Сайт портала PolitHelp ПОЛНОТЕКСТОВОЙ АРХИВ ЖУРНАЛА "ПОЛИС" Ссылка на основной сайт, ссылка на форум сайта

(Окончание следует)

«Я УМРУ В ПЕЧАЛИ. " (Предсмертные записки Е. С. Варги)

The packet was superscribed: "To be unsealed and made public in 25 years, and in no case during my lifetime".

Shortly before he died in 1964 in Moscow, Academician Yevgeny Var-ga, a one-time Hungarian revolutionist and later a well-known figure In the Communist International, and a_prominent Soviet scholar and contributor to Marxist-Leninist political economy of capitalism, had handed the packet to his daughter Marina.

The quarter of a century went by. The scholar's manuscript found inside (now published below with a foreword by Soviet historian Mikhail Gefter) turned out to be full of reminiscences, reflections and... bitterness.

Имя Евгения Самуиловича Варги (1880—1964) говорит само за себя. Старшему поколению оно известно даже в том случае, если люди моего возраста — не экономисты, не «международники», а просто в той или иной степени причастные к событиям, изменившим картину Мира — от конца первой мировой войны до исхода второй (со всеми ее предвиденными и непредсказуемыми последствиями). Молодому же человеку достаточно заглянуть в любой наш энциклопедический словарь, чтобы узнать самое необходимое о жизненном пути венгерского революционера и советского академика, создателя научной школы в той области, какая именуется «мировой экономикой и мировой политикой» (взаимопроникновение, обратная связь!), долгие годы входившего в лидерскую группу Коминтерна, одного из немногих, кто уцелел во времена «большого террора», кто сохранился и физически, и духовно. Первое не требует долгих пояснений. Судьба людей калибра Варги решалась лично Сталиным, Сталину он был нужен, к тому же тираны любят игру в «рулетку», где ставкою — чужая жизнь. О сохранности же духовной не скажешь скороговоркой. Современный ум полон сомнения: не мираж ли это?

В самом деле — возможно ли было, не закрывши глаза на оргию смерти и опустошение идей, оставаться верующим марксистом, а, оставаясь им, не потерять способность к независимым суждениям, притом не в десятистепенных частностях, а в коренных проблемах общественного бытия? Привычный ответ: исключения (если они действительно исключения) лишь подтверждают правило. Но будем откровенны — ответ этот либо отговорка, либо в нем заключено Нечто, призывающее к серьезному и непредвзятому рассмотрению. Ведь любая вера держится еретиками, а еретикам, чтобы удержаться, не миновать компромисса. Правда, коммунизм XIX—XX вв. объявил себя научным и в лице Маркса сделал величайшую заявку на это. Но он же, призывая своих сторонников к решительным и самоотреченным действиям, не мог не рассчитывать на те свойства человеческой натуры, которые питают собою веру. Коммунистическая ересь несла в себе эту двойственность и, в свою очередь, мучительно задумывалась над ее природой и рождаемыми ею искушениями самоутраты. Разве не себя и себе подобных видел внутренним оком Бертольт Брехт, когда пересотворял судьбу Галилея?

Брехт мыслил драматическим иносказанием, а большую и лучшую часть жизни провел вдали от «отечества мирового пролетариата». Варга же был рациональным аналитиком по роду занятий и складу ума. Советская Россия стала (после поражения революции в Венгрии) его вторым домом, здесь у него родились дети и внуки, здесь погиб в войну его первенец; здесь он основал институт, который на Западе для краткости так и называли Vargainstitut, здесь блюстители чистоты марксизма отняли у него институт; здесь он написал, на наиболее близком ему немецком языке, свои главные труды, вынашивал и отстаивал взгляды, почитающиеся теперь классическими; здесь обличал «отступников» и каялся в собственных мнимых прегрешениях, и, наконец, нарушив академический ритуал, ушел в пенсионеры. На доме, где жил он в последние годы, — памятная доска. «Коммунистический еретик» на ней конечно же не значится. Не положено у нас такое. Да ведь и не знал никто его предсмертного слова...

«Я умру в печали». Не от тягот возраста, не от телесных недугов эта печаль. Она от пошатнувшейся веры. Но не в коммунизме изверился «старый революционер». Не в осуществимости строя, при котором «никто не будет слугою другого», а в осуществителях. Где они?

Кто они? И если их уже не было, а те что были, в его втором доме, лишь суесловно и вероломно притворялись ими, то откуда придут настоящие, неподдельные, всесветные?

То, что на 84-м году жизни Евгений Самуилович Варга доверил рукописи, отчасти напоминает его прежние работы (конкретностью, документированностью мысли), но в чем-то и в самом существенном разительно отличается от них. Это не ученый трактат и не исповедь праведного грешника. Это и не обращение к единомышленникам. «Я умру в печали» может быть также прочтено как — «я умру в одиночестве». Мне кажется, что именно этим чувством продиктован и авторский запрет на ознакомление с текстом в течение ближайшей четверти века.

Двадцать пять лет минули, и дочь покойного, неукоснительно выполняя волю отца, впервые прочла последнее его произведение. В силу нашей старой дружбы с Мариной Евгеньевной я оказался вторым читателем. Решение предать рукопись гласности мы приняли вдвоем. И вместе избрали для публикации «Полис»

Еще несколько слов Предсмертные записки Е. С. Варги вероятно окажутся для многих неожиданными. Кого-то они озадачат, а у кого-то вызовут и усмешку. От них действительно веет странной стариной. Антидогматическая ортодоксальность ныне не в моде. Ее не приемлют ни рьяные поборники «социалистического выбора», готовые подкрепить свое раз и навсегда вразумляющей силою, ни вчерашние обновители, торопящиеся отправить коммунизм во всемирно-историческую кунсткамеру. Кому же предназначаются размышления человека, про которого можно без преувеличения сказать, что он (до последних дней своей жизни сохранявший ясный ум и непреходящий интерес ко всему, происходящему за пределами его жилья и больничной палаты) принадлежал к доядерному Миру, к Миру, истории, для которой при всех ужасах и кровопролитиях, ею пережитых, понятие катастрофа еще не имело буквально-всеобщего и надсоциального смысла?

Я думаю, что чувства и сомнения, согревающие и освещающие этот текст, совсем не лишние для людей, переступающих границу между Вторым и Третьим тысячелетиями. Я убежден также, что вне заблуждений нет надежд, а без надежд нет и человека Наконец, весь опыт занятий историей утвердил меня в мысли, что утраченные возможности — не пустошь, что они существуют (материально!) и «работают» либо в пользу людей, либо против них — в зависимости от того, сбрасывают ли люди прошлое, как избыточный и непосильный для них груз, или всматриваются в него, чтобы увидеть там себя — предстоящих

М. Гефтер

«ВСКРЫТЬ ЧЕРЕЗ 25 ЛЕТ»

Е. С. Варга

Эти заметки не предназначаются для печати. По крайней мере — пока я жив. Я начинаю писать их в конце 84-го года моей жизни

Я пишу это потому, что не могу преодолеть горестной озабоченности. Передо мной встает вопрос, составляющий содержание всей моей жизни: возможно ли построение подлинно социалистического общества? В сущности, это вопрос о том, возможен ли вообще переход от общества, основанного на принципе оплаты по труду, общества, в котором, хотя и обобществлены средства производства — а значит, невозможна капиталистическая эксплуатация, все же сохраняются сходные с капиталистический обществом различия в реальном распределении доходов — к коммунистическому, т. е. действительно социалистическому общественному порядку?

Никогда у нас не говорилось и не писалось так много о «коммунистической морали», о формировании «коммунистической личности», как сейчас. Никогда не было таким вопиющим противоречие между официальна провозглашенной идеологией и действительными отношениями между людьми, как сейчас. За редкими исключениями каждый человек в Советском Союзе стремится к тому, чтобы увеличить свои доходы. Как и при капитализме, это составляет главное содержание жизни людей. Если бы речь шла только о тех широких слоях населения, месячная зарплата которых составляет 30—80 руб. и для которых такое стремление понятно и простительно; но когда то же самое делают люди с достаточными доходами, — это не совместима с социализмом!

Построение общества исключительно на принципе «вознаграждения по труду», т. е на корысти, спустя 46 лет после Октябрьской революции ведет к глубокому моральному разложению советского общества. Люди, включая высший слой бюрократии, стремятся повысить свои доходы не только посредством больших трудовых усилий, но и с помощью всяких Средств: обкрадывания государства, спекуляции (Смирнов, секретарь Крымского обкома). выдачи военных тайн (Пеньковский), кражи личного имущества, вплоть до присвоения чужих рукописей; и все это — начиная со школы. Описание всех изощренных методов мошенничества, с помощью которых имущество и доходы государства (и других социалистических организаций) попадают в руки частных лиц, потребовало бы многих томов.

* Печатается с сокращениями.

Как можно положить этому конец? Можно л» наполнить принцип распределения по труду коммунистическим содержанием? Вообще — совместим ли на долгий срок принцип собственности е социализмом?

Ссылаются на Маркса! Но Маркс никогда не говорил о том, сколько времени должен длиться переход от «оплаты по труду» к коммунизму. Он, конечно, не думал о сроке а 46 лет, которому не видно конца...

Ссылаются на Маркса, говоря о том, что более производительный труд должен более высоко оплачиваться, что квалифицированный труд «многократно» превосходит обычный труд. Но во сколько раз? Ленин говорил, что товарищи, освобожденные от физического труда, должны получать вдвое больше квалифицированного рабочего — не более.

А что происходит сегодня?

Рабочий совхоза в месяц зарабатывает 30—50 рублей; академик приблизительно 1000 руб., т. е. в 20, а то и в 30 раз больше. А каковы реальные доходы тех, кто принадлежит к верхушке бюрократии, к правящему в стране едою? А лучше сказать, сколько платит государство в месяц самому себе?

Этого не знает никто!

Но каждый знает, что под Москвой существуют дачи — конечно, государственные; при них постоянно находится 10—20 человек охраны, кроме того, садовники, повара, горничные, специальные врачи и медсестры, шоферы и т. д. — всего до 40—50 человек прислуги. Все это оплачивает государство. Кроме того, естественно, имеется городская квартира с соответствующим обслуживанием и по меньшей мере еще одна дача на юге. У них персональные спецпоезда, персональные самолеты, и те и другие с кухней и поварами, персональные яхты и, конечно же, множество автомобилей и шоферов, обслуживающих днем и ночью их самих и членов их семей. Они бесплатно получают, или по крайней мере получали раньше (как обстоит дело теперь, я точно не знаю) все продукты питания и прочие предметы потребления.

Во что обходится все это государству? Я этого не знаю! Но я знаю, что для обеспечения такого уровня жизни в Америке надо быть мультимиллионером! Только оплата самое малое 100 человек личной обслуги обошлась бы в месяц примерно в 30—40 тыс. долл. Вместе с прочими расходами это составило бы более полумиллиона долларов в год!

Как должен произойти переход к коммунизму, к «распределению по потребностям» от такого распределения доходов и всеобщего стремления к все большему повышению «жизненного уровня»?

Говорят, что будет полное изобилие!

Но откажутся ли верхи от такой жизни, при которой их обслуживает целая орава в сто человек, станут ли они обслуживать себя сами? Ведь ясно, что при коммунизме никто не может быть слугой другого (за исключением врачей, медицинских сестер и т. п. ).

Мыслим ли вообще переход к коммунизму от нынешнего, морально разложившегося общества, с тысячекратными различиями в доходах и бесчисленными привилегиями?

Или нынешнее состояние вечно?

Я умру в печали.

КОНФЛИКТ МЕЖДУ СОВЕТСКИМ СОЮЗОМ И КИТАЕМ

42 года назад, 3 января 1921 г. я писал: «... существует опасность, что Россия перестанет быть двигателем международной революции. Ибо нельзя умолчать о следующем: в России есть коммунисты, у которых не хватает терпения ждать европейской революции и которые хотят взять курс на окончательную изоляцию России. Это означает заключение мира с империалистами, регулярный товарообмен с капиталистическими странами и организацию всякого рода концессий... Из этого возникает новый тип государства, в основе которого лежит господство рабочего класса над широкими крестьянскими массами. Это государство будет обменивать излишки продовольствия и сырья на производимую в капиталистическом мире продукцию... Это течение, которое стремится к тому, чтобы пролетарское государство Россия и его пролетарское хозяйство стабилизировались внутри капиталистического мира, сегодня еще слабо и незначительно. Однако оно может стать сильным, если пролетарская Россия останется длительное время в изоляции. С такой Россией, которая будет рассматривать социальную революцию в других странах как некое чуждое ей дело, которая охотно включится в мирный международный товарообмен, капиталистические страны вполне смогут жить в мирном соседстве» (1).

Течение, которое 42 года Назад представлялось «слабым и незначительным», сегодня победило. Хотя программа партии и повседневная пропаганда постоянно твердят о пролетарском интернационализме, для правящих кругов Советского Союза социальная революция в других странах стала в действительности чужим делом: решающим для ее политики стали интересы государства как такового!

Это превращение стало главной причиной конфликта с Китаем!

Важные исторические факты как будто противоречат нашему утверждению о том, что решающими для Советского Союза являются интересы советского государства, а не стремление содействовать международной пролетарской революции. К ним относятся: поддержка пролетарской революции, оказанная победами Советской Армии в Восточной Европе; поражение, нанесенное в 1966 г. контрреволюции в Венгрии; большая военная помощь, которую получила от Советского Союза революционная Куба. Если, однако, мы глубже исследуем эти факты, то увидим, что в указанных случаях государственные интересы Советского Союза совпали с интересами международной пролетарской революции. Победа диктатуры пролетариата в Польше, Восточной Германия, Венгрии, Румынии, Болгарии и Чехословакии означает большое усиление советского государства перед лицом капиталистического мира. Эти государства (вопреки пропагандистским утверждениям об их самостоятельности) во всем следуют за политикой Советского Союза*. Стратегически они представляют собой для Советского Союза важный защитный рубеж в войне без атомной бомбы; такая война в известных исторических условиях вполне возможна.

Что касается Кубы, то и здесь государственные интересы Советского Союза совпали с требованиями пролетарской солидарности; именно они имели при этом решающее значение: доказательством служит тот факт, что Хрущев через голову Кастро, не проконсультировавшись с ним, не только заключил соглашение с Кеннеди об эвакуации русских ракет с Кубы, но и согласился на инспекцию Кубы со стороны ООН — акция, которую китайцы по праву подвергли критике и которая вызвала справедливое возмущение Кастро, в результате сопротивления которого запланированная инспекция ООН не состоялась**.

* Исключение составляют Югославия и в Последнее время Албания. Тито и Ходжа отстояли независимость своей позиции от Советского Союза. Конечно, если бы советские армии не победили Гитлера, сегодня не существовало бы ни независимой Югославии, ни независимой Албании, Но сегодня позиция Ульбрихта или Кадара определяется целиком и полностью Советским Союзом, по существу они являются секретарями обкомов — ГДР и Венгрии. Тито и Ходжа правят собственной властью.

** Отношения между Кастро и Советским Союзом были столь напряженными, что на Кубу был срочно послан Микоян, чтобы уладить дело. Характерно, что в кубинской прессе сообщались о прибытии Микояна лишь в нескольких строках, что никак не свидетельствовало о торжественной встрече.

Если же государственные интересы Советского Союза не совпадают с интересами социалистической революции, то решали всегда интересы государства. Египет — буржуазная страна, хотя и занимающая антиимпериалистическую позицию, но в которой коммунистическая партия запрещена и сотни коммунистов "находятся в тюрьмах — получил от Советского Союза экономическую помощь и помощь оружием, объем которой уже достиг полумиллиарда долларов, а возможно, даже больше. Аналогично в политическом отношении положение и с Алжиром. Предпочтение отдается государственным интересам иногда даже в трагических ситуациях: Ирак при предыдущем режиме (по американским источникам) получил от Советского Союза помощи на 500—1000 млн. долл. Из советского оружия сейчас расстреливают в Ираке коммунистов, с его помощью правящий режим осуществляет белый террор..

Но самый вопиющий пример предпочтения государственных интересов — или ложно понятых государственных интересов — требованиям международной пролетарской солидарности представляет собой поведение Советского Союза в конфликте между Индией и Китаем!

Мы вернемся позже к вопросу о том, кто является виновником обострения этого не имеющего сколько-нибудь важного значения для обоих государств пограничного конфликта. Но — факт, что в конфликте между социалистическим и капиталистическим государствами Советский Союз поддержал капиталистическое государство — как в сфере дипломатической, так и поставками оружия.

Я спрашиваю: возможно ли было бы такое при жизни Ленина? Конечно, нет!

Многие наши товарищи возмущены утверждением китайских товарищей о том, что между Советским Союзом и США заключен союз, направленный против Китая; они воспринимают это как клевету на Советский Союз. Конечно, не существует письменного договора между Советским Союзом и Америкой о совместной поддержке капиталистической Индии против социалистического Китая.

Но в политике решают не бумажные договоры, а упрямые факты. Поскольку и Советский Союз и США, а также и другие капиталистические державы оказывают Индии экономическую, военную, дипломатическую помощь против Китая, возможны дружественные отношения и в других областях...

Так как я не знаю, когда кто-нибудь прочтет эти строки, я хотел бы привести некоторые факты, касающиеся Индии. Заслуга Индии перед Советским Союзом состоит в том, что она со времени достижения политической независимости (1947 г. ) придерживалась во внешней политике нейтралитета, отказываясь от какого-либо участия в военных союзах империалистических держав (после того, как в течение столетий страна подвергалась угнетению со стороны британского империализма, это вполне понятно). Если не считать этого, Индия является капиталистической страной самого худшего типа. Принятая Конгрессом по предложению Неру еще в 1933 г. резолюция о развитии по «социалистической модели» являетеся чистейшей демагогией. Рабочие и крестьяне подвергаются здесь двойной — полуфеодальной и капиталистической — эксплуатации. Их положение со времени освобождения едва ли хоть сколько-нибудь улучшилось. Получила распространение коррупция вплоть до самой верхушки партии Национальный Конгресс. Правая оппозиция капиталистов, помещиков и кулаков, стоящая на службе крупного капитала, победит самое позднее сразу после смерти Неру*. Но уже сегодня пресловутая «социалистическая модель» представляет собой не что иное, как государственный капиталистический сектор. Конфликтом с Китаем воспользовались правые для того, чтобы толкнуть Неру вправо и взвалить на плечи голодающего народа новые тяготы в виде повышенных налогов на необходимейшие предметы потребления. Повышение военных расходов привело к дальнейшему ухудшению и без того ужасающе бедственного положения миллионов трудящихся Индии.

Поистине Индия — не та страна, которая заслужила бы, чтобы советский народ делился с ней своим так трудно заработанным достоянием, тем более, что она — самое позднее после смерти Неру, а возможно, и раньше — примкнет к империалистическому лагерю...

Что же касается вопроса о том, кто прав и кто виноват в индийско-китайском пограничном конфликте, то на этот вопрос я не могу дать научно обоснованного ответа. Я не располагаю для этого достаточным фактическим материалом. Однако могу твердо сказать следующее: 1) Определенная англичанами в одностороннем порядке пограничная линия «Симла» между Индией и Китаем (в то время Тибетом) никогда не была признана ни китайским императорским правительством Чан Кайши, ни революционным Китаем. С точки зрения международного права претензии Индии лишены основания. 2) Граница «Симла» проведена по географической карте, но никогда не прокладывалась непосредственно на местности ни индийцами, ни китайцами, ни тем более теми и другими вместе, как это полагается при установлении признанных границ между странами. Это объяснимо, поскольку территория, по которой должна проходить граница, представляет собой. совершенно необитаемую, безлюдную местность — ледник. Никто никогда там не заботился о «границе». Почему нельзя было мирно урегулировать этот пограничный конфликт? Я думаю, что в этом виновата индийская реакция, оказавшая сильное давление на Неру, поднявшая волну патриотического возмущения с тем, чтобы обострить конфликт и толкнуть Индию на путь милитаризма и союза с империалистами, что ей в значительной мере удалось. Как бы то ни была, стоит вспомнить, что Китай сумел урегулировать свои пограничные споры со странами, гораздо более слабыми, чем Индия, — с Бирмой, Непалом, Пакистаном и др. на основе мирных соглашений, Индия же с 1947 г. находится в остром конфликте с Пакистаном из-за Кашмира.

* Тем временем в начале нюня 1964 г. Неру умер. Ему наследовал Шастри, деятель, как он сам говорит, «центра».

Во всяком случае, я считаю необоснованным утверждение, зафиксированное в «Заявлении» Советского Союза, что Китай является агрессором.

Отношения между Советским Союзом и Китаем в значительной степени определяются тем обстоятельством, что государственные интересы Советского Союза и интересы социалистической революции в данном случае не совпали — даже там, где между ними не должно было бы быть противоречия.

Для государственных интересов Советского Союза пролетарская революция в Китае была безразлична: Советскому Союзу во внешнеполитическом и военном отношении с Востока не угрожали потенциальные империалистические враги, ему не нужен был здесь «защитный рубеж», как в Европе. Всегда было ясно, что страну с населением в 600 млн. человек нельзя вовлечь в сферу господства Советского Союза в такой же степени, как малые страны Восточной Европы. Наконец, сыграло свою роль понимание того, что экономической мощи Советского союза недостаточно, чтобы обеспечить 600 млн. людей лучшее питание и одежду. Наконец, страх, что в будущем сильный социалистический Китай может перехватить у Советского Союза ведущую роль в социалистическом мире...

Несовпадение государственных интересов Советского Союза с делом социалистической революции в Китае объясняет тот удивительный факт, что китайская революция на протяжении почти двух десятилетий не получала от Советского Союза никакой помощи!

С 1927 по 1945 г. «помощь» Коминтерна или Сталина (что в то время по существу было одним и тем же) заключалась в том, что Мао периодически давался совет прекратить вооруженную борьбу и заключить соглашение с Чан Кайши, от чего Мао всегда отказывался. Сталин не верил в возможность победы революции в Китае; еще в 1945 г. — перед войной с Японией — он заключил с Чан Кайши пакт о ненападении. Мао был. убежден, что революция победит. История показала, что Мао был лучшим марксистом, чем Сталин*.

* Только во время широкомасштабного нападения Японии на Китай с целью его завоевания был заключен своего рода «союз» против Японии между Мао и Чан Кайши, который, однако, нарушался последним. Сталин заявил югославской делегации в 1948 г., накануне разрыва с Тито: «В случае с Китаем ошиблись мы. Как оказалось, китайские товарищи, а. не советские, были правы».

Первую помощь от Советского Союза китайская революция получила лишь в 1945 г: оружие, которое сдала после своего поражения манчжурская армия, было передано революционной армии. Это имело для последней огромное значение: она впервые стала обладать современным оружием. Но это в сущности не было жертвой со стороны Советского Союза: ведь он не мог использовать, японское оружие в своей регулярной армии!

Второй крупной помощью явилось отклонение требования США и Чан Кайши разрешить переброску войск Чан Кайши в Манчжурию морским путем. Это позволило бы Чан Кайши окружить революционную армию с севера. Но запрещение переброски войск Чан Кайши в Манчжурию было в интересах Советского Союза; в этом случае его интересы совпали с интересами китайской революции!

Гораздо труднее оценить материальную помощь, которую оказал Советский Союз Китаю после победы революции. Насколько мне известно, на этот счет у нас нет никаких данных. Первый и, кажется, единственный заем Китай получил от Советского Союза в январе 1950 г. — 300 млн долл, из 1 % годовых, предназначенный на приобретение промышленного и транспортного оборудования (2). Позже СССР предоставлял Китаю только краткосрочные кредиты. 300 млн. долл. — это лишь малая часть того, что получили капиталистические страны

Техническая помощь имела несомненно огромнейшее значение для Китая, для развития его индустрии В Китае не хватало инженеров и техников. То немногое, что имелось в промышленности Китая, принадлежало японскому, английскому капиталу. Руководители производства, инженеры, техники были по преимуществу иностранцами, во время войны и после победы революции они покинули страну. Сотни новых заводов были построены с советской помощью. Это была большая помощь для Китая, но Советскому Союзу она стоила очень немного Направленные в Китай советские специалисты получали в Китае очень хорошее жалование. Почти все они возвратились в Советский Союз с большим количеством приобретенного в таком бедном Китае добра: текстильных изделий, фарфора, шелка и т. д.

Советские кредиты в период между 1950 и 1957 гг. покрывали 11 % импорта Китая. Нет данных о каких-либо новых советских займах Китаю после 1957 г. В тяжелые для Китая неурожайные годы — 1959 и 1961 — он не получил от нас никакого продовольствия (не считая 500 тыс. т сахара на коммерческих условиях (3). Вероятно, у Советского Союза просто не было возможностей поделиться зерном — если учесть гигантские закупки зерна осенью 1963 г. в Канаде, США и в других странах*.

* В 1961—1962 гг., когда Китай покупал пшеницу в Канаде и Австралии, мне доводилось слышать иной раз насмешки насчет краха «коммун» в Китае. Боюеъ, что через несколько лет произойдет как раз обратное. Китай станет продавать зерно нам.

Я ничего не знаю относительно того, какую ценность имели советские поставки орудия в Китай после Победы революции. Я не знаю, было ли это оружие специально произведено Для Китая, или же Китаю передавали оружие, уже устаревшее для СССР. У меня нет возможности определить это, я не имею дела с людьми, которые это знают, да они и не сказали бы мне ничего...

И все же мне представляется, что в расчете на душу населения новый Китай получил от нас значительно меньше помощи всякого рода, чем такие буржуазные государства, как Египет, Ирак, Алжир, вероятно также Индия... Кроме того, полученные Китаем у Советского Союза займы и товарные кредиты должны были возвращаться, да еще с процентами.

Что касается политико-дипломатической помощи, то ее Советский Союз начал оказывать Только После победы революции. Менерт, ссылаясь на американский текст ялтинских соглашений, пишет: «Ялта... привела к заключению обширного договора между Москвой и Чунцином от 14 августа 1945 г., в котором Чан Кайши получил от Сталина обещание, что Советский Союз окажет его правительству свою полную моральную поддержку и помощь военными материалами и иными товарами как центральному правительству Китая, признавая его контроль над Манчжурией и обязываясь не вмешиваться во внутренние дела Китая».

После победы революции в Китае Советский Союз последовательно оказывал Китаю дипломатическую (но никогда — военную) поддержку в вопросе о Тайване, в вопросе о допуске Китая в ООН и о его месте в Совете Безопасности и т п Это совпадало с государственными интересами СССР. Китай же принял участие — и принес жертвы — в войне с Кореей, начатой, вероятно, Сталиным.

При правлении Хрущева государственные интересы Советского Союза — по крайней мере ложно понимаемые государственные интересы — и интересы пролетарской революции на какое-то время разошлись в такой степени, что, читая советскую прессу и слушая советское радио, можно было прийти к выводу, что главным врагом Советского Союза является не империализм, а руководство Китайской Коммунистической партии! Поистине удивительный пролетарский интернационализм!

Эта деформация, или полное отсутствие пролетарского интернационализма, стала возможной в результате продолжавшегося с момента захвата власти Сталиным постепенного исчезновения в Советском Союзе пролетарского интернационализма. Кстати, постепенное выхолащивание пролетарского интернационализма можно проследить на судьбе Коммунистического Интернационала.

В первые годы конгрессы (Коминтерна) проводились ежегодно; затем со все увеличивавшимися интервалам»; после 1935 г, не был созвав ни один конгресс.

Первое время русскими представителями в руководстве Коминтерна были такие товарищи, как Ленин, Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Радек, знающие международное рабочее движение по собственному опыту, владевшие несколькими языками. После смерти Ленина, а особенно после устранения его ближайших сотрудников руководство Коминтерном перешло к Сталину и Молотову, которые не имели такого опыта, не знали ни одного иностранного языка и вынуждены были общаться с иностранными товарищами только с помощью переводчиков (единственным русским товарищем в Коминтерне, который владел иностранными языками, был Мануильский; однако он слепо следовал указаниям Сталина. Бывший в прошлом «меньшевиком-интернационалистом", т. е. троцкистом, он находился в опасном положении).

Когда по распоряжению Сталина заседания конгресса Коминтерна были перенесены, из Кремля в Дом Союзов — это было символическим событием, которое вызвало у делегатов неудовольствие. Я спросил у Сталина, почему изменили место заседаний, он ответил: «Кремль воспринимается за границей как цитадель правительства, неудобно, чтобы конгресс и советское правительство заседали в одном месте».

В 1937—1938 гг. были арестованы и уничтожены эмигрировавшие в Советский Союз руководители иностранных коммунистических партий. Польская партия была полностью обезглавлена, были арестованы старые большевики Барский, Валетский, а также руководители ППЛ (Левица) Концева, Лапинкин и др. То же самое произошло с руководящими деятелями венгерской партии — Бела Куном, Ленделем*. Несколько меньше пострадали болгарская и немецкая партии. Затем последовало заключение пакта о ненападении с Гитлером и раздел Восточной Европы между Гитлером и Сталиным в 1939 г. — акт, продиктованный односторонними государственными интересами Советского Союза и направленный против интересов европейского пролетариата. Это соглашение вызвало большое замешательство в рядах коммунистических партий Запада, которые были целиком и полностью нацелены на борьбу с фашизмом.

Во время второй мировой войны произошла ликвидация Коминтерна, его превращение в отдел ЦК ВКП(б) под руководством тов. Димитрова. Сущность и форма наконец, совпали..

Все это символически завершилось заменой «Интернационала» как национального гимна Советского Союза новым гимном. «Интернационал» был низведен до уровня; партийного гимна. Он исполнялся только два раза в год: в конце официальных торжеств 7 ноября и в день рождения Ленина. В других случаях он публично не звучит; выросшее ныне молодое поколение, видно, вообще не знает его...

* В январе 1944 г. Димитров собрал остатки руководства венгерской партии, Нас было пятеро: Ракоши, я, Реваи, Фаркаш, Гере. Димитров меланхолически произнес: «Это все, что осталось от венгерской партии».

* * *

Что же изменилось в Советском Союзе и обусловило это отступление от пролетарского интернационализма? То, что сегодня в Советском Союзе больше, чем когда-либо, подчеркивается на словах приверженность пролетарскому интернационализму, ни в малейшей степени не меняет дела.

42 года тому назад, я писал, что в Советском Союзе рабочий класс осуществляет свою диктатуру Тогда это было верно. Существовала еще подлинная диктатура пролетариата под руководством Коммунистической партии. Борьба против буржуазии еще не была закончена Только что был разбит в Крыму Врангель, Унгерн-Штернберг еще продолжал борьбу в Монголии. Внутри страны еще существовали банды Махно, восстали матросы в Кронштадте. Кулаки постоянно злодейски убивали коммунистов. ЧК, возглавлявшаяся Дзержинским, была еще очень популярной, если видели, как чекисты уводили кого-либо, то реакция рабочих была такой: "Ага, поймали контрреволюционера»...

Диктатура пролетариата была еще эффективной!

Но великий вождь революции Ленин, о Котором Бухарин сказал однажды, что он обладает особым шестым чувством — чувством политики, лишь немногим позднее определил существующее государство как «рабочее государство с бюрократическими извращениями»*,

Эти еще тогда замеченные Лениным «бюрократические извращения» развивались в последующие десятилетия. Советский Союз превратился в государство, в котором полностью правит господствующая бюрократия. В этом сущность внутренней истории Советского Союза после смерти Ленина. Это развитие шло рука об руку с отказом от Пролетарского интернационализма и стало главной причиной конфликта между Советским Союзом и Китаем.

Коренным образом изменилась и Коммунистическая партия.

* Теперь это, естественно, никогда не нитруется.

Во времена Ленина вступить в Коммунистическую партию означало принести себя в жертву. Каждый коммунист подвергал свою жизнь риску, должен был быть постоянно на боевом посту. Членство в партии не давало никаких материальных преимуществ. В годы военного коммунизма коммунисты получали такой же продовольственный рацион, как все остальные люди*.

Во времена нэпа доходы членов партии были ограничены партмаксимумом. Он был ниже, чем доходы крупных специалистов.

После смерти Ленина все это было постепенно сведено на нет. Формально партмаксимум сохранялся. Однако уже в середине двадцатых годов в Кремле имелась особая столовая для «заслуженных» коммунистических деятелей, еще очень скромная — три небольшие комнаты — но меню здесь было несравненно лучше, чем это можно было бы позволить себе» получая партмаксимум (я обедал там однажды случайно во время одного, из конгрессов Коминтерна).

В начале тридцатых годов существовали «большая» кремлевская столовая в больнице на улице Грановского и «кремлевский паек». Руководящие коммунисты бесплатно получали дачи, например, в Серебряном Бору. Все было еще достаточно скромно. Член ЦК жил там в небольшом домике. Мы сами получили две комнаты в таком домике, где кроме нас жили еще две семьи. Жизнь носила еще более или менее пролетарский характер. Персональных автомобилей еще не было или почти не было. Я ездил на автобусе, временами это было мне довольно трудно, приходилось стоять на солнцепеке по полчаса в очереди, часто с вещами. Тов. Пятницкий жаловался мне как-то, что половина его оклада уходит на еду, он должен был содержать жену, троих детей, престарелых родителей...

Я не знаю точно, когда был отменен партмаксимум. В 1930 г., когда я формально перешел из Коминтерна в Комакадемню, партмаксимум еще существовал, он составлял тогда 150 руб., позже он был повышен до 225 руб. Интересно, что ни в одной «Истории партии» о партмаксимуме не говорится ни слова?

В тридцатые годы началось радикальное расслоение советского общества, в зависимости от окладов. Одни за другим — в соответствии с их значением для режима Сталина — выделялись привилегированные слон: сначала высшая и наивысшая партийная бюрократия, затем военные. Намного позднее, уже после войны — ученые.

* Во время голода высшим руководителям партии полагалась небольшая добавка к пайку. Однако пролетарская солидарность еще была так сильна, что Бухарин отказывался получать дополнительные продукты; специальным решением Политбюро его заставили брать их. Он приходил к нам в гостиницу «Люкс» в такой рваной рубашке, что моя жена почтя насильно снимала с него рубашку и зашивала ее...

Самым вопиющим образом это расслоение проявилось во время второй мировой войны. Осенью 1941 г. Академия наук находилась в Казани. Академики получали на обед жидкий суп и тарелку чечевицы. Я был тогда докладчиком по вопросам международного положения, выступал с докладами в обкоме и на заводах. Секретарь обкома наградил меня пропуском в столовую ГПУ, и однажды я пообедал в ней, там было все: мясо, рыба, даже пиво. Было противно — больше я туда не ходил...

В декабре я переехал в Куйбышев. Там находился дипломатический корпус, Министерство иностранных дел. Ждали, что туда переедет правительство. Поэтому там функционировала «кремлевская столовая», которой я (с московских времен) имел право пользоваться. Никогда в Москве не было в ней такого обильного снабжения всеми продуктами для тех, «кто имел право», в то время, когда население города голодало...

Еще ужаснее были мои впечатления в Ленинграде. В сентябре 1942 г. я добровольно (первым из Москвы) выехал в Ленинград, чтобы выступить там с докладами. Я взял с собой полбуханки хлеба. Но в Ленинграде, где сотни тысяч людей буквально умирали от голода, меня провели в столовую на Мойке Я не знаю, была ли это столовая горкома или обкома партии. Там все было «нормально». Было только одно ограничение: во время обеда никто не имел права есть два мясных блюда! Каждый получал пакет с продуктами, их хватало на ужин и завтрак. Там питались гражданские партийные функционеры, не военные. Когда я вернулся в гостиницу «Астория», то отдал привезенные из Москвы полбуханки хлеба горничной; она была вне себя от счастья!

Я привожу эти подробности, чтобы читатель (если вообще кто-нибудь будет читать эти строки) мог ясно представить себе, какая пропасть отделяла привилегированных от трудового народа. Эта пропасть стала в послевоенное время еще огромнее

Я рассматривал гигантские различия в доходах только как моральный дефект системы, полагая, что число привилегированных слишком незначительно, чтобы влиять на доходы подавляющего большинства населения.

Сегодня я боюсь, что сильно недооценивал размеры той части национального дохода, которую получают привилегированные слои. Например, тринадцать (!) дочерей (и сестер) Калинина живут поныне каждая на правительственных дачах с оплачиваемым государством персоналом, получают довольствие и т. д. Хрущев за десять лет построил себе 13 новых роскошных особняков. В Крыму на берегу моря для него построена новая резиденция; только укрепление берега обошлось в 8 млн, (новых) рублей! В Крымском заповеднике на месте старого охотничьего дома построен мраморный дворец и т д.

В Советском Союще не существует никакой статистики относительно реального распределения доходов по различным слоям населения. Поэтому мы не можем сказать, как велика доля, которую получает правящая бюрократия — почти исключительно коммунисты. Однако нам известно, что число министров, секретарей обкомов ежедневно продолжает расти. В Китае с его 700 млн жителей имеется всего 57 министров. У нас при 520—230 млн. — несколько сот...

К этому надо добавить монополию коммунистов на занятие всех руководящих должностей в государстве и в экономике: систему отделов кадров (тесно связанных с тайной полицией), систему «номенклатурных должностей». Каждый коммунист претендует на «подходящую» работу и, как правило, он не бывает безработным Если он окажется, несостоятельным на одной должности, его переводят на другую со сходной оплатой Творит ли он безобразия, крадет, злоупотребляет своим служебным положением, — дело замнут или он отделается минимальным партийным взысканием.

Таким образом, происходит коренная перемена в отношении людей к партии и к членству в партии как таковому. Если перед революцией и приблизительно в первые десять лет после революции вступление в партию означало известный риск преждевременной смерти и материальные жертвы, то в более поздние годы, в сороковые и пятидесятые годы — особенно для чиновников и служащих — это открывало путь к карьере! (К сожалению, не знаю по собственному опыту, как обстояло дело с рабочими на заводах и в сельском хозяйстве. ) Некоторые академики вступали в партию в возрасте 50 и более лет, чтобы стать директорами институтов Отъявленные негодяи, такие, как Вышинский, убийцы Ежов, Берия и т д смогли достичь высших постов в партии Подавляющее большинство рядовых членов партии были и являются честными и порядочными людьми, но тон задавали и задают карьеристы, которые громче всех демагогически пропагандировали предписанную сверху линию.

Рост благосостояния высших слоев, их особое положение в обществе — неприкосновенность — все это сопровождалось полной утратой политической роли рядовых членов партии, их возможности оказывать влияние на политику партии!

(Окончание следует)