Сайт портала PolitHelp

ПОЛНОТЕКСТОВОЙ АРХИВ ЖУРНАЛА "ПОЛИС"

Ссылка на основной сайт, ссылка на форум сайта
POLITHELP: [ Все материалы ] [ Политология ] [ Прикладная политология ] [ Политистория России ] [ Политистория зарубежная ] [ История политучений ] [ Политическая философия ] [ Политрегионолистика ] [ Политическая культура ] [ Политконфликтология ] [ МПиМО ] [ Геополитика ] [ Международное право ] [ Партология ] [ Муниципальное право ] [ Социология ] [ Культурология ] [ Экономика ] [ Педагогика ] [ КСЕ ]
АРХИВ ПОЛИСА: [ Содержание ] [ 1991 ] [ 1992 ] [ 1993 ] [ 1994 ] [ 1995 ] [ 1996 ] [ 1997 ] [ 1998 ] [ 1999 ] [ 2000 ] [ 2001 ] [ 2002 ] [ 2003 ] [ 2006. №1 ]
Яндекс цитирования Озон

ВНИМАНИЕ! Все материалы, представленные на этом ресурсе, размещены только с целью ОЗНАКОМЛЕНИЯ. Все права на размещенные материалы принадлежат их законным правообладателям. Копирование, сохранение, печать, передача и пр. действия с представленными материалами ЗАПРЕЩЕНЫ! . По всем вопросам обращаться на форум.



БАТАЛОВ Эдуард Яковлевич,
Полис ; 01.04.1995 ; 2 ;

88                                                                  С точки зрения политолога

ТОПОЛОГИЯ ПОЛИТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ

Э.Я.Баталов

БАТАЛОВ Эдуард Яковлевич, кандидат философских наук.

Мир, где без формул топологии
Не может обойтись никто...
Леонид Мартынов

Вырвавшись из мира тотального единообразия и "всеобщего согласия", россий ские граждане тут же попали в едва ли не противоположный, непривычный мир разногласий, противоречий и борьбы. Чувствуя себя некомфортно в этом новом политическом космосе, большинство россиян ищет стабильности и согласия, а полит ологи пытаются сконструировать подходящие для России модели достижения соци ально-политического консенсуса.

В этой связи возникает немало вопросов, ответы на которые существенны не только для теоретика, но в конечном счете и для практикующего политика и политолога.

Каковы, прежде всего, гносеологические и онтологические основания полити ческих согласий и разногласий в обществе? И особенно в обществе демократическом, где отсутствует государственно организованное насилие над "глазом" и "ухом" гражданина и где, следовательно, не совершается массового "ослепления" и "оглу шения" — политического и идеологического, как это имеет место в тоталитарном обществе*.

Существуют ли, далее, естественные пределы совпадения политических воспри ятий, видений, а в итоге и позиций граждан в демократическом обществе и если существуют, то что это за пределы, чем они обусловлены?

Наконец, следует ли стремиться непременно к достижению предельного (макси мального) политического консенсуса, или же существует некий оптимум согласия — пусть динамичный, — выход за пределы которого губителен для демократии?

В поисках адекватных подходов к решению этих и ряда других вопросов было бы небезынтересно выявить хронотопические особенности политической жизни об щества, специфику пространственно-временной включенности граждан в эту жизнь и ее восприятия различными индивидами и группами. Речь идет, иными словами, о политической топологии и политической хронологии, которые, на сколько можно судить по литературе, еще не выкристаллизовались в самостоятель ные направления политической науки ни в России, ни за рубежом**.

Между тем в современной философии, социологии, филологии имеются фунда ментальные методологические разработки и специальные теоретические исследова ния, отталкиваясь от которых (и опираясь при этом, естественно, на соответствую щую эмпирическую базу), можно было бы со временем серьезно продвинуться в изучении политического хронотопа — как в общем концептуальном плане, так и применительно к конкретным странам, культурам, цивилизациям.

Имеются в виду, в частности, труды философов-феноменологов, исследующих проблему интенциональности, т.е. "направленности" сознания на объект; работы К.Манхейма и его последователей, занимающихся проблемами социологии знания; философско-филологические опыты М.Бахтина, а также работы Г.Башляра, К.Ле ви-Стросса, Ю.Лотмана, Ж.Лапонса и др.

* Вопрос о скрытом культурном насилии, о манипулировании сознанием, которым подвергаются граждане со стороны средств массовой информации и других институтов культуры во всех обществах, включая демократические, оставляем в стороне: это — воздействие особого рода, по своей сути отличающееся от партийно-государственного насилия над человеком.

** Здесь речь о них, подчеркиваем, идет именно как о научных направлениях: таковые еще не сложились. Что же касается отдельных, в том числе удачных, попыток анализа пространственной локализации политических явлений (распределения голосов на выборах, членства в политических организациях и т.п.), то можно привести немало исследований подобного рода — зарубежных и отечественных (1).

                                                                                                            89 

Предлагаемые заметки автор рассматривает как предварительные наброски и размышления, которые изданном этапе могли бы как-то способствовать движению в означенном выше направлении. Форма развернутых тезисов и широкое использо вание метафор представляются адекватными поставленной автором перед собой исследовательской задаче.

1. Свои восприятия политических явлений (политические перцепции)* человек обычно пытается описать как пространственно локализованные, образующие объ емное, сферическое пространство. "Можем ли мы организовать должным образом наши мысли и убеждения без использования пространственных метафор? — задается вопросом Ж.Лапонс, автор многих работ по проблеме политических перцепций. — Сомневаюсь. Пространство с его высотой и глубиной, отношениями отдаленности и близости, передним и задним планами, левой и правой сторонами — это многомер ный ментальный ландшафт, в пределах которого мы располагаем — или, по крайней мере, двумерная классная доска, на которой записываем, — наши моральные, рели гиозные, политические, медицинские, философские, обыденные объяснения и пред писания. Мы говорим об элитах и массах и автоматически ставим первые над вторы ми; говорим о старом и новом, о вчерашнем и грядущем днях и при этом "знаем", что прошлое — позади нас, а будущее — впереди..." (2).

Непроизвольная ориентация человека на пространственно-объемную локализа цию политических перцепций зафиксирована в разных формах и на разных уровнях в многочисленных продуктах культурной деятельности, в частности в различных знаковых системах, и прежде всего в языке. Рассуждая на политические темы, мы говорим о "верхах" и "низах" ("верхи не могут, низы не хотят"), о "левых", "цен тристах" и "правых", о том, что кто-то находится "внутри" событий, а кто-то наблюдает их "со стороны". Один, утверждаем мы, вырвался "вперед" в борьбе за голоса избирателей, другой — откатился "назад". Этот — пойдет "далеко" в своей политической карьере, а тот — покатился по "наклонной плоскости". Одни полити ки находятся в "центре", другие на "периферии" и т.д. и т.п.**

А взять мимику и жесты, сопровождающие любой динамичный разговор. Имея в виду начальство, мы указываем кивком головы (или пальцем) вверх, а говоря о подчиненных, вниз. Мы то и дело киваем или указываем рукой налево, направо, назад, куда-то в сторону и т.п. Особенно характерны в топологическом отношении жесты ораторов и вождей (3).

Примечательны и политические документы, фиксирующие полномочия и разгра ничивающие функции и компетенцию различных категорий чиновничества. Све жий пример — опубликованный 25 января с.г. "Реестр государственных должностей федеральных государственных служащих" — эта, попросту говоря, "табель о ран гах". Разграничение административно-властных полномочий между теми, кто вхо дит в группу чиновников высокого ранга, опять-таки, сводится, по сути, к тому, что "А" ставится под "Б", но одновременно над "В"; кто-то оказывается несколько впереди, кто-то — позади, один — в центре, другой — на периферии и т.д.

2. Пространственная "организация наших мыслей и убеждений", по выражению Лапонса (или, как он это иначе называет, "ментальное пространство"), оказывается возможной и эффективной потому, что она совпадает с объективными характери стиками пространства, в котором пребывают субъекты политических отношений: "совпадает" в том смысле, что доставляет информацию, позволяющую адекватно ориентироваться в данном политическом мире.

* Как показали исследования Р.Джервиса, К.Боулдинга, О.Холсти, Е.Петровской и др., восприятие социально-политических явлений отличается от восприятия физических объектов и по предмету, и по механизму. Но это уже проблема философская, а не философско-политологическая, как может быть охарактеризовано то, о чем идет речь в предлагаемых заметках. Отметим лишь, что и физический, и социально-политический мир — это части единого мира, в котором пребывает человек, и воспринимаются эти части (преобразуемые в соответствии с нашими потребностями) одним и тем же мозгом и органами чувств — одним и тем же телом. Уже это обстоятельство исключает принципиальное различие социаль но-политического и физического перцептивных пространств.

** Своеобразной формой пространственной локализации социально-политических отношении является увязка их с теми или иными точками географического пространства. Этот тип политики, говорим мы, характерен для Востока, или же, наоборот, для Запада ("Запад есть Запад, Восток есть Восток..."), этот — для Севера ("революционный Север"), а этот, напротив — для Юга ("консервативный Юг") и т.п.

90                                                                  С точки зрения политолога

Политическое пространство (назовем его для краткости "политоидом") образо вано сложной системой связей*, складывающихся между участвующими в полити ческой жизни субъектами (политическими акторами) и объединяющих их в много мерное объемное целое. Проявляются эти связи через отношения политических акторов друг к другу. Каждый из них занимает по отношению к другим определенные позиции: над и/или под, слева и/или справа, впереди и/или сзади, вблизи и/или вдали, внутри и/или вне и т.д. и таким образом в каждый данный момент локализо ван о определенной точке политоида. (Локализация актора в политическом про странстве может быть описана, конечно, не только в системе бинарных оппозиций; однако, основываемое на последних, такое описание не только нагляднее, но и привычнее для нас.)

Политическое пространство не совпадает с пространством геометрическим (фи зическим) . Тех, кто имеет над нами власть, мы по традиции ассоциируем с "верхом", а между тем начальник может сидеть на одном этаже с подчиненными. Вообще все политические акторы, говоря строго, пребывают в одной геометрической плоскости. И тем не менее, представляя политическое пространство как многомерное и объем ное, мы не совершаем ошибки. Во-первых, человек не может мысленно воспроизво дить среду своего пребывания иначе, не как объемную. А во-вторых, тип структур ных взаимосвязей между политическими акторами аналогичен, в чем убеждает многовековая практика, типу структурных взаимосвязей между человеком и физи ческим (геометрическим) миром.

3. Политоид — органическая часть социума. Но вместе с тем это и относительно автономная система, имеющая свою специфику. Поэтому положение индивида соб ственно в политоиде и его положение в обществе могут не совпадать: Человек с высоким социальным статусом, например известный ученый, писатель, актер, в политическом плане может быть обывателем, т.е. иметь низкий политический статус, а представитель социальных "низов" — выступать в качестве популярного, влиятельного лидера политической оппозиции.

Современное общество — это целая система взаимосвязанных политоидов. Мир политических отношений, складывающихся в общенациональном масштабе, лишь частично совпадает с миром политических отношений, формирующихся в регионах, а тот в свою очередь отличается от районных политоидов и т.п. Однако структурно функциональные типологические характеристики политоидов совпадают в общем и главном. Поэтому, имел представление о принципах организации хотя бы одного из них, мы вправе утверждать, что располагаем ключом к постижению структуры и функций любого из политоидов, могущего заинтересовать исследователя.

4. Восприятие и видение (оптика) политического мира актором, его поведение опре деляются не только и подчас даже не столько социальным положением, менталитетом, культурным уровнем, сколько локализацией в политическом пространстве. Ибо из разных его точек политический мир открывается и видится по-разному.

Это обстоятельство четко зафиксировано в языке. Мы говорим, что люди смотрят на вещи "со своей колокольни", предлагаем "войти в чужое положение", или, как скажут американцы, "походить в чужих мокасинах". А что, в самом деле, обознача ют такие слова, как "левый", "правый", "верхи", "низы", "центрист", "аутсайдер" и т.п.? Индивидов, находящихся в определенных точках политического пространст ва? Сами эти точки? И то, и другое. Скажем, понятия "левый" и "правый" (обретшие политические значения после Французской революции) говорят о нахождении ак тора в определенной точке политической горизонтали, фиксирующей отношения идейно-политической координации между политически равными акторами, а поня тия "верх" и "низ" ("над" и "под") — о нахождении в определенной точке властной вертикали, рассекающей эту горизонталь и фиксирующей отношения субординации между политически неравными авторами.

Нелишне в данной связи заметить, что каждая эпоха, каждое общество культи вируют в социуме определенный (должный стать доминирующим) способ видения вещей. "В средневековой картине мира, отмечает Бахтин, верх и низ, выше и ниже имеют абсолютное значение как в пространственном, так и в ценностном смысле. Поэтому образы движения в верх (так в тексте — Э.Б.), путь восхождения или обратный путь нисхождения, падения играли в системе мировоззрения исключи тельную роль... Движение по горизонтали было лишено всякой существенности, оно ничего не меняло в ценностном положении предмета... Та конкретная и зримая модель мира, которая лежала в основе средневекового образного мышления, была существенно вертикальной" (4).

* Автор отвлекается от рассмотрения временных связей, ограничиваясь лишь пространственным аспек том политического хронотопа (почему и работа озаглавлена "Топология...", а не "Хронотопология..").

                                                                                                            91 

Вертикальная оптика характерна, впрочем, не только для средневековья, но и, пусть в меньшей мере, для любого жестко иерархизированного (иерархия есть вер тикаль) общества. Так, тоталитарная оптика — это вертикальная оптика (5). Демок ратический строй, напротив, связан с оптикой горизонтальной. Равенство — это когда другие находятся не вверху и не внизу, а рядом; пусть одни слева, а другие справа. Поэтому переход от тоталитаризма (авторитаризма) к демократии — это помимо всего прочего еще и переход от вертикальной оптики к горизонтальной.

Но понятия левого и правого, верха и низа обозначают не только точки локали зации актора в политоиде: они обозначают, как мы увидим далее, определенные способы восприятия и типы видения политического мира и связанные с ними типы политического поведения. Каковы же принципы этого восприятия и видения?

Во-первых, никто из акторов не в состоянии охватить мысленным взором (воспринять) существующий политический мир целиком, во всех его деталях и проявлениях, со всех сторон, подобно тому, как ни один из наблюдателей, рассмат ривающих объемный предмет, скажем, куб или шар, не может увидеть все его стороны одновременно. Так что в какой бы точке политоида ни пребывал актор, его восприятие и видение политического мира будут неизменно фрагментарными, не полными, а, следовательно, ущербными.

Одно из проявлений такой ущербности — неспособность актора видеть себя со стороны. Это относится не только к его телу, но и к некоторым элементам пространственной среды, в которой он пребывает. Как замечает М.Бахтин, исследуя "пространственную форму героя" литературного, "я всегда буду видеть и знать нечто, чего сам он (человек, которого я наблюдаю.— Э.Б) со своего места вне и против меня видеть не может: части тела, недоступные его собственному взору, — голова, лицо и его выражение, — мир за его спиной, целый ряд предметов и отношений, которые при том или ином взаимоотношении нашем доступны мне и недоступны ему. Когда мы глядим друг на друга, два разных мира отражаются в зрачках наших глаз. Можно, приняв соответствующее положение, свести к минимуму это различие кругозо ров, но нужно слиться воедино, стать одним человеком, чтобы вовсе его уничтожить" (6).

Но это неизбывная ущербность. Поэтому обычные для политиков взаимные уп реки в односторонности, предвзятости, тенденциозности не всегда справедливы. Есть, конечно, односторонность, порождаемая сознательными подтасовками и лич ными особенностями политика, которые могут быть полностью или неполностью преодолены. Но есть односторонность, повторим, неизбывная, вытекающая именно из специфики локализации актора в политоиде. Преодолеть ее невозможно, а пы таться заставить других видеть политический мир таким, каким вижу его я, т.е. унифицировать политическую оптику, не только негуманно, но и контрпродуктив но: эффективно действующая сложная система построена на принципе уникальности и взаимодополняемости составляющих се элементов. Унификация последних неиз бежно ведет к дисфункции и распаду системы.

Во-вторых, в зависимости от локализации акторы воспринимают разные фрагменты (аспекты) политического мира. Как жители Северного полушария Земли не в состоянии увидеть созвездие Южного Креста, а жители Южного полуша рия — Полярную Звезду, так и акторы, находящиеся в верхней или нижней, левой или правой и т.д. частях политоида, проявляют зоркость и слепоту по отношению к разным явлениям политического мира*.

* О слепоте субъекта по отношению к разным сторонам социума писал еще полвека назад немецкий социолог Карл Манхейм в книге "Идеология и утопия". Правда, эту избирательную слепоту он связывал не с пространственной локализацией субъекта, а с "определенной ситуацией" его пребывания.

92                                                                  С точки зрения политолога

В поле зрения тех, кто недоволен этим миром в целом или какими-то его сторо нами и намерен более или менее радикально преобразовать его — вплоть до перевер тывания на 180 градусов властной вертикали: "кто был ничем, тот станет всем", — т.е. кто занимает левые позиции и смотрит на мир слева направо, попадают преиму щественно те элементы, которые характеризуют мир с негативной стороны и тем самым подтверждают необходимость изменений*. Любопытно, что во многих парла ментах мира за левыми закреплена определенная (а именно левая: отсюда, собствен но, и берет начало их идентификация) часть зала заседаний, откуда им правые видны значительно лучше, маяча у них перед глазами гораздо более, чем если бы левые и правые были перемешаны в зале.

В отличие от левых те, кого именуют правыми и кто смотрит на мир справа налево, видят преимущественно такие элементы наличного политического мира, которые характеризуют его с положительной стороны и подтверждают необходимость сохра нения статус-кво и/или заданного направления изменений**.

Наконец, в-третьих, один и тот же фрагмент политического мира, одно и то же явление воспринимается из разных точек политоида по-разному: под разными "уг лами" (а, следовательно, в разном масштабе), с разных сторон, в разных пропорци ях, с разной степенью отчетливости и заинтересованности и т.п.

Одно дело — смотреть на объект с более высокой точки властной вертикали, т.е. как бы сверху вниз. Это, если воспользоваться метафорой Платона, взгляд пастуха на свое стадо. В таком взгляде есть своя зоркость и своя слепота. Пастух не различает отдельных овец, он видит все стадо целиком, и это — принцип его оптики, позволя ющий ему реализовать свою функцию.

Иное дело — взгляд снизу вверх. Его можно сравнить со взглядом на небо из более или менее глубокого колодца, или взглядом рядового солдата на поле сражения. Суворов наставлял: каждый солдат должен знать свой маневр. Свой! Сам же Суво ров, или другой полководец, обязан представлять себе маневры всех участников сражения как единое целое.

Неодинаково воспринимаются политические явления и в зависимости or степени удаленности (дистанцированности) от них наблюдателя, его непосредственной включенности (участник) или невключенности (аутсайдер) в политический процесс. Вблизи актору открываются крупные планы, детали, которые ему нелегко при взгля де на них сложить, как мозаику, в целостную картину. К тому же в поле его зрения попадает немало деталей вообще случайных, не оказывающих решающего влияния на ход событий и не определяющих суть явлений, а иногда и чисто негативных, провоцирующих отрицательный эмоциональный настрой по отношению к целому. (Как заметил однажды Михаил Бакунин, революция вблизи — отвратительная вещь.)

При всем том политический мир, непосредственно окружающий актора, явления, наблюдаемые им вблизи, представляют для него повышенный интерес. Как пишет Б.В.Раушенбах, "часть пространства, непосредственно окружающая человека, дол жна быть отражена в его сознании наиболее полно и точно, ведь именно она таит источники повышенной опасности, требующие немедленной реакции, служит для поисков пищи и т.п. Что же касается дальних областей пространства, то здесь вполне допустима как более высокая степень искажений, так и понижение информирован ности" (8).

* Оптику левых Манхейм идентифицирует как "утопическую" и отождествляет с "угнетенными группа ми". Это весьма спорные утверждения. Но сама оптика описана адекватно. "Угнетенные группы", читаем у Манхейма, "духовно столь заинтересованы в уничтожении и преобразовании существующего общества, что невольно видят только те элементы ситуации, которые направлены на его отрицание... В утопическом сознании коллективное бессознательное...скрывает ряд аспектов реальности. Оно отворачивается от всего того, что может поколебать его веру или парализовать его желание изменить порядок вещей" (7).

** К.Манхейм связывает оптику правых с "правящими группами" и отождествляет ее с "идеологией". "...Мышление правящих групп может быть настолько тесно связано с определенной ситуацией, что эти группы просто не в состоянии увидеть ряд фактов, которые могли бы подорвать их уверенность в своем господстве, В слове "идеология" имплицитно содержится понимание того, что в определенных ситуациях коллективное бессознательное определенных групп скрывает действительное состояние общества как от себя, так и or других и тем самым стабилизирует его" (7).

                                                                                                            93 

Это суждение справедливо применительно к любому пространству, в которое погружен человек. С увеличением дистанции между актором и политическим объ ектом крупные штаны сменяются средними и мелкими, конкретные детали выпадают из поля зрения, падает непосредственный интерес к ним и т.п.

Свою перцептуальную "подслеповатость" акторы пытаются компенсировать, за частую неосознанно, с помощью воображения, мысленно достроить не воспринима емый ими непосредственно политический мир. Но в разных точках политоида эта компенсация происходит, опять-таки, по-разному. Особенно сказывается здесь то обстоятельство, что информация распространяется в обществе неравномерно, кон центрируясь в одних его точках и секторах и почти не попадая в другие. При этом разная по характеру информация движется по разным "траекториям". В итоге все объемлющей информацией не располагают ни низы, от которых правящие элиты многое просто скрывают, ни, вопреки распространенной иллюзии, верхи, которым нередко предоставляют препарированную и подчас заведомо одностороннюю инфор мацию. Так что достроенная воображением картина политического мира или отдель ных его элементов будет у разных акторов, опять-таки, односторонней, во всех случаях — неполной.

В стихотворении молодого Леонида Мартынова "Корреспондент" (1927 г.) описана лично стная ситуация дискомфорта от неполноты видения жизни, побуждающая к решительной смене "точки обзора" ("газетчик" устремляется в свободный поиск сюжетов). Примечательна "топо логическая" мотивировка осуществленной перемены: "О, здравый цензор! Беспокойны мы,/ Подвержены навязчивым идеям./ Но нам доступно посмотреть с кормы / На берега, которыми владеем.

Много позже, в стихотворении 1970 г. "Топология", из которого нами взят эпиграф, уже сама эта наука превращается у Мартынова в емкий образ, символизируя проблемность мира ("Мир, где узлы не разрубаются"), сопряженную с его принципиальной осваиваемостью, и одновременно выступая в качестве принципа такого освоения. Так преобразилась, сохранил собственные "топологические свойства", прежняя тема: необходимость совершенствовать ви дение, решая все ту же задачу — полнее познать (дабы благоустроить и оберечь) "Весь этот газово-бензиновый,/ Зыбучий от вершин до недр / Мир геометрии резиновой..." Впрочем, укрывшись за щитом бравады, поэт размежевывается с областью специального знания, пока зывая, что и не думал на таковое притязать: "... И не кричи мне, геометр, / Что это все не топология / И речь в ней вовсе о другом./ Уймись! Тебя поймут немногие, / Меня же — чуть не все кругом".

Остается добавить, что политолог должен все-таки принадлежать к тем "немногим", кто хотя бы на уровне основ "поймет" и "геометра".

5. В современном массовом обществе, отличающемся повышенной мобильностью, политические акторы то поднимаются вверх, то опускаются вниз, сдвигаются то влево, то вправо, то ближе к центру, то отодвигаются на периферию. В итоге один и тот же актор может сменить за свою жизнь несколько точек локализации в политоиде (в том числе взаимоисключающих), а значит, и несколько политических оптик*. Однако перебывать во всех возможных точках, число которых теоретически беско нечно, да и практически достаточно велико, не дано никому, как никакому, даже гениальному актеру, не дано переиграть все роли театрального репертуара. К тому же в жизни абсолютного большинства граждан смена ролей происходит сравнительно медленно, а многие вообще не меняют изначально заданных им жизненными обсто ятельствами и природными данными точек локализации в политоиде — и тем самым на всю жизнь сохраняют одну и ту же политическую оптику.

6. Существует глубинная связь между локализацией актора в политоиде и выпол няемой им политической фикцией, или, что в данном случае то же самое, его пол итической ролью. Детерминируемая сложной совокупностью факторов (социальное происхождение и положение, образование, уровень способностей и интеллектуаль ного развития, психический склад личности*, политико-культурная ориентация, принадлежность к определенному этносу и включенность в определенную цивили зацию плюс воля случая), политическая функция во многом зависит и от локали зации актора а политоиде. Если он находится в нижней части властной вертикали, то, естественно, не может выполнять функций государственного руководителя или партийного лидера, сколь бы он ни подходил для этого по своим данным. С другой стороны, если этот актор вдруг выигрывает выборы (скажем, по партийному списку) и получает депутатский мандат, а вместе с ним обретает новую функцию, то он меняет, причем резко, и локализацию в политоиде.

* В жизни часто приходится сталкиваться с ситуацией, когда с изменением своего политического статуса люди меняют взгляды на мир, отношение к другим, модель поведения. "Изменился человек, — сокруша ются окружающие, — испортился". На самом деле изменился не человек и не его нравственные принципы; другими стали восприятие и видение им мира, связанные с новой точкой локализации в политоиде и новыми функциями. Всякий, оказавшись в данном месте, повел бы себя аналогичным образом. Люди из низов, поднимающиеся наверх, часто ведут себя, как их буржуазно-аристократические предшественни ки. Это не обязательно "измена" своему классу — это следствие иного видения мира.

94                                                                  С точки зрения политолога

Далее в настоящих заметках различие политических оптик прослеживается для большей наглядности непосредственно через различие политических функций (ро лей)**. При этом берутся функции, связанные с локализацией акторов в разных точках политоида и вместе с тем обладающие высокой степенью репрезентативности.

7. Обыватель. Большинство политических акторов — это обыватели (данное понятие берется нами как ценностно нейтральное), т.е. рядовые граждане, которые могут принадлежать к рабочим, крестьянам, промышленникам, торговцам, худож никам — словом, представлять самые разные социальные слои и группы. Объединяет их всех практически полное безвластие и отсутствие активного и стабильного инте реса к политике.

Русский поэт начала XX в. Саша Черный замечательно точно описал политическое кредо обывателя: "Моя жена — наседка, / Мой сын, увы, эсер, / Моя сестра — кадетка, / Мой дворник — старовер. / Кухарка — монархистка, / Аристократ — свояк, / Мамаша — анархистка, /А я — я просто так...". И далее: "Молю тебя, Создатель / (Совсем я не шучу), / Я русский обыватель, / Я просто жить хочу!"

Обыватель (и не только русский) —он "просто так", он "просто жить хочет". Это вовсе не значит, что он полностью "выключен" из политики, конечно, обыватель не состоит в каких-либо партиях или союзах, не отстаивает левые или правые идеи. Но он смотрит телевизор (а там мелькают и политические сюжеты), листает газеты, перекидывается репликами с приятелями, перемежая впечатления о футболе бранью по адресу "этих тупиц из правительства". А главное — он время от времени голосует на выборах и тем самым выполняет важнейшую функцию воспроизводства сущест вующей политической системы, без чего демократическое государство не могло бы существовать.

Обыватель пребывает не просто в нижней, но в низшей (нулевой) точке властной вертикали. Все — над ним: политические активисты, чиновники, генералы и, разу меется, правители, от которых он удален на максимально возможную в данном политоиде дистанцию.

Поэтому на политический мир обывателю приходится смотреть снизу вверх. Ему плохо видно, что делается на другом конце властной вертикали. Задачи и трудности, с которыми сталкивается правительство, ему неведомы, а мотивы, которыми оно руководствуется, — непонятны и чужды. Он не видит политического мира как целого и даже не пытается воспроизвести эту целостность в своем воображении.

* Применительно к политической жизни можно выделить несколько психологических типов акторов. Есть люди, которые, при каком бы политическом режиме им ни выпало жить, будут его критиковать: их внимание — так уж они "устроены" — всегда сконцентрировано на недостатках. Это — "критики". Их психологический антипод — "апологеты", люди, которые едва ли не во всяком режиме найдут положи тельные черты. Есть "соглашатели", легко идущие на компромисс, а есть "скандалисты", готовые исполь зовать любой повод, чтобы устроить публичный политический скандал. Есть "консерваторы", которым не по душе смена политических порядков, а есть "революционеры", или "путчисты", которые постоянно суетятся и мечтают о решительной перестройке существующих политических порядков. Есть, наконец. прирожденные "ведущие" ("лидеры"), а есть "ведомые". Эти и другие психологические амплуа, клас сификация которых носит, разумеется, условный характер, сильно влияют на локализацию акторов в политоиде.

** В принципе возможна и нефункциональная (внеролевая) идентификация оптики. Политолог может чисто эмпирическим путем исследовать оптику актора, находящегося в интересующей его точке полит оида, которая не связана напрямую с той или иной функцией. Для этого необходимо выбрать соответст вующую систему координат и использовать адекватные исследовательские методики.

                                                                                                            95 

Политическую жизнь обыватель воспринимает и оценивает сквозь призму фак тов, непосредственно касающихся его личного существования: не будет ли войны, не повысят ли налоги, не усилится ли инфляция, не отберут ли у него работу какие нибудь там гастарбайтеры... Взгляд обывателя на политику не только узок, но и противоречив. Не имея представлений о хитросплетениях политики, он может по требовать от правительства одновременно уменьшения налогов и повышения расхо дов на социальные нужды и при этом совершенно не смущаться тем, что сокращение государственного бюджета делает проблематичным увеличение социальных ассиг нованй. Да он и не задумывается о подобных противоречиях.

Неудивительно, что обыватель часто голосует не за тех, кто предлагает реалисти ческие, но лишенные популистской позолоты программы, а именно за популистов, которые, зная распространенные в "низах" настроения, строят свои программы с учетом массовых ориентации.

Было бы, разумеется, нелепо обвинять обывателя в узости взглядов или требо вать, чтобы он мыслил государственными категориями, проявлял "сознательность" и адекватно оценивал работу правительства. Его оптика, детерминированная поло жением в политоиде, этого просто не позволяет. Но зато сами мнения обывателя позволяют достаточно точно определить, как транслируется в нижнюю часть полит оида информация о деятельности стоящих над ним акторов.

8. Политический руководитель (властвующий политик, правитель). Это — топологический антипод обывателя. Его функция — управление, или руководство государством, либо какой-то его частью, если речь идет о локальном политоиде, охватывающем, скажем, область или республику, входящую в состав федеративного государства. Платон в диалоге "Политик" утверждает, что правитель должен обла дать искусством "пасти людей" (9, 266с), как пастух или табунщик — искусством пасти волов или коней. Правитель (царь) заботится о поддержании жизнеспособно сти целого, управлять которым он поставлен. Читаем у Платона: "Забота же о целом человеческом сообществе и искусство управления всеми людьми в первую очередь и преимущественно принадлежит царю" (9, 276с)*.

Правитель пребывает в самой верхней точке властной вертикали. Все — под ним: коллеги-оппозиционеры, сподвижники, чиновники, партийные активисты, обыватели, наконец. При этом политическая линия, проводимая правителем, зада ется обществу как центристская — независимо от ее реального содержательного наполнения. Именно в соответствии с этой линией как центристской и будут оцени ваться позиции остальных акторов как левые, правые и т.д.

В отличие от обывателя, который, располагаясь у "подножья" политоида, смотрит на политический мир снизу вверх и видит лишь его детали, не схватывая общего плана, правитель взирает на мир сверху вниз и фиксирует в сознании лишь общий план, проявляя устойчивую слепоту в отношении деталей (в том числе и конкретных обыватели), которых он просто не в состоянии разглядеть с высоты своего положения. Но это неизбежная слепота. Политическая зоркость успешного правителя в отноше нии какого-либо актора или политического явления прямо пропорциональна их функциональной значимости. Концентрация внимания на деталях ("деревьях") помешала бы охватить умственным взором целое ("лес"), затемнила бы генеральное видение политического мира. А без такого видения просто невозможно принимать решения государственного масштаба.

Поэтому не стоит обвинять правителей в том, что они "оторвались от народа" (подобные обвинения — любимое занятие обывателя и радикала-активиста) и тре бовать, чтобы они "вошли в положение простого человека" и начали мыслить его категориями. Это бессмысленные упражнения, ответом на которые может стать лишь популистский фарс.

Пару десятилетий назад в Китае кадровых руководителей ("ганьбу") отправляли время от времени на "перевоспитание" в народные коммуны. Работая там свинарем или пастухом, секретарь горкома, конечно, узнавал много нового и начинал воспри нимать мир по-иному. Возможно, становился нравственно чище. Но, возвратившись в свой горком, он, даже если и испытывал остаточное воздействие коммунального опыта, вынужден был снова мыслить как руководитель, смотреть на мир с высоты своего положения, т.е. видеть прежде всего "лес", не замечая отдельных "деревьев".

* Две с половиной тысячи лет спустя Макс Вебер определил политику как "деятельность по самостоятель ному руководству", "руководство политическим союзом, то есть в наши дни — государством" (курсив мой. — Э.Б.) (10).

96                                                                  С точки зрения политолога

9. Политик-оппозиционер. Как и властвующий политик, оппозиционер высокого ранга* пребывает в какой-то из верхних точек властной вертикали, и его оптика по основным характеристикам совпадает с оптикой первого. Он тоже холист, восприни мающий политический мир в целом — будь то федеративное государство или неболь шой город. Это н неудивительно: сегодняшний оппозиционер — это нередко вчераш ний властвующий политик, только он теперь не управляет государством, а оценивает (критикует) нынешнее управление и предлагает альтернативные варианты государ ственных решений.

И все же, меняя функцию, оппозиционер неизбежно меняет и точку локализации в политоиде (смещаясь несколько вниз по вертикали), а значит, и какие-то элементы прежней оптики.

Само слово "оппозиция" четко фиксирует противо—действие, противо—стояние властям. В ряде парламентов мира оппозиция располагается в зале заседаний на специально отведенных для нее местах, которые пространственно подчеркивают ее противостояние находящимся у власти (см., например, 11, с.78,215).

Оппозиционер смотрит на политический мир, наперед сфокусировав свой взгляд на всяком faux pas (неверном шаге), совершаемом властями, все время пытаясь их "подловить" и сделать их промахи достоянием гласности. Но в зависимости от того, локализован ли он сам левее центра, правее центра или же в центре, он делает предметом внимания и критики разные действия властей: левые оппозиционеры акцентируют отклонения правительства вправо, правые — отклонения влево, цент ристы — всякий отход от центра. От оппозиционера бессмысленно ожидать объек тивного анализа ситуации и беспристрастной оценки деятельности властей. Его оптика, повторим, изначально настроена на поиск изъянов, он — политический "сани тар" общества, но "санитар" небескорыстный и потому не всегда справедливый.

Еще больше, чем властвующие политики, оппозиционеры любят демонстративно "ходить в народ", как бы подчеркивая свою близость к нему. Но это не более, чем испытанный способ ловли дополнительных голосов. Конечно, оппозиционер вынуж ден внимательнее присматриваться к тому, что происходит в нижней части полит оида. Однако дистанция, отделяющая его от обывателей и массовых активистов, остается очень большой и, глядя с высоты своего положения вниз, он видит все ту же не расчленяемую его глазом массу ("паюсную икру", как изволил выразиться в "Грядущем хаме" Д.Мережковский), что и властвующий политик.

Оппозиционер высокого ранга — ненадежный союзник и лишь временный попут чик тех, кто стоит ниже его по властной вертикали: выиграв очередные выборы, он тут же забудет о вчерашних обещаниях и будет вести себя, как правитель. Но он и не может быть другим: ведь он из верхней зоны политоида.

10. Руководитель-отраслевик. Крупные хозяйственники (предприниматели), военачальники, финансисты, другие капитаны отраслей занимают в политоиде осо бое место. Их политическая функция — не что иное, как оказание активного давле ния на власти (лоббирование) со стороны неполитических секторов социума в целях защиты корпоративных интересов, ограничение притязаний политического руко водства на властную монополию.

Возвышаясь над обывателями, активистами, чиновниками, отраслевики вместе с тем, как и все, подчинены политическому руководству и в "штатных" ситуациях в массе своей более или менее дистанцированы от него. Но как люди, распоряжающи еся материальной собственностью, иногда весьма значительной, а также обладаю щие неполитической властью, они часто склонны преуменьшать или даже вовсе игнорировать эту дистанцию, особенно в кризисных ситуациях, когда заметно повы шается роль региональных авторитетов: тут они вообще могут чувствовать себя хозяевами положения, способными принимать судьбоносные решения.

* Представителей народной (массовой) оппозиции мы рассматриваем как часть "массовых гражданских активистов", о которых речь ниже.

                                                                                                            97 

В принципе отраслевик наделен оптикой руководителя. Он привык смотреть на подчиненную ему систему (армию, крупный промышленный комбинат, отрасль народного хозяйства и т.п.) глазами хозяина, т.е. видеть ее, как и политик, в целом. Принцип холизма определяет и его подход к миру политики. Но воспринимает он последний через призму собственной отрасли, далеко не всегда принимая в расчет специфику политических отношений.

Так, генерал, если он не имеет опыта государственного руководства, анализирует политическую ситуацию, особенно кризисную, прежде всего с точки зрения возмож ности силового решения. Властные хитросплетения, психологические и культурные нюансы, которые постарался бы учесть опытный политик, могут вообще остаться вне его поля зрения как избыточные. (Оптика любого актора работает по принципу отсечения всего избыточного по отношению к функции, обусловленной его про странственной локализацией.) Такова уж специфика его менталитета, порождаемая занимаемым положением.

Через призму законов и интересов подвластных им ведомств смотрят на полити ческий мир и другие руководители-отраслевики. Естественно, что когда они получа ют возможность навязать неполитические методы решения политических проблем, это вызывает отрицательный эффект. Однако, как и от других акторов, требовать от генералов и директоров, чтобы они перестроили свою оптику, не меняя своего поло жения в политоиде и своих функций, столь же бессмысленно и даже контрпродук тивно. Поэтому законами ряда стран предусматривается иной путь: ограничение участия представителей некоторых профессиональных групп в политической (в том числе парламентской) деятельности и невозможность занятия ими определенных государственных должностей. (Например, в США возглавлять военное ведомство может лишь гражданское лицо.)

11. Массовый политический активист. Вернемся в нижнюю часть политоида. Над многомиллионной массой политических обывателей возвышается тоже доста точно многочисленный слой акторов, играющих активную роль в политической жизни государства и общества. Это рядовые члены политических партий, союзов, объединений, низовые opганизаторы и непременные участники разного рода съездов, митингов, шествий, демонстрации и т.п. — словом, массовые политические активи сты. Пользуясь образным рядом Саши Черного, можно сказать, что это те самые рядовые "кадеты", "монархисты", "анархисты", которые вечно крутятся у обывате ля под ногами, норовя затянуть его на то или иное политическое мероприятие и навязать ему свое идейно-политическое кредо.

Политические активисты играют роль неформального связующего звена между верхами и низами. Это те самые знаменитые "колесики и винтики", о которых с таким упоением говорил Ленин и без которых не в состоянии функционировать ни одно политическое сообщество.

Как и обыватели, массовые политические активисты локализованы а нижней части властной вертикали. Правда, в отличие от первых они находятся не в самой нижней (нулевой) ее точке, а чуть повыше — над обывателями, а в некоторых случаях и над такой политически не ангажированной фигурой (о ней речь ниже), как гражданский активист. Но все равно это нижняя часть властной вертикали — под чиновничеством, крупными хозяйственниками, генералами (не говоря уже о правящих политиках), а значит, и в отдалении от центров принятия политических решений.

Вместе с тем как люди, движимые внутренним интересом к политике и исповеду ющие различные идейные кредо, активисты разбросаны едва ли не по всем точкам идейно-политической горизонтали. Среди них есть и левые, и правые, и умерен ные, и экстремисты, и центристы и т.п. Это тот "человеческий материал", на который непосредственно опираются и властвующие политики, и оппозиционеры.

Пребывание в нижней части властной вертикали и широкий разброс по идейно политической горизонтали определяют основные параметры оптики массовых пол итических активистов. О реальных политических процессах, протекающих в госу дарстве и обществе, они информированы не намного лучше обывателя. И происхо дящее в центрах принятия решений видится им едва ли не столь же туманно. Их оптика столь же локальна и фрагментарна. Однако они взирают на политический мир не через призму узкого эгоистического интереса, как обыватели, и не через призму интересов всего "полиса", как правители, а через призму партийного, кор поративного интереса. Они слепы по отношению ко всему, что не согласуется с их верой. Мера их нетерпимости к инакомыслию велика, особенно у экстремистов. И нужен серьезный толчок, чтобы они разочаровались в своем кумире или в своей идее и чтобы признали правоту другого.

98                                                                  С точки зрения политолога

Политические активисты — едва ли не самые ангажированные люди в политоиде. Договориться между собой им зачастую намного труднее, нежели конкурирующим политикам высокого ранга, которыми движет не столько идейная убежденность, сколько прагматический интерес.

12. Гражданский активист. Наряду с политическими активистами в современ ном обществе существуют люди (их численность и роль в политической жизни заметно возросли в последние десятилетия), которых можно было бы назвать акти вистами гражданскими. К их числу принадлежат участники массовых гуманитарных движений — экологических, правозащитных, миротворческих, культурных и дру гих, равно как и отдельные граждане, преследующие гуманитарные цели. Они не ставят перед собой непосредственных политических целей, хотя и вступают по необ ходимости в отношения с политическими структурами. Их функция — защита ин тересов человека и общества от посягательств со стороны государства и других политических сил, сдерживание, а, если возможно, ограничение государственного экспансионизма.

Позицию гражданского активиста точнее всего можно было бы охарактеризовать с помощью такого понятия, как аутсайдер. Как и обыватель, он практически лишен политической власти — и однако же не чувствует себя безвластным и беспомощным. Он стоит как бы вне властных отношений, вне государства и политических групп, глядя на них со стороны и не делая принципиальных априорных различий ни между верхами и низами, ни между левыми и правыми, ни между властями предержащими и оппозиционерами.

Отсюда и политическая оптика гражданских активистов. Для них не существует "государственного интереса", они — принципиальные антидержавники. Человек, гражданское общество — вот призма, через которую они смотрят на политический мир. При этом они видят не его фрагменты, непосредственно затрагивающие их личное существование, и не общую систему политических отношений, а конкретные гуманитарные проблемы, имеющие отношение либо к обществу, в котором живут, либо к человечеству в целом. Но "вписать" эти проблемы в политический контекст гражданские активисты даже и не пытаются, ибо проявляют по отношению к нему слепоту.

13. Государственный служащий (чиновник, бюрократ). К этой группе принад лежат тысячи, а в крупных странах — миллионы людей, работающих в многочис ленных министерствах, управлениях, комитетах, аппаратах и т.п. Чиновники пред ставляют собой связующее звено, с одной стороны, между различными блоками государственного механизма, с другой — между государством и обществом. Их функция — защита государственного интереса, как он сформулирован в соответст вующих документах и указаниях руководства, соучастие в практической реализа ции принятых верхами решений.

Чиновник — обладатель делегированной официальной власти. Она может быть большей или меньшей, но она есть у чиновника всегда. Официальный характер этой власти обязывает его быть центристом, строго следовать заданной руководством линии, не отклоняясь от нее ни влево, ни вправо. Как лица, причастные власти, чиновники взирают на политический мир сверху вниз, хотя и с разной высоты. Однако в отличие от правителя чиновник смотрит на этот мир через призму заданной административной задачи — как правило, узкой и конкретной. Поэтому, стоя радом с правителем или находясь от него на сравнительно небольшой дистанции, он видит мир не так, как его патрон.

Служащий — формалист по своей сути (что хорошо показал Маркс в работе "К критике гегелевской "Философии права"), живая политическая жизнь скрыта от него за параграфами и статьями законов, указов, постановлений, предписаний. И это естественно для чиновничьего глаза. Или — скажем так — для глаза любого нормального человека, который бы оказался на его месте. Нелепо требовать от государст венного служащего, чтобы он подошел к решаемому им вопросу "неформально, по-человечески", "вошел в положение" просителя. Для этого ему надо было бы изменить оптику, а чтобы изменить оптику, он должен был бы перестать быть государственным служащим.

                                                                                                            99 

14. Итак, пребывание граждан в разных точках политоида предопределяет неоди наковое видение ими политического мира, в котором они живут, а значит, и неоди наковое его понимание и отношение к нему. Конечно, описанный выше оптический релятивизм сам относителен: разные политические оптики в чем-то совпадают друг с другом. В противном случае общение, взаимопонимание и сотрудничество различ ных индивидов и групп, достижение политического консенсуса между ними были бы невозможны. Однако дифференцированная локализация акторов в политическом пространстве ставит естественные пределы такому совпадению. Обыватели, нахо дящиеся в нулевой точке властной вертикали, не в состоянии понять тех, кто нахо дится на ее вершине, они не могут мыслить государственными категориями. В свою очередь правители, генералы, директора не в состоянии "влезть в шкуру" обывателя. Чиновники видят мир иначе, чем руководители-отраслевики. А политические активи сты, ангажированные партиями, взирают на все через свои сектантские "очки"...

Даже в условиях тоталитарного общества, где принципиально отрицается право Другой оптики на существование и где работают мощные нивелировочные механиз мы в виде разного рода "Министерств правды", эта Другая оптика существует в латентной форме. И сразу же заявляет о себе — знаем по собственному опыту, — как только разрываются идеологические и политические обручи, стягивающие тотали тарный социум.

Значит, и консенсус по тем или иным политическим вопросам имеет в каждый данный момент естественные пределы. При этом его масштабы могут быть разны ми. По одним вопросам можно достичь общенационального согласия, по другим — локального, а по каким-то вопросам консенсус может оказаться в данных условиях вообще недостижимым.

Исследования в области политической культуры демократии (12) показывают, что она нуждается в сосуществовании разных политических оптик. Тотальный консенсус по всем политическим вопросам (идеал тоталитаризма) может оказаться столь же губительным для общества, как и полное или почти полное отсутствие консенсуса. И не только потому, что достижение "всеобщего согласия" немыслимо без насилия, но также и потому, что демократия немыслима без оппозиции, а оппо зиция невозможна без Иного видения мира.

1.   См.: Laponce J. Left and Right. The Topography of Political Perceptions. Toronto, Buffalo, L., 1981; Stokes D. Spatial Models of Party Competition. — "American Political Science Review". 1963, pp.368—377; Rosenthal H. and Sen S. Spatial Voting Models for the French Filth Republic. — "American Political Science Review", 1977, pp. 1447 —1466. Заслуживают внимания работы французского социолога П.Бурдье, и частности, "Физическое и социальное пространства: проникновение и присвоение", "Социальное пространство и генезис "классов" (Бурдье П. Социология политики. Перев. с фр. М., 1993). Но они представляют интерес прежде всего и общеметодологическом плане и речь в них идет о некоторых принципах анализа социального пространства, которое не совпадает с пространством политическим. Из работ российских (советских) авторов, имеющих какое-то отношение к проблематике полити ческого пространства (это преимущественно статьи в академических журналах), отметим, в частно сти: Гордон Л., Назимова А. Перестройка: возможны варианты? — "Коммунист", 1989, № 13; Петренко В., Митина О. Семантическое пространство политических партий России. — "Психологи ческий журнал", 1991, № 6; Венгеров А. Политическое пространство и политическое время. — "Общественные науки и современность". 1992, № 6.

2.   Laponce J.A. Op.cit., p.3.

3.   См., напр.: Ямпольский М. Жест палача, оратора, актера. — "Ad Marginem'93". Ежегодник. М., 1994.

4.   Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и ренессанса. М., 1965, с.436.

5.   См., напр.: Баталов Э. Архитектура несвободы. — "Архитектура СССР", 1990, сентябрь — октябрь.

6.   Бахтин М. Эстетика словесного творчества. М., 1986, с.25.

7.   Манхейм К. Диагноз нашего времени. Перев. с нем. М., 1994, с.40.

8.   Раушенбах Б. Восприятие и перспективные изображения пространства. — В кн.: Искусство и точные науки. М., 1979, с. 145—146.

9.   Платон. Политик.

10. Вебер М. Избр.произв. М., 1990. с.644—645.

11. Парламенты мира. М., 1991.

12. См. об этом: Баталов Э. Политическая культура современного американского общества. М., 1990.

 

Hosted by uCoz