, как строгая ответственность — единственной внешней гарантией, качественности министерства. Ответственность же возрастает двояко: во-первых, перед земельными сословиями, а во-вторых — перед королем, который в земельных сословиях обретает — себе самому в подспорье и к собственному своему руководству—строгого и компетентного критика своих министров. Наконец, конституция с ее нежесткими формами налагает на пристрастие к новым законам и учреждениям, каковые при ее отсутствии легко вырождаются в надуманные затеи, благодетельную узду; в итоге же благодаря земельно-сословным учреждениям различным образом выигрывает устойчивость, которая является главной задачей любого правления и которая в нем гораздо важнее проницательности и гениальности.

§ 6. Но и само собрание сословий может стать элементом неуместного новшества, а потому, как явствует из вышесказанного, самое серьезное внимание должно быть уделено тому, чтобы такого не допустить. Это достигается, как покажет последующее изложение, тем, что точно очерчивается круг деятельности этого собрания, и тем, что его не создают, как это имеет место во Франции, непосредственно на базе всей массы народа, но от управления простейшими объединениями граждан через промежуточные звенья поднимаются до рассмотрения общегосударственных дел.

§ 7. Правовые гарантии, которые народ получает благодаря конституции, — двоякие: те, что опосредованным образом вытекают из существования и деятельности земельных сословий, и те, которые, составляя раздел Основного закона, артикулируются непосредственно им.

§ 8. Последние необходимо должны включать:

1) гарантию индивидуальной, личной безопасности, определяемой исключительно в соответствии с законом;

2) гарантию собственности;

3) свободу совести;

4) печати.

Можно утверждать, что за немногими, редкими и, быть может, еще до некоторой степени извинительными в себе исключениями, первые три в Прусском государстве существуют на деле, фактически. Однако они не артикулированы, а это, т. е. форма, столь же существенно, как и само дело, не для одного лишь непосредственного результата, но также — и главным образом — для обратного воздействия на характер народа, которому, чтобы он непреложно и принципиально повиновался закону, должно быть и вытекающее из закона право представлено в качестве непреложного принципа.

О свободе печати подробнее будет говориться в третьем разделе.

§ 9. Многие конституции добавляют сюда еще гарантию права государственных должностных лиц быть освобождаемыми от своих должностей только по суду. Но такую гарантию, пожалуй, следовало бы предоставить лишь чиновникам органов правосудия и притом если этого требует обеспечение защиты личности и собственности. Распространение же ее на все государственные должности плохо уже тем, что порождает привычку смотреть на них как на доходные места, и неприемлемо деже в отношении некоторых должностей, требующих особого таланта, — а государство к тому же может порой и ошибаться в личностях. Все же заслуживает изучения вопрос о том, не следовало ли бы такую гарантию распространить на некоторые другие должности, помимо тех, которые связаны с правоохранительной деятельностью. Английская конституция решительно не знает ничего подобного. Напротив, большинство видных должностных лиц обычно сменяется вместе со сменой правительства, что, однако же, связано там с такими условиями, которые у нас отсутствуют.

§ 10. Упрощение управления является одной из основных целей. Но оно, собственно, не состоит лишь в передаче определенных отраслей управления.

Ведь если только существуют иные, помимо государственных, органы, занятые подлинно живой деятельностью, они сами по себе (пусть даже их и не сделали распорядительными) являются контролирующими, а также вырабатывающими рекомендации и, следовательно, освобождают государственный орган от части его работы. Для того, однако, чтобы это на деле произошло, осуществлять контроль и представлять рекомендации они должны не исключительно по вертикали вверх и вопреки государственным органам, а преимущественно на собственном уровне, а также по вертикали вниз, и в контакте с последними; если же какие-то из них не будут одновременно и осуществляющими управление, то контроль и выработка рекомендаций с их стороны так и не станут подлинно практически вытекающими из потребности и действительного положения вещей, а для возникающей столь естественно тяги к тому, чтобы контролировать и выступать с рекомендациями, так и не будет должным образом найден противовес в виде более основательного знания дела и верного понимания трудностей управления. Но из всего этого опять—таки следует, что общее собрание сословий должно зарождаться на все более суживающихся, чем далее от самого низа вверх, ступенях других подобных институтов и что его живительным принципом должно быть не влечение к соуправлению целым, а подлинный дух сообщности, устремленный к тому, чтобы сделать ненужным большой объем управления путем целесообразного упорядочения отдельных отношений — единственная истинная основа внутреннего благополучия любого государства.

Дополнение 2.

§ П. Говоря об этой цели, надо сразу устранить одно весьма обычное в наши дни недоразумение. Очень часто приходится слышать, а еще больше вычитывать в печати, сетования на то, что народ не проявляет достаточного участия в отношении предметов внешней и внутренней политики, а также пожелания, чтобы этот интерес пробуждали, стимулировали и поддерживали. Но если этот интерес — в том виде, в каком он, к сожалению, наличествует или каким его желают видеть, столь отвлеченный и лишенный твердого практического основания, — словно бы повисает в воздухе, то от него, можно смело утверждать, весьма мало проку, да и не следует ли еще счесть, смотря по обстоятельствам, что он просто вреден? Слишком уж часто он ведет от успеха более ограниченной деятельности к неудачным опытам в более высоких сферах. В той форме выражения, какую обычно принимает это участие, ему недостает самого необходимого условия, состоящего в том, чтобы оно начиналось с ближайшего начиналось там, где непосредственная затронутость условиями обстановки делает возможным реальное вникание и успешное воздействие; в той точке, от которой оно может затем, если только не станет перескакивать через необходимые ступени, подняться к наивысшему и всеобщему.

§ 12. Жизнь [всех находящихся] в государстве [людей] заключает в себе три категории, или, если угодно, ступени деятельности и соучастия в государственном целом: пассивное подчинение заведенному порядку, должное для любого жителя, даже для того, кто, не имея соответствующего подданства, пользуется особым статусом пребывания в стране, или для иностранца; соучастие в установлении и поддержании порядка согласно призванию общего характера, в качестве деятельного члена государственной общности, что является подлинным детом гражданина государства; соучастие согласно призванию специального характера, в качестве государственного должностного лица.

§ 13. В течение долгих лет в Прусском государстве, хотя, быть может, и не в большинстве его провинций, в совершенном небрежении оказывалась как раз средняя из этих ступеней; движимые честолюбием и тщеславием пробирались к высшей, подвластные лени, чувственности и эгоизму откатывались к низшей. Отсюда и возникло в высшей степени пагубное безразличие к образу и процедуре правления, а вместе с ним — поскольку определенные правительственные меры были все же не безразличны для личности и собственности — одновременно и стремление при помощи незаконных средств уйти от последствий применения законов; и упомянутые сетования, часто, правда, ложно понимаемые, сами по себе настолько обоснованны, что каждый любящий отечество непременно должен их разделять. Одновременно — и это естественный итог, отчасти, однако, опять-таки ложащийся в основу упомянутого безразличия, хоть и возникшего по другим причинам, — ослабли узы, благодаря которым гражданин, помимо сообщества в целом, является членом небольших объединений.

Когда же в результате Французской революции и развернувшихся вслед за нею событий потрясенные умы внезапно пробудились к политической активности, руководимые более или менее ясными побудительными мотивами, они, минуя все промежуточные звенья, вознеслись прямо к непосредственному участию в правительственных мероприятиях самою высокого уровня и самого всеохватного масштаба, и отсюда возникло и продолжает возникать то, что следует во всеуслышание осуждать, отвергать и, где возможно, устранять.

§ 14. Нет поэтому ничего более необходимого, чем шаг за шагом делать существующие в государстве отдельные небольшие общности предметом заинтересованности, для чего надо таковую пробуждать, а в той мере, в какой вообще заинтересованность государственными делами уже существует, ориентировать ее в данном направлении.

§ 15. Что смысл и суть конституции при ее введении у нас должны быть именно такими, как здесь описано, и никакими другими, становится ясным уже из размышления над причинами, побуждающими и склоняющими к самому ее введению. Не приходится оспаривать тот факт, что сколь бы мягким и постепенным ни было ее введение, оно, тем не менее, влечет за собой почти полное преобразование ныне существующего управления монархией. Для такого преобразования должна иметься не просто важная причина, но можно с полным основанием требовать указания на такую, которая заключает в себе необходимость; последняя вообще гораздо более надежный поводырь при осуществлении государственных мероприятий, по сравнению с тем, что просто находят полезным. Нельзя отрицать, что введение сословной конституции в любом случае сопряжено с отчуждением части королевских прав; но нельзя и утверждать, будто это только права, незаконно приобретенные путем подчинения прежних сословий; ведь некоторые провинции в настоящее время явно не располагают вообще какими бы то ни было правами, относящимися к сословиям, и очевидно, что все они теперь формально и по существу обретут более последовательное и более полное влияние на дела всей нации, чем то, каким они некогда располагали. Такое отчуждение [части королевских прав] не может рассматриваться: ни как навязанное правящей власти народом — то была бы мысль, неверная фактически и неподобающая сама по себе; ни как настоятельно требуемое духом времени, что есть ущербная и, по сути, бессмысленная фраза, так как можно следовать лишь разумному духу времени, а значит, вместо этого неопределенного слова лучше привести собственные разумные доводы; ни как дар, преподносимый нации в награду за ее патриотические усилия (в деле освобождения отечества. — Прим. перев. ), — ибо, будучи мотивировано подобным образом, такого рода произволение вступало бы в противоречие с обязанностями короля и нация могла бы столь опасный дар с полным основанием отклонить; ни как признание того, что нация теперь созрела для представительства своих собственных прав, — так как зрелость для обладания сословными конституциями прежде вполне могла быть большей, чем ныне, потому что во всяком случае во многих местах царил, несомненно, более мощный и более деятельный дух сообщности; ни, наконец, как выполнение данного обещания — раз оно не опиралось на постоянные, поныне существующие и, таким образом, сами за себя говорящие основания. Ничто из всего этого не может ни для короля, ни для его министров, ни даже для народа служить мотивировкой введения сословных конституций, а только внутреннее убеждение в том, что их введение приведет к созданию для государства более значительной опоры в виде возросшей нравственной силы нации и ее живого и целесообразно направляемого участия в собственных делах, а вследствие этого — и к более надежной гарантии его целостности перед внешним окружением и его внутреннего поступательного развития. Данный мотив оказывается решающим, если показать, что сословные учреждения непременно необходимы для этой цели и что она сама, в свою очередь, реально вытекает: из необходимости создать единство и прочную зависимость между различными провинциями, не разрушая присущего им своеобразия; из существующей опасности, что государство в несчастьях — а они всегда могут повториться — окажется предоставленным в известном смысле защите лишь с помощью физических средств, не имея возможности рассчитывать на моральную силу народа, для которой было бы уже привычным постоянное взаимодействие с правящей властью и которая весьма существенно отличается от простой доброй воли; наконец, из той все более наглядно подтверждающейся истины, что управление посредством только лишь государства — поскольку оно на одни дела нагромождает рождаемые ими другие — должно со временем саморазрушаться, становясь все более расточительным в смысле расходуемых средств, все более выхолощенным в своих формах, все менее соответствующим в своем отношении к действительности, к подлинным нуждам и чаяниям народа.

§ 16. Сообразно с этим надлежит действовать и самому учреждаемому устройству. Не следует, придавая делу однобокий характер, усматривать в сословных органах противовес правительству, а в нем, в свою очередь, — орган, ограничивающий их влияние, и, таким образом, стремиться достичь равновесия властей, что часто приводит, напротив, к ненадежному и вредному балансированию; последует деятельность по управлению — законодательную, а в известной степени и административную — так распределить между органами государства и народа, избираемыми соответственно ими самими в своих раздельных политических сегментах и из собственной среды, чтобы те и другие, находясь под общим контролем со стороны правительства, однако же располагая четко разграниченными правами, входили во взаимный контакт на всех уровнях своей компетенции, чтобы на высший уровень решения общих государственных дел от каждой из сторон вносились лишь предложения, рассмотренные в соответствии с указанным порядков, уже взаимно сближенные, извлеченные из жизни самой нации и потому истинно практические. Дело идет не просто об учреждении выборных собраний и совещательных палат, но о политической организации самого народа в целом.

§ 17. В силу естественного хода вещей у сословий будет преобладать принцип сохранения (Erhaltung), у правительства — стремление к улучшениям, так как всегда проблематично, чтобы в связи с какой-либо переменой оказывался исчерпанным разнонаправленный интерес отдельных людей, а чисто теоретические положения находят больший отклик у государственных чиновников. Если в новейшие времена часто бывало наоборот и самые насильственные нововведения исходили как раз от учреждений народа, то это было связано лишь с тем, что или имели место очень большие злоупотребления, взывавшие об устранении, или же учреждения народа не были так избраны и не были поставлены в такое положение, чтобы подлинный гражданский интерес различных сообществ жителей государства находил в них поистине свой орган. Сословные учреждения, устроенные вышеописанным образом, могут действовать не иначе, как в направлении сохранения [стабильности], разве что необходимость покончить с реальными злоупотреблениями должна была бы поначалу вызвать некоторые отклоняющиеся действия. Но сохранение [стабильности] всегда должно оставаться первейшей и преимущественной целью всех политических мер.

§ 18. Существует старая и мудрая максима, что новые меры и учреждения в государстве, чтобы они могли привиться в качестве родных и отечественных, должны быть увязываемы с уже существующими.

§ 19. В этой связи между конституционными устройствами, существовавшими в большинстве европейских государств до Французской революции, и теми, что недавно созданы, обнаруживается примечательное различие. Первые — их, при большей или меньшей примеси ленных институтов в них, можно назвать сословными — сложились из различных небольших, бывших некогда почти самостоятельными политических образований, которые быстро добровольно присоединялись, жертвуя определенными правами, к более крупным образованиям, частью же, сохраняя за собой известные права, сливались воедино. Новейшие же конструкции, по существу, имели своим образцом (помимо внешней формы Английской, ибо внутреннюю ее сущность копировать невозможно) Американскую, которая не застала вообще ничего старого, и Французскую, которая все старое разрушила.

§ 20. Данную модель (Typus) нельзя использовать, если хотят действительно оживить и пробудить гражданский дух, и в Германии в ней нет надобности, потому что [здесь] еще сохранилось много старого, что не нуждается в упразднении и даже не может быть упразднено без значительной утраты при этом благотворного (tuchtigen) нравственного духа. Что именно из этого следует удержать, должно определяться в каждом конкретном случае. Вообще же можно с уверенностью утверждать, по крайней мере, что в целом должен быть не просто сохранен, но и, собственно, восстановлен дух прежних конституционных устройств, в соответствии с которым целое политической организации складывается из равномерно организованных частей, ибо только так удается уменьшить старые злоупотребления и воспрепятствовать тому, чтобы эти части противоправным образом применяли друг к другу насилие, находились в отношениях конфликта или хотя бы слишком резко отгораживались, — с тем, чтобы, наоборот, сплавить целое воедино, обеспечить личности (der personlichen Kraft) свободное развитие и не сделать слишком затруднительным распоряжение собственностью.

С подобной увязкой со старым согласуется вышеизложенная идея учреждения конституционного устройства.

§ 21. Сфера компетенции сословных органов в общем виде (ибо для каждого из них она, естественно, определяется пространством его конкретной деятельности) заключает в себе, в соответствии с охарактеризованной общей целью, следующее:

1) Решение таких дел, которые, входя в круг интересов отдельных политических частей нации, не относятся, собственно, к ведению правительства, а должны находиться лишь под его общим контролем.

Вопрос о должных границах этой деятельности по управлению будет рассмотрен ниже.

2) Обязанность направлять правительству запрашиваемые им рекомендации и право представлять предложения, когда они не запрашиваются.

Границы последнего также могут быть рассмотрены лишь в ходе последующего изложения.

3) Выражение своего согласия или отказ в нем.

4) Право подачи жалоб.

§ 22. Третий пункт требует самого тщательного обдумывания и определения, ибо речь в нем идет, собственно, о том, в какой мере государь может отказаться от своих до сих пор единолично осуществляемых прав, или, другими словами, насколько конституции быть менее монархической (... )

1. Данный документ, публикуемый нами лишь частично (первые 22 параграфа из 157), — памятная записка, в которой В. Гумбольдт сформулировал свои либерально-консервативные воззрения как в целом по проблеме конституционализма, так и в связи с предлагаемой им для Пруссии системой сословно-представительных учреждений как обеспечивающей необходимую преемственность в развитии государственности при переходе к конституционному устройству.

2. В январе 1819 г. В. Гумбольдт возглавил в прусском правительстве Управление по сословным и общинным делам в составе министерства внутренних дел, получив тем самым практическую возможность содействовать не только разработке, но и введению в Пруссии конституции (в соответствии со статьей 13 Союзного договора, которым в рамках решений Венского конгресса 1815 г. создавалось объединение немецких государств — Германский Союз). Публикуемая памятная записка была составлена им во Франкфурте-на-Майне, где он, находясь по делам Территориальной комиссии (занимавшейся улаживанием территориальных споров между отдельными германскими государствами), встречался и беседовал с государственным министром фон Штейном, в свое время (1808 — 1810) руководившим в качестве государственного канцлера проведением реформ в Пруссии.

3. Речь идет о проектах, записках и других документах по конституционному вопросу, собранных Штейном и переданных им В. Гумбольдту для ознакомления.

ПОСЛЕСЛОВИЕ К ПУБЛИКАЦИИ

(Справка-комментарий)

На государственной службе В. Гумбольдт находился в общей сложности 19 лет: в 1790 — 1791 и в 1802 — 1819 гг. Таким образом, годы его служебной карьеры включают и период реорганизации прусской государственности, период проводившихся правительством Штейна — Гарденберга — Шаренгорста консервативно-либеральных реформ 1807 — 1814 гг. С 1802 по 1809 г. он — тайный советник и резидент Пруссии в Риме. Затем в 1809 — 1810 гг. он возглавляет департамент культов и народного просвещения в министерстве внутренних дел.

На этом посту, исходя из своей убежденности в основополагающем значении просвещения для возрождения духовного потенциала нации и государства (особенно после поражения в войне с Наполеоном) и из гуманистического идеала образования, он осуществил реформирование всей системы просвещения и образования в Пруссии, завершившееся основанием Берлинского университета (ныне "Гумбольдт-университета").

В 1810 г. В. Гумбольдт возвращается к дипломатической деятельности (продолжавшейся вплоть до января 1819 г. ). Назначенный послом в Вену, он затем в течение ряда лет был ближайшим советником государственного канцлера Гарденберга на конгрессах в Вене и Париже, где оказывал существенное влияние на ход обсуждения и решения германского вопроса, был представителем Пруссии в Территориальной комиссии. В 1817 — 1818 гг. был послом в Англии. В течение многих лет он являлся членом Государственного совета.

Разнообразие сфер и направлений практической политической деятельности В. Гумбольдта в конечном счете лишь выявляло ее целеустремленность, осознанное единство побудительных мотивов. Вся она определялась его представлениями о "моральном" (опирающемся на "моральную силу" нации) и "культурном" (т. е. имеющем образцовые учреждения в сфере образования и сословно-представительного правления) государстве. Отклоняя в принципе гегемонистскую политику Пруссии в рамках Германского союза, он поддерживал объединение немецких государств в федерацию с целью сохранения Германией, находящейся в "центре европейских наций", возможности оказывать "самое благотворное влияние благодаря своему языку, литературе, нравам и образу мышления" (Humboldt W. V. Denkschrift uber die deutsche Verfassung an den Freiherrn von Stein. — In: Werkeinfiinf Buhden. В., 1964. Bd. IV., S. 303, 308).

Когда в январе 1819 г. В. Гумбольдт возглавил Управление по сословным и общинным делам, он поставил своей конкретной целью разработку и проведение в жизнь проекта сословно-представительного правления, что означало замену абсолютистского государственного устройства сословно-представительным в рамках монархии. Он стремился к введению не только местного сословно-представительного управления, но конституционного правления в полном смысле слова. Поэтому не случайно в памятной записке Штейну он наряду с правами сословий указывает и на общие права, которые должны быть даны и гарантированы подданным: личная безопасность, защита собственности, свобода слова и печати, несменяемость судей и др. В целом же проект В. Гумбольдта представлял конкретную разработку либеральных идей самоуправления нации, соединяя в себе как консервативные, исторически-традиционалистские, так и конструктивно-либеральные компоненты его политического мышления.

Классический демократический либерализм строит конституцию в соответствии с лозунгами Французской революции 1789 г. (свобода, равенство и братство), выводя право на конституцию из принципа суверенитета народа. Он видит задачу конституции в предоставлении гражданам основных прав и свобод, в уравновешении трех ветвей государственной власти. Хотя В. Гумбольдт в памятной записке также указывает на необходимость предоставления и гарантии основных прав, он здесь отклоняет как идею общественного договора, так и идею разделения и равновесия властей, стремление к которому, с его точки зрения, часто ведет к ''ненадежному и вредному балансированию". В. Гумбольдт не собирался в своем проекте нарушить приоритет королевской власти. Соучастие же народа (сословий) в управлении государством он в первую очередь обосновывал тем, что оно приведет к "созданию для государства, в лице возросшей нравственной силы нации" "более значительной опоры"; а во вторую — тем, что "гражданин, участвуя в законодательной деятельности, в деятельности по контролю и управлению... обретает... гражданские навыки", становится "нравственнее", "придает своим занятиям и своей жизни большую значимость, связывая их с благом сограждан".

Сравнение данной записки с ранними политическими сочинениями В. Гумбольдта выявляет как преемственность в развитии его политических воззрений, так и наличие определенных изменений. Он и в поздний период рассматривает в качестве цели и смысла человеческой жизни формирование высокообразованной и всесторонне развитой личности, которое, однако, мыслится теперь не как следствие ограничения государственной деятельности и не в противопоставлении ей: наоборот, оно само должно вести к усилению государства. Отрицательную оценку со стороны В. Гумбольдта вызывает прежде всего рост государственной бюрократии — "разрастание и повсеместное распространение государственных органов". Поэтому, по его мысли, умеренно выраженные конституционные формы наложат "благодетельную узду" на рост бюрократического аппарата. В результате введения "земельных сословных учреждений управление станет "качественнее", ибо будет исходить в большей мере из точного знания истинного положения дел, чем из абстрактной теории, "устойчивее", "проще и дешевле", "справедливее и последовательнее".

О том, как тесно в этих положениях соприкасаются и переплетаются консервативные и либеральные мысли, свидетельствует тезис (сам по себе, кстати, довольно проблематичный) о том, что в соответствии с "естественным ходом вещей" у сословий будет доминировать принцип сохранения, а у правительства — принцип улучшения ( в целом это типично консервативный принцип, сочетающий реформирование существующего порядка с сохранением того в нем, что можно сохранить). Согласно проекту В. Гумбольдта, строительство сословно—представительного правления осуществляется постепенно, начиная с низшего уровня. Сначала оно создается в общинах, затем в провинциях (землях), и, наконец, создается "общее сословное собрание" в рамках всего прусского государства. Именно от общинного самоуправления, которое должно было стать соответствующим дополнением к городскому самоуправлению (введенному Штейном), В. Гумбольдт ожидал большого воспитательного воздействия в смысле формирования политической культуры народа.

Провинциальные и общегосударственные сословные собрания должны строиться на двухпалатной основе. Наряду с первой палатой, которая, как английская палата лордов, должна состоять из представителей высшей аристократии и небольшого числа назначаемых членов, предусматривается и вторая, избираемая путем прямых выборов. Всеобщее сословное собрание созывается раз в четыре года. (Фактически нечто подобное такому форуму — соединенный ландтаг — созывалось лишь один раз, в 1847 г. Состояло это собирание лишь из представителей провинциальных ландтагов; через два с половиной месяца оно было распущено. ) Ему должны были быть предоставлены не только совещательные функции и право пересматривать судебные решения, но и право принимать решения по всем общегосударственным законам и по любому изменению налогов.

Хотя В. Гумбольдт решительно отклонял всякое подражание "чужим" образцам, полагая, что любые мероприятия и учреждения в государстве должны сохранять преемственность по отношению к существующим, нельзя не признать, что на его проект сословно-представительного устройства явно оказал влияние английский вариант парламентаризма. Поэтому его предложения, хотя и не по обоснованию своему, но по своей направленности в практическом плане вполне отвечают либеральным стремлениям к представительному правлению. Наиболее существенное, что отличает его проект от английского образца, заключается в сохранении и обосновании существования сословий. Но и этот консервативно—корпоративный элемент политического мышления не слишком резко выражен в его воззрениях.

Точное соблюдение традиционного сословного деления В. Гумбольдт предусматривал лишь при избрании низших органов самоуправления. При выборах всеобщего сословного собрания учитывались только три курии: дворянская, прочих земельных собственников и городская. Он явно расходился со штейном в вопросе о том, какое политическое значение должен получить и сохранить в будущем конституционном устройстве прусского государства дворянский класс. Романтические мечты Штейна и его единомышленников ориентировались на социальное и моральное возрождение дворянства. В. Гумбольдт придерживался в этом вопросе более реалистической точки зрения. По его мнению, дворянство само подточило свои устои еще до Французской революции — жизненной вялостью, обремененностью долгами и продажей своих имении. Следует отдавать себе отчет, считал он, в том, что появление "среднего сословия" значительно снизило традиционное государственное значение дворянства, что сам ход общественного прогресса враждебен ему и поэтому необходимо сделать соответствующие политические выводы, исходя из изменения социальной стратификации.

Для В. Гумбольдта речь идет не о том, чтобы восстанавливать то, что было, а, наоборот, о том, чтобы придать тому, что есть, такую государственную форму, которая легче поддавалась бы дальнейшему совершенствованию.

Таким образом, в проекте земельно-сословного представительного государственного устройства, предложенном В. Гумбольдтом, налицо осторожное и тщательно продуманное соединение сословно—корпоративных и либерально—демократических элементов в своеобразную форму корпоративного парламентаризма. Осуществление такого парламентаризма на практике привело бы к органичному включению Германии в западноевропейское конституционное движение без нарушения при этом ее традиционализма, т. е. своеобразия ее исторического развития.

Но конституционным планам В. Гумбольдта не суждено было сбыться из-за серьезного противодействия реакционного крыла прусского правительства (и в том числе самого государственного канцлера Гарденберга): 31 декабря 1819г. В. Гумбольдт получил от короля официальную отставку. Проект же конституции, представленный уже не В. Гумбольдтом, а Гарденбергом, король отклонил в 1821 г.

В 1823 г. по приказу короля в Пруссии были учреждены провинциальные представительные собрания — ландтаги. Они созывались по усмотрению короля, имели совещательное значение и контролировались местным дворянством. Фактически впервые конституция (предусматривавшая непрямые и не равные выборы в прусский ландтаг) была введена лишь в 1850 г. Она действовала до 1917 г.

"Политологическое" наследие В. Гумбольдта предвосхитило многое в национальной идентичности немецкого политического либерализма задолго до того, как последняя обрела зримое воплощение в чертах своеобразия германского правового федеративного государства. Изучение этого наследия может оказаться существенно важным для конкретной постановки вообще проблемы своеобразия либерального движения в отдельных европейских странах, а значит, и актуализирующейся на рубеже XXI века проблемы сохранения европейской идентичности в целом.

Перевод с немецкого, примечания, предисловие и послесловие к. филос. н. Р. М. Габитовой