Сайт портала PolitHelp ПОЛНОТЕКСТОВОЙ АРХИВ ЖУРНАЛА "ПОЛИС" Ссылка на основной сайт, ссылка на форум сайта

                                                                                                          97   

СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА ПЕРЕХОДНОГО ОБЩЕСТВА: "ГОРИЗОНТАЛЬНЫЙ СРЕЗ"

Е. Н. Стариков

СТАРИКОВ Евгений Николаевич, канди дат философских наук, старший научный сотрудник ИСПРАН. 

Построение "социальной пирамиды" — традиционный подход при изучении социальной структуры общества (1). Но есть и иной подход к структурированию современ ного социума: вертикально-пирамидаль ную его конструкцию можно рассечь по го ризонтали, выявляя региональные популя ции, субэтносы и квазисословные группы. Именно такую исследовательскую процедуру намерен провести автор по отношению к постсоветскому российскому обществу. *

В предмет нашего исследования не входят экстерриториальные образования и межэтнические отношения. Во-первых, в силу большой сложности этой темы, гребу щей особого анализа, а во-вторых, в силу того простого факта, что Российская Феде рация, в отличие от СССР, в целом доста точно однородна в этническом отношении: 82,6% ее населения составляют русские, они же численно преобладают и в большин стве автономий. Русскими мы и займемся, абстрагировавшись от других этносов, на сколько это возможно.

Сразу же оговоримся, что фактологиче ский материал, которым мы располагаем, фрагментарен, неполон, имеет множество ла кун. Это неслучайно. Политика советского ру ководства отличалась принципиальным анти географизмом и антирегионализмом, стрем лением к тотальной унификации, к всеобще му усреднению, к стиранию всех и всяких различий, в том числе и региональных. Так, одинаковые стандартные пятиэтажки строи лись и на Крайнем Севере, и на Юге.

В стране, где "вертикальные" связи го сударственного аппарата заменяли собой "горизонтальные" связи гражданского об щества, неизбежна была ведомственная "трайбализация" населения, превращенно го в "рабсилу" — простой придаток к удель ным ведомственным княжествам. Каждое из них имело в одном и том же регионе собст венные автономные системы жизнеобеспе чения, что и обусловливало своеобразий ведомственный "апартеид" — разделение населения на ведомственные "трайбы".

Несмотря на все помехи идеологическо го характера, в советский период региона листика все же развивалась — преимущественно в рамках экономической географии. "Другое дело, что в западной региональной науке (regional studies) быстрее, чем у нас, восторжествовал комплексный подход, в ре зультате эта наука приобрела статус само стоятельной дисциплины со своим предме том, методом и системой знаний. У нас же до сих нор процесс интеграции регионалисти ки не завершился, и исследования в этой области ведутся в рамках различных обще ственных наук — экономики, географии, этнографии и пр." (2). Как пишет Б. Родоман, "советские географы разделили страну на насколько тысяч природных и хозяйствен ных районов, не совпадающих с админист ративным делением, дали им названия и ха рактеристики, нанесли их на карты. Районы, выделенные учеными, надо сгруппировать по зонам в зависимости от поставленных целей, для каждой зоны разработать, если нужно, свои варианты законов, норм, пра вил, различные налоги и тарифные сетки, разные программы и сроки реформ. Либо это районирование проведут сверху ученые, со трудничающие с правительством и местной администрацией, либо снизу начнется сти хийное дробление страны на конфликтую щие между собой уделы" (3).

Самое парадоксальное заключается в том, что зачинателем дробления России вы ступила Москва, отделившая себя от всей остальной страны системой бесчисленных административных фильтров и бюрократи ческих рогаток. "Красная" столица отнима ла ресурсы у провинции. "Московскую про писку, подобно римскому гражданству, од ни наследовали, как апостол Павел, другие получали за взятки и грязную службу, как арестовавший его тысяченачальник" (3). И сейчас ничто не изменилось. Столица, хотя и зарабатывает немало, тем не менее пол учает более регулярное, чем другие регио ны, финансирование, имея одновременно долю со всех бюджетных статей, даже если деньги выделяются на нужды села или Крайнего Севера. Финансовые ресурсы вы качиваются в столицу филиалами москов ских банков, доходы от экспорта сырья кон центрируются там же (4).

98                                                                                   Россия сегодня

Не случайно выдвигаются требования о переносе столицы из Москвы в Новоси бирск. Впервые эту проблему теоретически поставил В.Л. Цымбурский (5), мотивируя целесообразность подобного переноса необходимостью освоения "трудных террито рий" Сибири и перемещением мирового ге ополитического центра тяжести в Азиат ско-тихоокеанский регион. Но когда за пе ренос столицы в Новосибирск выступил де путат Госдумы В. Липицкий, его аргументация была более прозаичной. Мос ква превратилась в своего рода "государство в государстве", обособленное от остальной России (6). Профессор В.Н. Шубкин из Инс титута социологии РАН заявил: "Приводят ся данные, что в некоторых регионах про цент голосов, поданных за Жириновского, высок. В частности, в Сибири. А какая там жизнь? В какие невыносимые условия по ставлены работники ВПК, крестьяне, севе ряне? Столичный бомонд склонен не заме чать их, перефразировав известные слова М. Ломоносова: "Российское могущество прирастать будет за счет Сибири". А сиби рякам это не нравится почему-то" (7).

* * *

В настоящий момент, на мой взгляд, рай оны Сибири и Севера — колонии России. Российский Север — это две трети (11 млн.км2) территории РФ, па которых про живает 8% ее населения и производится четверть всего валового национального про дукта. До 60% валютных поступлений в бюджет РФ дает именно Север (8).

Абсолютное большинство на Севере со ставляет нестабильное население, форми ровавшееся в основном вместе с развитием добывающей промышленности. Эта "рабо чая сила" завербована в обжитой части страны и мечтает, выйдя на пенсию, посе литься в сравнительно теплых краях. Чис ленность старожильческого населения не значительна, и лишь около 160 тыс. являют ся представителями коренных этносов Се вера (9). Миграционные потоки на Север, в Сибирь и Дальний Восток направлялись ве домствами, заинтересованными в дешевой "рабсиле". Дешевизна ее определялась не уровнем зарплаты (на грандиозных строй ках Севера неквалифицированный труд оп лачивался гораздо выше квалифицирован ного) , а ничтожностью затрат ведомств на обустройство этих сорванных по их воле с насиженных мест людей. Если за 70—80-е годы население Сибири выросло на 20%, то мощности инфраструктуры увеличились только на 1,5 % (10). Даже там, где ведомст ва в силу крайней необходимости раскоше ливались на строительство жилья, все ос тальное — магазины, больницы и ясли — они оставляли на усмотрение абсолютно ни щих местных властей.

Таким образом, главный деформирую щий фактор в осваиваемых регионах — это засилие "вертикальных" ведомственных структур и их абсолютное преобладание над "горизонтальными", территориальными. Качество жизни в районах освоения резко падаете началом этого процесса: ухудшают ся все показатели в сфере здоровья, образо вания, культуры, структуры питания, ис пользования свободного времени и т.д. В ре зультате не формируются стабильные об щности: устойчивость численности населения достигается за счет баланса его притока и оттока. Так, за последние 20 лет в Якутию приехало более одного миллиона человек и столько же выехало. И это при общей численности населения республики чуть более одного миллиона человек.

В условиях колоссальной текучести "рабсилы" миллионы, если не десятки мил лионов людей пропускаются через особую "барачную субкультуру". Изменился сам тип личности северянина. Как свидетельст вует главный социолог "Главтюменьгеоло гии" А.Н. Силин, "среди приезжего населе ния менее всего ценятся интеллигентность, совестливость, образованность, заметна тенденция снижения ценности личности, а нередко и самой жизни человека" (11).

Ведомственная разобщенность участни ков "освоения", пользующихся отдельны ми инфраструктурами и ревниво оберегаю щих их от "чужаков", дополняется противо речиями между "аборигенами" и "пришель цами", рабочими и управленцами, старшим поколением и молодежью, пионерами пер вой и последующих волн освоения, между постоянными жителями и вахтовиками и, наконец, между землячествами. Естествен ные трудности, вызываемые климатически ми условиями, не сближают, не сплачивают территориальные общности, но, будучи сдобрены искусственными трудностями су губо социального свойства, наоборот, дро бят сообщество на множество враждующих фракций.

Традиционная культура природопользо вания, выработанная коренным населени ем, задавлена здесь бесцеремонным хозяй ничаньем добывающей и лесной промыш ленности. А ведь этносы всем своим укладом зависят от природы. Пришельцы-времен щики не понимают, что такое тундра с ее тощим слоем земли (тронь, и ничего не ос танется) . Вездеход, прошедший по тундре, оставляет незаживающий след. Не случайно местные народы так боялись тревожить эту землю и даже мертвых хоронили на поверх ности. Как ответит природа на вторжение пришельцев, никому не ведомо.

                                                                                                          99   

В настоящий момент экономика "трудных территорий" переживает кризис гораз до более острый, чем в целом по стране. Дело в том, что до "рыночных реформ" продуктообмен между "Северами" и "материком" осуществлялся на принципиально нерыноч ной, принудительно неэквивалентной осно ве, ибо невозможно было установить цену, которая устраивала бы одновременно покупателя и продавца. На чисто экономической базе "смычка" Севера и "материка" была невозможна, так как при равноправном торговом обмене взаимные потери превыси ли бы прибыль. Циркуляция народнохозяй ственных "соков" была возможна только на основе принудительносиловой их перекач ки. И хотя Север и "материк" обоюдно нуж дались в продукции друг друга, продуктооб мен имел характер обмена потребительны ми, но отнюдь не меновыми стоимостями. Короче говоря, такие рыночные категории, как себестоимость, цена, прибыль, аморти зация и т .д., не учитывались принципиально, ибо введение их в обиход мгновенно пору шило бы стройную систему перекачки ре сурсов Севера на "материк" и продуктов жизнеобеспечения для северян — в обрат ном направлении. С введением "рынка" именно так оно и получилось: темпы спада производства на Севере выше общероссий ских. Даже добыча золота стала убыточной. Ранее северные и приравненные к ним территории являлись местом притяжения мигрантов в силу известных северных льгот. За десятилетие 1979 — 1988 гг. миграцион ный баланс здесь был стабильно положи тельным, составляя ежегодно в среднем 235 тыс. человек (12). Ныне же зарплата на Се вере практически не превышает среднюю по России, а уровень цен — выше. И это не считая резкого, катастрофического падения общего качества жизни на "трудных терри ториях". С 1990 г. начинается отток населе ния с этих территорий. Сейчас, по данным Комитета по делам Севера, около двух мил лионов живущих там людей "сидят на чемо данах" (13) и лишь объективные трудности отъезда (запредельно высокие транспорт ные расходы, отсутствие контейнеров, не определенность с получением жилья на но вом месте) сдерживают повальное бегство северян. "До конца 90-х годов, согласно оценкам Центра демографии, миграцион ные потери северных территорий достигнут 1,3 — 1,4 млн. человек в основном трудоспо собных возрастов... Населению Севера в предстоящие 20 лет грозит опасность уменьшиться на 3 — 3,5 млн. человек, из которых 2 — 2,3 млн. (если сориентиро ваться на современные миграционные уста новки) осядут в российских старообжитых областях, а 0,7 — 0,8 млн. человек и вовсе уедут из страны" (14).

* * *

С севера России перенесемся на ее Юг. Это прежде всего Ростовская область, Крас нодарский и Ставропольский края. Доста точно благополучное (по среднероссийским меркам, конечно) положение этого региона на протяжении послевоенных лет преврати ло его в своеобразный магнит, притягивающий мигрантов — в первую очередь отстав ных офицеров и тех, кто проработал долгие годы по контракту на Севере. И если сейчас миграционное сальдо на Севере становится все более отрицательным, то на Юге — на оборот: густонаселенный регион, где жилье в дефиците, а земля плодородна, оказался сейчас захлестнут волной вынужденных пе реселенцев и беженцев из Закавказья и се верокавказских республик России.

Ранее население Юга, привыкшее к по стоянным миграционным потокам, отлича лось терпимостью к другим культурам и сте реотипам поведения. В то же время это на селение никогда не сливалось с пришельца ми, а предоставляло каждой социально-профессиональной и этнической группе свою определенную нишу. Сейчас отношение коренного населения к новым волнам мигрантов резко изменилось, ибо они перестали отвечать нормативным экс пектациям этого населения, т.е. попросту оказались не такими, какими должны были быть по представлениям "местных". Преж де всего, вновь прибывшие не пожелали в большинстве своем включиться в производ ство и, соответственно, занять нормативно одобренную нишу в социальной структуре Юга России. Так, по данным социологиче ских исследований, проведенных МВД Рос сии на Кубани, 47% местных жителей воз мущены тем, что мигранты практически "не впряглись в производство", а занялись по средническими махинациями, рыночной торговлей, полулегальными и просто кри минальными делами. "Вместо потерявших все, оборванных, полуголодных, спасающих свою жизнь жертв конфликтов прибыли — в подавляющем большинстве — люди более обеспеченные, чем местные жители. Так по крайней мере считает половина опрошен ных кубанцев... 37 % кубанцев обвиняют го стей в неуважении к местным обычаям, 26 % считают, что беженцы провоцируют межна циональные конфликты" (15, с.124).

Как следствие — скачкообразный рост ксенофобии среди "местных" и соответст вующее усиление политического влияния партий национал-патриотического толка. Так, например, В. Жириновский получил на Юге России в полтора раза больший про цент голосов, нежели в среднем по стране (16, с. 124). Традиционный для Юга России регионализм, более или менее явное проти востояние Москве за последние годы резко усилились, но при этом парадоксальным об разом дополнились ярко выраженными го сударственническими настроениями. "Это связано с осознанием "новой старой" роли Юга как форпоста русской культуры на Кавказе, пограничного края, барьера и бу фера, защищающего всю Россию от неста бильности и гасящего волны межнациональ ных конфликтов, приходящие с Кавказа" (16,с.123).

100                                                                                  Россия сегодня

При подобном состоянии массового со знания казачество предстало единственным гарантом (на Центр и его силовые мини стерства ухе никто всерьез не надеялся) сохранения за Россией ее стратегических позиций в этом важнейшем с точки зрения геополитики регионе. На казаков с надеж дой смотрят не только как на воинов-пору бежников, но и как на силу, способную на вести строгий порядок, подавить крими нальный разгул и в то же время защитить русское население Юга России от этниче ского экстремизма титульных этносов "ма леньких, но гордых" республик, возникших на месте бывших автономий. Ибо многочис ленны факты насильственного выживания казаков и вообще славян из северокавказ ских республик, безнаказанных убийств, грабежей, разжигания межэтнической вражды. Русское население на Тереке и Ку бани постоянно убывает или просто утрачи вает свои позиции, а нарушение хрупкого межэтнического баланса с объективной не избежностью влечет вслед за собой даль нейшее обострение межэтнической розни, чреватое новыми кровавыми конфликтами.

Сложность и ''неоднозначность" скла дывающейся ситуации — не только в бес контрольном расползании оружия и само стийном формировании казацких войск, не признающих проведенные в советские вре мена административные границы, но и в том общеизвестном факте, что сейчас к любым движениям, обладающим силой и влиянием, объективно, вне зависимости от благих на мерений их участников, тянутся крими нальные элементы и политические авантю ристы. Они имеют свои собственные интере сы, весьма далекие от целей охраны россий ских рубежей, а тем более — защиты порядка и законности.

Какова численность казаков на сегод няшний момент и по каким критериям их выделять из всей массы населения? До ре волюции все было просто: казаки являлись особым сословием с четко фиксированным правовым статусом. Общая численность ка зачьего населения и казаков, находившихся на военной службе, была точно известна. Как отправную точку отсчета приведем со ответствующие данные за 1916г. Всего ка зачьего населения — 4434 тыс. человек, из них на военной службе 285,4 тыс. (17, с.21). Доля казаков в населении составила на До ну 42,3 %, на Кубани 43 % (18).

И.А. Яковенко, возглавивший исследова ние донского и кубанского казачества соц иологической службы "Мониторинг", ис пользовал три основных критерия иденти фикации человека с казачеством: кровное происхождение, самоидентификация, внешняя идентификация (17, с.2). Таким об разом, принадлежность человека к казаче ству рассматривалась скорее как факт об щественного сознания. На основе подобных

критериев были получены такие (естест венно, весьма условные) цифры, обознача ющие долю казачества в населении: по Рос товской области — 28% (т.е. свыше милли она человек), Краснодарский край — от 18 до 27%, что также составит по максимуму 1 млн.человек (18). Весьма схожие цифры да ют и другие эксперты (16, с. 128).

По роду занятий казачество в Ростов ской области отличается от неказахов сле дующими параметрами: среди казаков на 10% больше крестьян, на 12% меньше слу жащих и ИТР, на 7% больше пенсионеров и на 6% меньше учащихся. Рабочие и пред приниматели в равной степени представле ны и в казачьем, и в остальном населении области. Естественно, что доля горожан зна чительно выше среди неказачьего населе ния. Однако и среди людей, причисляющих себя к казачеству, 51 % — жители городов (17, С.3).

Широко распространены представления о консервативности и реакционности каза чества. Но социологические опросы опро вергают, например, утверждения о том, что казаки против частной собственности на землю. На вопрос: "Ваше отношение к час тной собственности на землю?" 72% кубан ских казаков твердо ответили "за" и лишь 19% — "против". Среди неказаков эти циф ры выглядят так: 59 и 25% (18). Среди донских казаков "за" — 70,8%, "против" — 14,6% (17, с.6). И прочие социально-пол итические ориентации казачества весьма незначительно отличаются и в основном совпадают с установками населения в це лом. Отличия во взглядах одной возрастной региональной группы от другой более зна чительны, чем отличия казаков от неказа ков по тому же самому вопросу.

Как гласит экспресс-отчет об итогах вы шеназванного социологического исследова ния, "весьма примечательно, что ориента ции на православие и духовность незначи тельны и казачество этим совершенно не отличается от неказачьего населения. Это позволяет сделать вывод, что речь идет о создании современной, хотя и специфиче ской социальной общности, которая имеет с дореволюционным казачеством некоторую культурную, кровную связь, но все же не может быть воспринята как перенос в Рос сию 90-х годов XX века социальной общно сти, прекратившей свое существование в первой трети столетия. ... Казачество было сформировано "сцепкой" трех элементов: воинская служба — землевладение — само управление. Без этих элементов или без од ного из них возрождение казачества приоб ретает фольклорно-этнический характер..." (17,с.11,14).

                                                                                                          101 

Индикатором ориентации на воинскую казачью службу был вопрос: "Ваше отноше ние к идее создания воинских формирова ний казачества?" Разные градации положительной установки выразили 73,6% казаков и 34% неказаков — жителей Ростовской области, отрицательной— 16,4% казаков и 45,5% неказаков. Кроме того, каждый тре тий житель Ростовской области и каждый второй казак посчитали главной задачей ка зачьих войск защиту российских границ. Каждый четвертый ростовчанин и каждый третий казак видят необходимость в том, чтобы казачьи войска поддерживали обще ственный порядок (17, с. 14-15).

По мнению большинства экспертов, соб ственные групповые интересы казачеством на настоящий момент так до. конца и не сформулированы, а посему оно является не столько самостоятельной политической си лой, сколько объектом внешних манипуля ций, специфическим слоем электората, ко торый стараются использовать самые раз ные силы. Собственных лидеров, пользую щихся известностью и популярностью в масштабе России, у казаков пока нет. Их политические симпатии достаточно размы ты, главной константой здесь является ува жение к власти сильной, решительной, к лидерам "крутым" и жестким.

Налицо определенный кризис казачьего движения. Но пока неясно, что он означает — или то, что его "пик скорее всего пройден", как считает ряд экспертов, или же времен ную ("детскую") болезнь роста, которая бу дет преодолена; здоровые зерна отделятся тогда от плевел и произойдет консолидация движения.

На настоящий же момент наметилась определенная тенденция к противостоянию по линии "казаки — неказаки", о чем сви детельствуют данные опроса на традицион но казачьих территориях: доля тех, кто явно негативно оценивает деятельность Союза казаков Области Войска Донского, достига ет в Багаевском районе 58%, в Новочеркас ске — 50 %, в Ростове — 44 %. Доля тех, кто одобряет, составляет здесь соответственно 16, 17 и 21% (16, с.129). Ту же тенденцию рисует и проведенное несколько ранее исс ледование под руководством Яковенко: "Неказаки воспринимают возрождающееся казачество в значительной степени как мни мую общность, основанную на внешних, временных, случайных, наносных факто рах: мода, влияние родственников, друзей, угроза возможных притеснений со стороны ретивых сторонников казачества, борьба за власть, конъюнктура" (17, с.9).

Ситуацию обостряет противостояние между казачьим руководством и местной ад министрацией, вызванное борьбой за власть и за собственность (прежде всего — за зем лю) . На местах созданы и успешно действу ют структуры казачьего самоуправления — круги и правление атаманов, причем парал лельно с официальной администрацией. И их влияние среди населения некоторых районов значительно выше, чем у официаль ных представителей "партии власти".

Так как же все-таки оценить процесс возрождения казачества? Казаки — это не сомненный субэтнос (культурно-террито риальная группа), а точнее — субэтносы русского и некоторых других народов Рос сии*. За плечами казаков — многовековая историческая традиция, насильственно пре рванная на 70-летний период. Поэтому тео ретически неверно, а политически вредно относиться к казачеству как к искусствен ной, "ложной" общности. Проснувшийся от семидесятилетнего летаргического сна, этот субэтнос ищет свое место в изменившемся мире — ищет методом проб и ошибок, а значит — не без досадных издержек. Оче видно, что возрождается не казачество в том виде, в котором оно существовало до 1917 г. Идет процесс рождения во многом новой социальной общности, сохранившей с каза чеством генетическую, духовную связь. Большинство казаков, являющихся таковы ми по крови, по духу, в силу своего самосоз нания, не готовы принять на себя весь ком плекс сословных обязанностей и ограниче ний, в корне меняющих устоявшуюся жизнь. И есть меньшинство, согласное всту пить с государством в особые отношения, чем-то напоминающие сословные, готовое взвалить на себя тяжкую ношу обязанно стей — прежде всего связанных с охраной государственных рубежей — и не только на Северном Кавказе, но и на Дальнем Востоке — на территории Уссурийского, Амурского, Забайкальского округов.

Иррегулярная воинская служба — не анахронизм и не исторический удел одних лишь российских казаков. В ряде развитых стран сохраняют большое значение воин ские формирования милиционного типа в виде пограничной охраны, национальной гвардии и т.п. Осовремененное российское казачество могло бы вновь послужить делу охраны российских рубежей. Но в этом слу чае те, кто захотят участвовать в этом деле, должны получить от государства статус, четкий перечень прав и взаимных обязанно стей государства, казаков и казачьей орга низации. Последняя в этом случае перестает быть общественной, а становится элемен том государственной структуры.

* Этнический состав казачества был слож ным: в 1916 г. более 100 тыс. казаков составляли калмыки, башкиры, буряты, осетины, мордва, татары, грузины, хакасы, эвенки, якуты и др. При чтении реестра Запорожского казачества многократно встречаются лица еврейской на циональности". "Поэтому правильно различают российских казаков (казаки ряда национально стей страны) и русских казаков (часть именно русского народа). У калмыков, например, казаки составили субэтнос бузава" (19).

102                                                                                  Россия сегодня

· · ·

Казаки, так же как и другие квазисос ловные субэтнические группы (поморы, чалдоны, староверы), уже одним фактом своего выживания свидетельствуют о нео быкновенной жизнеспособности русского этноса, ибо, как считал Л.Н. Гумилев, нали чие сложной системы субэтносов является признаком здоровья нации и, наоборот, уп рощение этнической структуры вплоть до одного элемента — явный признак вырож дения ("обскурации") нации. По мере "ста рения" этноса носители его "золотых генов" — "пассионарии" — рассредоточиваются по периферии основного этнического "матери ка", стойко сопротивляясь процессу дегра дации и вырождения, охватившему основ ную часть нации. Сохранение традицион ных моральных ценностей в условиях по всеместной аморальности, устойчивость семейных, дружеских, территориально культурных связей, большое число детей, качественный генофонд — все это позволя ет рассматривать данные "пассионарные" группы как надежду России на будущее на циональное возрождение (сюда же следует включить и "других русских" из ближнего зарубежья). В то же время следует отметить и противоположную тенденцию: места оби тания вышеперечисленных "пассионариев" усиленно засоряются наплывом "субпасси онариев" — уголовно-лагерного элемента, а также оставшихся после "строек века" бездомных и быстро деклассируемых стро ителей, временных и сезонных рабочих-би чей и т.д. Таким образом, мы наблюдаем процессы социальной энтропии, "размыва ния" устойчиво положительной субкульту ры коренных сибиряков, поморов и казаков все усиливающимся натиском носителей аномии и того, что Л. Невлер назвал "куль турой хамства" (20).

И все же пассионарные русские субэтно сы, захлестнутые волной моральной энтро пии и вырожденчества, держатся. Как пи шет Г. Померанц, "фронт держат одиночки, которые не оглядываются на соседей. Спер ва их совсем немного, а потом соседи начи нают оглядываться на них, и вчерашние бег лецы становятся войском — под командой вчерашних одиночек" (21).

Ни "великий перелом", ни другие совет ские переломы не миновали деревень, где живут староверы. Но работать плохо здесь так и не научились. И сегодня деревни ста рообрядцев отличаются от всех остальных. Добротные, крашеные, чистые избы, рез ные наличники, узорчатые ставни. Жители степенны и трудолюбивы. Лица — строгие и правильные: северные римляне. Правда, но вые поколения все дальше и дальше отходи ли от веры. Но несколько лет назад начала возрождаться и вера.

Если же с периферии нашей страны — Крайнего Севера, Юга, Сибири и Дальнего Востока — вернуться туда, откуда начина лась Россия, то здесь, в исконно русских регионах, мы встретимся с мерзостью запу стения — с настоящим "нечерноземным Чернобылем". По обезлюдению сельской местности Нечерноземье значительно опе режает другие районы. Демографический дисбаланс — нарушение половозрастной структуры села — в корне подорвал воз можность воспроизводства сельских попу ляций на своей собственной основе. Наряду с энтропией демографической, экономиче ской и социальной нарастает на селе энтро пия духовная, известная социологам под на званием "аномия".

Еще в 1956 г. американский социолог Г. Беккер дал описание нарастания духовной энтропии в сельских обществах, где "потеря культуры благодаря отставанию" приводит к постепенному разрушению норм, и "каж дое последующее поколение обладает мень шим количеством технических, экспрессив ных и контрольных возможностей культуры предков, чем их предшественники, и в ре зультате образуется бесформенная распол зающаяся масса созданий, чье поведение почти не поддается предсказанию даже для них самих, если только оно не выражено в весьма общих выражениях. Они будут есть, пить, спать и спариваться, но вопросы — что, когда, где и как — остаются почти не объяснимыми" (22). Отметим, что Беккер описывает "естественную" моральную де градацию, происходящую в "изолирован ных сельских обществах" благодаря "мед ленному ослаблению ограничений". У нас на селе моральная деградация носила не столь ко "естественный" (в силу "культурного от ставания"), сколько искусственно принуди тельный характер. Принципиальная амо ральность власти не могла не затронуть нравственность села. Вспомнить хотя бы та кой страшный документ — приказ запахи вать кладбища с целью расширения посев ных площадей.

Далеко не последнее место в числе при чин морального одичания села занимает миграция. Из села уезжают наиболее рабо тоспособные, энергичные, молодые, проис ходит также вымывание интеллектуального потенциала из деревни. На их место город сбрасывает в село свои человеческие шлаки. Усиливается миграция в сельскую мест ность криминогенных элементов, все чаще находят здесь пристанище бывшие заклю ченные, лишенные в городе жилья и работы. Тюремно-лагерная субкультура все шире расползается по сельской территории, осо бенно в местностях, примыкающих к сто личным и крупным городам. Таким образом происходит своеобразное распределение миграционных потоков: из села город выса сывает наиболее качественные человеческие кадры и сбрасывает туда свои отбросы. Пьянство на селе приобрело катастрофиче ские размеры, семья деградировала, ''воо чию видна опасность нарастания в народо населении патологического груза, прежде всего врожденной умственной отсталости, олигофрении в результате отравления мате ринского организма алкоголем" (23).

                                                                                                          103 

* * *

Обескровив село, разрушив деревен скую субкультуру, мощные миграционные потоки ударили и по городам, размыв сфор мировавшиеся городские популяции и раз рушив существенную и наиболее самобыт ную часть городской культуры. Произошли рурализация города, замедление, а порой и обращение вспять процесса кристаллиза ции городского сообщества.

И особо в этом плане неблагополучно положение городов малых, служащих про межуточным этапом и как бы стартовой площадкой для сельских мигрантов в их по следующем прыжке в большой город. Ибо миграция в нашей стране, так же как и в странах третьего мира, развивается по трех ступенчатой схеме ''село — малый город — большой город"; 55% жителей малых горо дов родились о сельской местности, а корен ные горожане (т.е. горожане третьего поко ления) составляют в них всего лишь 7% (24, с.224, 230).

Некогда уютные и своеобразные, малые города, превратившись в транзитные пунк ты миграционных потоков, утратили свое "лица необщее выраженье". В большинстве таких городов до сих пор нет системы кана лизации и водоочистки, преобладает уса дебный тип застройки с довеском в виде подсобного хозяйства. Поскольку подавля ющая часть их населения имеет участки и дачи, то живет оно в двух обиходах — город ском и сельском. И ни в одном — полностью. То есть субкультура российского малого го рода — и не городская, и не сельская, а межеумочно-маргинальная, барачно-сло бодская.

Демографическая структура малых го родов России: 55,4% населения — женщи ны, люди пенсионного возраста — 25,6, мо лодежь до 30 лет — 26,5%. Национальный состав: русских — 91,7%, славян — 94,9, представителей мусульманских народов — 2,5, остальных — 2,6% (25). "Таким обра зом , — делает вывод социолог Т. Кузнецова, — малые города России являются прежде все го русской провинцией с относительно бла гоприятной для социального возрождения или, во всяком случае, поправимой, при оп ределенных условиях, демографической структурой" (25).

Как структурировано подобное город ское сообщество в социальном плане?

Прежде всего, оно расчленено по производ ственному признаку: "Связисты — это от дельный мир, водители автобусов — другой мир, водители грузовиков — третий. Они не смешиваются, у них разные дома, разные места для садовых участков" (26). Кроме контактов по месту работы существуют раз витые формы отношений семенных, сосед ских и дружеских. Но все эти связи являют ся по своему уровню первичными и не кон ституируют собственно городскую структу ру. Растущих снизу, спонтанных, автономных от властных инстанций обще ственных структур более высокого (т.е. чис то городского) порядка в малых городах почти не наблюдается. Иными словами, го родские сообщества этого типа структурно аморфны и стоят не на собственных "граж данских" ногах, а на административных протезах. Именно властные, администра тивные инстанции создавали тот искусст венный каркас, на котором держалась псев догородская социальность. Правда, имеют ся и исключения из этого правила. Как счи тает архитектор и культуролог В. Глазычев, "главное — сохранилась или нет какая-то группа носителей пусть реликтового, но все равно городского сознания... Если обнаружи вается хотя бы двести человек, являющихся активными носителями городской культур ной нормы, то это работает" (26). Энтузи астами создаются библиотеки и музеи, вок руг них образуется все расширяющийся крут неформального культурного общения, завязываются процессы кристаллизации структур сугубо городского типа. И если раньше эти активные носители городской культурной нормы являлись по большей ча сти социальными аутсайдерами, то сейчас они как бы "легализованы" явочным поряд ком, а их лидеры как бы сами собой оказы ваются участниками политического процес са, хотя не имеют никаких властных полно мочий. Все сильнее веет духом "земства".

Таким образом, малые города России нельзя представлять в виде сплошной серой и унифицированной массы. И различаются они не числом жителей, а наличием или отсутствием уникальных группово-лично стных отношений, задаваемых активным социокультурным меньшинством. В сравни тельно многолюдном городе это меньшинст во может быть маргинальным, т.е. оттеснен ным на задворки общественной жизни, и тогда это не город, а слобода, посад. И нао борот, в крохотном городке позиция тахте людей может быть очень весома и тогда это — пускай крохотный, но город. Именно ка чество человеческих связей, а не наличие урбанистской застройки определяет специ фически городской тип социальности, дела ет город городом. Поэтому, например, полу миллионные Набережные Челны с их типо вой застройкой и бедностью социальных связей (чистый эксперимент "молодежного города" без корней) — никакой ни город, а огромный ПГТ (поселок городского типа).

104                                                                                  Россия сегодня

Одним из признаков (хотя и не обяза тельным) малых городов России является навязанная им относительно узкая отрасле вая специализация. В результате произошла деформация функциональной структуры этих городов. В сегодняшних условиях судь ба большинства этих заводских монопосе лений трагична. Взять хотя бы "текстиль ные" поселки: 120 малых городов Централь ной России содержались за счет 600 пред приятий текстильной промышленности (800 тыс. работающих, в основном жен щин) (27). На некоторых предприятиях ста ночный парк не обновлялся с начала века. Ныне нет сырья, спрос на отечественный текстиль резко упал. В период реформ лег кая промышленность России получила наи более сильный удар. "Утонувшие" заводы по тянули вслед за собой на социальное дно и закрепленные за ними текстильные городки со всеми их обитательницами и обитателями.

* * *

В доперестроечный период на фоне ни щей российской провинции сказочными "городами будущего", перенесенными из фантастических романов, выделялись ост рова "архипелага ВПК" — поселки с нерос сийскои чистотой улиц, ухоженной зе ленью, блестящим стеклом дворцов культу ры, современных больничных корпусов. Возникли также целые города — закрытые монопоселения при оборонных заводах-ги гантах — все эти Красноярск-26, Арзамас 16, Златоуст-36, Томск-7, Пенза-19, Свердловск-44. Свердловск-45, Челя бинск-45, Челябинск-70 и т.д. Они пред ставляли собой особые миры с собственной энергетической базой, автономной инфра структурой и почти европейским качеством жизни.

Сейчас средняя зарплата на предприяти ях ВПК в 2 раза ниже, чем в целом по машиностроительной отрасли, и в 3 — 4 раза ниже, чем в строительной промышлен ности. Да и эта зарплата не выплачивается от трех месяцев до полугода и поэтому су щественно "съедается" инфляцией. Обита тели закрытых ранее городов после их "от крытия" чуть ли не впервые узнали, что такое преступность, массовое пьянство, ни щета, разруха и запустение. Но не жизнен ные передряги в первую очередь травмиру ют специалистов экстра-класса, а то, что их умения и знания как-то вдруг сразу оказа лись не нужными стране. И дело здесь не в том, что работники ВПК — сплошь заядлые "ястребы"-милитаристы. Нет, они понима ют необходимость конверсии, но понимают, также, что конверсии автоматической, т.е. дармовой — без плановых инвестиций — не бывает. И что расхищение посланцами с За пада (и нашими выезжающими) новейших российских ноу-хау и переход высокоосна щенных заводов к технологиям нередко качественно более низкого уровня — отнюдь не конверсия, а нечто иное, преступное.

Резко возросла социальная напряжен ность среди полутора миллионов обитате лей 47 прежде строго секретных монопосе лений: 10 — Минатома и 37 — Минобороны. Начался массовый исход наиболее квалифи цированных ученых и рабочих из "оборон ки . Нарастают требования городов ВПК вновь "закрыть" их. С такими требованиями выступили жители Ижевска, Красноярска 26, тугих номерных городов. 89% населе ния Норильска, в прошлом тоже закрытого города, высказались за то, чтобы вернуть ему прежний статус. Думается, что в этих требованиях — не только боязнь оказаться захлестнутыми волной преступности, но и мудрость — бандитский беспредел вблизи ядерных и ракетных заводов недопустим в принципе.

Недопустимо и разрушение той особой культурной экосистемы, которая сложилась в закрытых городах. Так уж получилось, что в них сосредоточены лучшие умы и самые умелые рабочие руки России, ее подлинная научно-производственная элита. Здесь со хранились почти исчезнувшие в России профессиональная гордость и чувство от ветственности, нет агрессивности и повсе местной ненависти, зато доминируют спо койствие и уравновешенность, в цене сове стливость и душевность.

Фактически полтора миллиона обитате лей номерных городов — новый российский субэтнос, хотя возраст его — несколько де сятилетий — несовместим с возрастом та ких субэтносов, как казаки, поморы, чалдо ны, старообрядцы. Может это и парадок сально — подводить под общий знаменатель наследников церковного раскола XVII в. и детей научно-технической революции века XX. Но есть у них нечто общее: все эти субэтносы — и реликтовые, и вновь возник ший — являются, на мой взгляд, последни ми хранителями "золотых генов" русской нации в море энтропии, захлестнувшей страну. Эти пассионарии так и не научились работать плохо, не обзавелись удобной мо ралью, "свободной от комплексов". Показа тельно, например, что, по утверждению компетентных органов, до сих пор ни один физик-ядерщик, являющийся носителем сек ретов оружейной технологии, не выехал из России на постоянное жительство за рубеж.

* * *

Более сорока лет назад упоминавшийся уже выше Г. Беккер ввел понятие "норма тивная реакция на аномию". Обозначает это понятие такое примерно явление, ситуа цию: в некоем обществе, нации, этносе про исходят процессы нарастающего морально го распада, этической деградации, т.е. имеет место рост аномии. И вот уже все нормы поведения порушены настолько, что обще ство оказывается в ситуации почти полного распада.

                                                                                                          105 

Тут-то и срабатывает последний резервный механизм самосохранения обще ства. Людям, дошедшим до роковой черты, становится вдруг тошно от того, какими они стали, как ведут себя. И вот вокруг "одино чек, которые держат фронт, не оглядываясь на соседей", завязывается процесс кристал лизации моральных ценностей: полузабы тые, отброшенные, оплеванные ценности вдруг начинают светиться новым, как бы мистическим светом. Они притягивают к се бе все больше сторонников, все более жест кими становятся моральные требования лю дей к самим себе и друг к другу. Ожившие ценности усиливаются и вновь соединяются в единую стройную систему, структуру норм поведения, следовать которым — ка тегорический императив для каждого члена общества. Заповеди эти и нормы могут в чем-то измениться и даже существенно из мениться — в соответствии с требованиями времени. Но главное не в этом. На смену полностью аморальному, безнормативному обществу, "свободному от комплексов , приходит общество со стройной и строгой системой морали, причем при всех нововве дениях в эту систему ее ценностный фунда мент, состоящий из основополагающих принципов общежития, остается непоко лебленным. Зависнувшее над бездной обще ство, которому, казалось бы, уже ничто не поможет, вновь обретает моральное здоровье и стабильность.

То же самое явление, но под другим уг лом зрения и в иных терминах, описал Гу милев в своей концепции пассионарности и, в частности, "пассионарной индукции", ког да горстка пассионариев заражает ("инду цирует") своим эмоционально напряжен ным полем множество пассивных прежде людей. Пассионариев, согласно Гумилеву, больше всего сохраняется в периферийных субэтносах. И когда всему этносу в целом приходится плохо, вот тогда-то бьет час пассионариев. Они найдут по всей стране множество прежде атомизированных сто ронников—пассионариев. Десятки миллио нов ни во что уже не верящих, опустивших ся, спившихся, затравленных людей потя нутся к ним, зачарованные и "зараженные" исходящей от них моральной силой.

Красивая сказка? "Национал-патриоти ческий бред"? Успокоение для отчаявших ся? Но ведь так было, неоднократно было в истории со многими народами. А с русским народом — так уж как минимум трижды. Впрочем, как говорится, "возможны вари анты". Точнее, лишь один альтернативный вариант — исчезновение русского этноса в течение жизни нескольких поколений — есть у истории примеры и такого исхода. Тем не менее: "Как бы ни был неравен бой, нет извинений для уклонившихся от него".

1.          См., например: Е.Н. Стариков. Социальная структура переходного общества (опыт "ин вентаризации"). — "Полис", 1994, № 4.

2.          Сергунин А.А. Проблемы и возможности реги оналистики. — "Полис", 1994, №5, с. 149.

3.          Родоман Б. География и судьба России. — "Знание — сила", 1993, № 3, с. 12—13.

4.          См., напр.: "Известия", 18.1.1995; 13.IV.1995.

5.          Цымбурский В.Л. Остров Россия (Перспекти вы российской геополитики). — "Полис", 1993. №5, с.22.

6.          См.: Новосибирск станет Нью-Москвой? — "Известия", 18.1.1995.

7.          Шубкин В.Н. Почему россияне проголосовали за Жириновского? — Куда идет Россия? М., 1994.С.235.

8.          "Финансовые известия", 1995, № 17; "Крас ная звезда", 16.III.1995; "Советская этно графия", 1989, №6, с.235.

9.          Таксами Ч.М. Гуманитарньс проблемы Севера. — "Советская этнография", 1989, № б, с. 17.

10.        Тощенко Ж.Т. Социальные резервы труда, М., 1989.С.276.

11.        Силин А.Н. Томский Север — не колония! — "ЭКО", 1989.С.276.

12.        Численность, состав и движение населения в Российской Федерации. М., 1992, с.31 — 36.

13.        "Финансовые известия", 1995, № 17.

14.        Рыбаковский Л.Л., Тарасова Н.В .Внутрирос сийская миграция населения: нынешняя си туация и прогноз. — "Социологические исс ледования" 1994, № 1, с.34.

15.             Петрухина Е. Кубанцы готовы взяться за автомат. — "Мегаполис-экспресс", 1993, №11, с.6.

16.        Колосов В.А., Криндач А.Д. Тенденции по стсоветского развития массового сознания и политическая культура Юга России. — "Полис", 1994, №6.

17.        Современное донское казачество( политиче ский, социальный, экономический порт рет). Ростов-на-Дону, 1992.

18.        Яковенко И. Кубанские казаки. — "Мегапо лис-экспресс", 1993, № 2.

19.        О казачестве без домыслов и мифов. — "Крас ная звезда", 20.VIII.1994.

20.       Декоративное искусство", 1978, № 9.

21.        Померанц Г. Над бездной. — "Век ХХ и мир", 1991, №3, с.6.

22..       Беккер Г. Современная теория священного и светского и ее развитие. — Современная соц иологическая теория в ее преемственности и изменении. М., 1961, с.201 — 202, 203.

23.        Черниченко Ю.Д. Калым. — "Огонек", 1988, №31, с.24.

24.       Советский город: социальная структура. М., 1988.

25.            Кузнецова Т.Е. Малые города России: харак теристика населения. — "Экономические и социальные перемены: мониторинг обще ственного мнения. Информационный бюл летень". 1993, №7.

26.             Глазычев В. Непознанная страна. — "Знание — сила", 1994, №4, с. 7.

27.       "Финансовые известия", 1993, № 55.