Сайт портала PolitHelp ПОЛНОТЕКСТОВОЙ АРХИВ ЖУРНАЛА "ПОЛИС" Ссылка на основной сайт, ссылка на форум сайта

КОНЦЕПЦИЯ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА В ФИЛОСОФСКОМ РАЗВИТИИ

И. И. Кравченко

КРАВЧЕНКО Игорь Иванович, доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института философии АН СССР.

О гражданском обществе мы говорим все чаще. К этому новому — для нас — понятию привлекает, по-видимому, значительность представлений о гражданине. Менее ясно представление о самом гражданском обществе. Если общество является «гражданским» только потому, что оно складывается из граждан, то это не ново: своя, вполне четкая концепция гражданина была уже в античном мире. Если же речь идет о гражданстве, правовой принадлежности к определенному государству, строго говоря — республике, то сочетание понятий «гражданин» и «общество» становится весьма неопределенным, и мы не различим, например, общества развитых стран и третьего мира Не является ли тогда этот термин еще одним определением общества, наряду с другими, которым и без того несть числа? Почему оно «гражданское», а не «индустриальное», «богатое», «светское», «советское» и т. д. ? И в чем может быть для нас сейчас действительный смысл обращения к тематике и идеям гражданского общества?

Попробуем ответить на эти и другие вопросы, которые появятся, — их более чем достаточно. Но оговорим сразу же, что гражданское общество нигде не зафиксировано в каких-либо институциональных формах, не существует в каком-либо завершенном состоянии. Его нельзя ввести декретом, «построить». К нему можно лишь идти — осознанным путем исторического развития Невозможно также постулировать его теорию. Она была бы слишком многомерной, ибо каждая из существующих концепций гражданского общества охватывает сложный комплекс проблем, включает открытия крупнейших политических мыслителей, задачи, не решенные и по сей день. Такие теории лучше всего познаются от их истоков, в становлении, из их исторического движения. В этой истории мы узнаем себя, видим наши сегодняшние проблемы и получаем возможность сопоставить опыт их решения

«ВЫХОД ИЗ ПРИРОДЫ»

Обратимся к середине XVII в., когда вышли в свет сочинения Т. Гоббса «Элементы законов, естественных и политических», «О гражданине», о государстве и власти («Левиафан»). Именно в тот период в Европе возникла идея гражданского общества, которая и стала одной из центральных социально-политических идей всего Нового времени, вплоть до наших дней.

Первым было осмыслено противопоставление природного, «естественного» в человеке — общественному. В воззрениях того времени неуправляемое и потому неполитическое отличалось от общественного — как подчиненного законам общества, и государственного — как подчиненного власти, т. е. политике. И Гоббс, считавший свободу естественным состоянием, пространством естественных отношений, в котором развертывается деятельность индивидов (особенно экономическая — «О гражданине»), требовал подчинить власти государства ничем не скованную свободу, ведущую к всеобщей вражде и насилию Вместе с традиционной оппозицией естественного общества (societas naturalis) обществу как совокупности его членов, сограждан (societas civilis) натуралистическая школа политической мысли, к которой принадлежал Гоббс, установила и оппозицию двух разных состояний, или статусов — естественного и цивилизованного. В рамках этой оппозиции сложилось и противопоставление природы государству, а вместе с ним модель происхождения государства из природного состояния. Возникло и само понятие статуса государства или государства как нового политического статуса. Разумеется, наблюдать его становление в Европе никому не доводилось, но конструкция была в принципе верной. Открытие Америки эту гипотезу как будто полностью подтвердило, и Гоббс не замедлил отметить «дикое», «природное» состояние ее аборигенов, не знающих цивилизации, не имеющих ни государства, ни политики (1).

Мы подошли в этом кратком экскурсе, как читатель, наверное, заметил, к вечной проблеме отношений общества и государства, сочетания гражданских отношений с политическими, а в итоге — к проблеме создания правового государства, без которого невозможно и само гражданское общество. Но прежде чем продолжить эту тему, вернемся к человеку, ибо его понимание пересматривалось вместе с переосмыслением общества и политики.

Само по себе стремление определить общество, исходя из человека, через него, оказалось если и не абсолютно новым в политике, то, во всяком случае, крайне важным и плодотворным для нее. Ставилась, в сущности, задача выяснить, что в человеке подлинно естественно, что определяет его жизнь в социуме — внешняя или его собственная природа, либо какие-то общественные начала.

В эпоху становления человека Нового времени доминировала, как известно, концепция естественного закона, исходящего от природы, от ее высших, Трансцендентальных форм (от Бога или космоса), либо исходящих от человеческого естества — его биологических начал или интеллектуальных, разумных (как было признано много позже). Во всех случаях естественное было объективным, безусловным и закономерным; откуда и возникло представление о естественном законе. Идее же общественного закона, который казался отнюдь не столь безусловным, еще предстояло утвердиться. Не случайно Н. Макиавелли, почти за сто пятьдесят лет до Гоббса (в 1513 г. ), трактовал — вынужден был трактовать — политику как сферу государственного произвола (2).

Поэтому первой проблемой становления новой концепции общества стал переход от естественно-природного к общественно-политическому его обоснованию. Этот ранний этап привел затем к осмыслению естества человека и самой «естественности» как двух разных начал: природного и общественного. Законы общества, государство и его политика должны были стать естественными. Таким естественным началом общества и жизни человека представлялась цивилизованность (или даже цивильность, забытое у нас, но весьма содержательное понятие, близкое к культурности: обходительность, умение жить в сообществе с другими людьми).

Переход к новому определяющему началу общества и политики потребовал переработки понятийного аппарата науки и философии того времени. Завершился при этом переход от понятия civitas (цивитас) — город, град (конкретно, в древности — Рим) к civilitas (цивилитас) — управление, гражданство, государство, политика, гражданское общество. С последним понятием отождествлялось понятие цивильности и цивилизованности — свойствах жителя города civis (цивис), горожанина-гражданина.

К ЦИВИЛИЗОВАННОМУ ГОСУДАРСТВУ

Таков был первый результат длительного процесса развития общества и общественной мысли: гражданское общество — это цивилизованное общество, а также общество цивилизованных граждан. Оставался, однако, вопрос о государстве — цивилизовано ли оно? Является ли оно частью гражданского общества? На раннем этапе развития концепции вопрос решался под воздействием оппозиции природного всему общественному — как неприродному. Поскольку же в обществе цивилизованных граждан действует созданное ими государство, то его власть и общество с их общими законами отождествляются в противопоставлении природе. Гоббс, напомним, и требовал передачи естественных прав и свобод народа государству, которое только и способно обуздать природные страсти людей. Однако не только природная вражда, пресловутая необузданная «война всех против всех», но и другие естественные чувства — страх смерти и тревога за близких и свое достояние, жажда внутреннего и внешнего мира — естественны для общества, ищущего защиты в цивилизации и у власти (см. 1). Решалась, таким образом, извечная проблема отношений общества и власти, но уже в духе Нового времени — как проблема общественного развития, управляемого или, по крайней мере, направляемого государством. Общество уже продукт не природы, а человека и истории, более того — политики: государство, по-существу, творит гражданское общество или, как это следует из гоббсианской концепции власти, закладывает его основы, устанавливая порядок, цивилизуя общество и его членов.

Идея создания нового общества властью, средствами политики или, как бы мы теперь сказали, «сверху» стала одной из ключевых для общественной и политической теорий последующих столетий, включая и социалистические концепции. Политической мысли эпохи, которую мы еще не оставили; противоречия подобного пути уже представлялись достаточно ясно. Государство создает гражданское общество. Но и общество создает государство и под своим контролем передает ему часть своих прав. Если цивилизуется общество, то цивилизоваться должно и государство, без цивилизованной власти не возникает и цивилизованного народа. В этом именно смысл концепции взаимодействия власти и общества. Народ и государство связаны договором и доверием, основанными на трех началах государственной политики и поведения общества: моральном порядке, знании и праве. Единство начал предопределяет единство государства и общества. Тем самым разрешалось противоречие естественного (в человеке) и разумного (в политике). Государство охраняет естественные права граждан; общество сдерживает естественные побуждения власти к господству, власть обуздывает природные инстинкты человека,

Но «вымуштровать» человека — не единственная задача, которую (осознанно или нет) решала тогда политическая власть. Общество добивалось большего и иного, не менее необходимого членам подлинно гражданского общества: свободного осуществления их природной активности. Активность эта естественна и потому созидательна, что и позволяет ей сохраняться в гражданском обществе. Процесс цивилизации не стирает ее, он раскрывает индивидуальную естественность человека.

В этой связи возникает проблема, которая в наши дни и нашем обществе еще актуальнее, чем во времена Гоббса: может ли и должно ли государство быть добродетельным настолько, чтобы заменять или делать излишней добродетель граждан? В искушении власти стать над человеком кроется претензия на опеку, на спасение, всегда присущая политике. Гоббс сознавал эту опасность. В его моральном порядке нет места государственной добродетели — оно лишь охраняет права человека. В этом состоит и высшая нравственность самого государства.

ОСВОБОДИТСЯ ЛИ ГОСУДАРСТВО ОТ ОБЩЕСТВА ИЛИ ОБЩЕСТВО — ОТ ГОСУДАРСТВА!

Таким образом, концепции гражданского общества — уже в ранней их форме — формировались как сложные политические, социальные и этические учения об общественном развитии, о переходе социума и человека от одного качественного состояния к другому: от природного — к цивилизованному, от неполитического, догосударственного — к политическому, государственному, от хаоса всеобщей взаимной борьбы — к порядку и гражданским отношениям. Следующим теоретическим шагом, вместе с движением реальной истории, стала концепция становления нового человека, перехода от деспотии к демократии, от феодального общества — к буржуазному и к формированию личности нового типа и ее иных, чем прежде, отношений с коллективными основами жизни общества.

Вопрос о том, что естественно для человека и общества, стал одним из ведущих в политической мысли, неизменно актуальным для любого общества, особенно в критические, переходные периоды его истории. Естественность природы, вытесненная естественностью цивилизованности и государства, общей власти, которая только и может обеспечить человеку фундаментальные блага — мир, свободу, собственность, безопасность — тема, сохранившая свой смысл вплоть до Канта. Условием естественности такого рода и было признано гражданское общество. Оно, цивилизованное и гуманизированное, становится естественным в его новом понимании: естественное вновь переосмыслялось, связывалось с поиском разумного, человечного, духовного, целесообразного и стало легитимирующим критерием Политики. Как «естественные» стали рассматриваться и закономерно негативные события и процессы.

Но в XVII и XVIII вв. гоббсианская оппозиция естественного-природного — гражданскому-цивилизованному сохранялась в качестве условия возникновения гражданского общества. Д. Локк поддержал и развил идею такого общества, разработанную Гоббсом: «Те, кто объединены в одно целое и имеют общий установленный закон и судебные учреждения, куда можно обращаться, и которое наделено властью разрешать споры между ними и доказывать преступников, находятся в гражданском обществе, но те, кто не имеют такого общего судилища,... все еще находятся в естественном состоянии, при котором каждый... сам является судьей и палачом... » (3). Следует, соглашался позже Кант с Локком, «... выйти из естественного состояния, в котором каждый поступает по собственному разумению, и объединиться со всеми остальными... с тем, чтобы подчиниться внешнему, опирающемуся Hat публичное право принуждению, т. е.... он (индивид — И. R. ) прежде всего должен вступить в гражданское состояние» (4).

Но негативная оценка естественного как необузданного и дикого и после Локка удерживалась. И когда Руссо обнаружил подлинный облик абсолютистского общества своего времени, он оценил его как «отрицательную естественность» самой цивилизации. Во II части «Рассуждения о происхождении и основаниях неравенства... » (1755), где описан переход от природного состояния к «гражданскому-цивильному» обществу («первый, кто расчистил участок земли, сказал: это мое и т. д. — стал подлинным основателем гражданского общества»), дается негативная оценка этой цивилизации. Она характеризуется как состояние или государство, в котором «хищничество богачей, разбой бедняков», безудержные страсти всех порождают «непрерывные войны», как в природном состоянии у Гоббса (5). Руссо открыл, таким образом, возможность и необходимость постоянной переоценки — с позиций гражданственности — естественности и цивилизованности. Этот же мыслитель указал и на источник ложной цивилизованности общества: его неполитический характер и необходимость реорганизации отношений общества с властью, иначе говоря, императив развития государства, политики и совершенствования самой цивильной гражданственности.

Если для Гоббса и Локка гражданское-цивильное общество цивилизованно именно потому, что это непосредственно политическое общество, то для Руссо оно еще не политическое: политическим оно становится лишь на основе равноправного общественного договора с властью, и только тогда, на такой договорной основе сочетания гражданских и политических отношений оказывается новым, возрожденным естественным состоянием подлинной цивилизации.

Сформированная таким образом государственность (абсолютистская у Гоббса и правовая у Локка), способная обуздать инстинкты, гарантировать общественный порядок, и общество, готовое передать власти право на его умиротворение и подчиниться ей, признавались политическими. Политика выполняла в государстве и обществе свои регламентирующие функции. Руссо, однако, обнаруживает, что давний конфликт власти и народа одной передачей власти не преодолевается, поскольку, говоря иными словами, общество позднефеодального и раннебуржуазного времени воспроизводит отношения прежнего, «природного» состояния. Но и вполне цивилизованное (на договорных, руссоистских началах) общество, ставшее гражданским, если оно при этом не становится политическим, остается в оппозиции государству. А следовательно, и договорность как организационный принцип этих отношений также сохраняется как постоянный предмет политической дискуссии. Руссо открыл тем самым то, что после него обнаруживали теоретики всех последующих эпох, от исследователя и критика американской демократии XIX в. А. де Токвиля до наших дней: прерванный исторический процесс. Отношения общества и власти двусторонни, это политические отношения. Чтобы стать цивилизованным, общество должно вступить именно в такие отношения с властью. Но они суть цивилизованные отношения. Тогда и государство, вступившее в двуединые — политические и цивилизованные отношения с обществом, должно цивилизоваться и составить одно целое с гражданским обществом. К такому решению проблемы пришел и Гегель.

Отделив природу и природное в человеке от его гражданского состояния и от государства, Гегель сконцентрировал акценты проблемы отношений власти и общества на государстве. Ему, государству, он передал и индивидуальное, и нравственное, и всеобщность политического, духовного и материального, всех начал, которым подчинены гражданское общество и человек. Гражданское общество, по Гегелю, оказывается подчиненным государству. Переход от гражданского общества к государству происходит, когда отдельные части общества объединяются в органическую целостность, т. е. в государство. Если государство соединяется с гражданским обществом, то тем и достигается высшая цель, ради которой люди объединены (см. 6).

Мысль Гегеля о примате государства была достаточно двойственна. Концентрация всей власти государством — власти политической, нравственной и духовной — способна вести и к диктатуре-деспотии, к авторитарному правлению (олигархии), в отличие от демократической договорности власти и общества в концепции Руссо. Возникал вопрос: возможно ли вообще гражданское общество под господством всеобъемлющего и всеохватывающего государства. Гармонизация государством конфликтов между классами, управление справедливостью могло и не состояться*. Требовалось поэтому найти выход из опасности, которую представляет оппозиция государства и общества.

Новое решение этой проблемы предложил К. Маркс. Он стал толковать процесс образования гражданского общества не как обращение его к власти и договор с ней, а как освобождение от государства. Это явствует из описания гражданского состояния и «политического государства» в его ранних** работах: государство препятствует свободному развитию общества, его разделению на независимых индивидов, сознающих себя свободными и равными перед государством, живущих вне его материальной жизнью гражданского общества.

Вслед за Гегелем Маркс устанавливает, что в реальном обществе неизбежно разделение на политическое общество-государство и гражданское общество, которое является, по существу, буржуазным. Немецкий язык — в отличие от других — помогает такому анализу: неразличимость или, может быть, точнее, слитность понятий «буржуа» и «гражданин» (Burger), «буржуазный» и «гражданский» (burgerlich) прекрасно отвечает действительности того времени: «экономический» и «цивилизованный» прежде, чем «политический» и «государственный». Политическим же обществом оказывается реально включенная в политику часть общественного целого, формирующая власть и ее аппарат и участвующая в управлении, в отличие от гражданского общества. Различие между этими двумя обществами акцентировала смена эпох — переход от феодального общества к буржуазному, и к «государственному формализму» гражданского общества (7, т. I, с. 391). Естественное-природное становится у него экономическим, включающим, правда, и почти гоббсианскую борьбу людей и классов, и потому требующим новой цивилизации и новой политики, нового — «политического государства»***, и, следовательно, иных, новых отношений с ним, которые предлагал Руссо еще в эпоху феодального абсолютизма.

Однако равные договорные отношения государства и общества, которые Гегель отверг в пользу государства, Маркс отверг в пользу общества. Непосредственно общественный характер экономических отношений создавал новую основу и отношений гражданских, а вместе с тем и иные отношения общества и государства: не государство, не политическая надстройка (в терминах марксовой концепции) подчиняет общество, а общество с его базисными экономическими структурами подчиняет и определяет государство. Сохраняется их оппозиция, и отсюда (во всяком случае, и отсюда тоже) мысль Маркса о грядущем исчезновении государства, а также и политики. Последней суждено «раствориться» в реорганизованном гражданском обществе.

* Не случайно консервативные концепции государства XVII—XIX вв. (от Р. Филмера, Э Берка до Л. де Бональда, Ж. де Местра, А Росмини и мн. др. ) и предтеч и теоретиков фашизма в ХХ в. (Ш. Морраса, К Шмитта, Дж. Джентиле и пр. ) не только не обращались к проблеме гражданского общества, но и активно создавали теорию абсолютной либо элитарной власти, государства, защищенного законом, и законопослушного народа,

**Ранних, но весьма значительных, таких, как «К критике гегелевской философии права», «Нищета философии», «Немецкая идеология», «Предисловие к критике политической экономии» и др.

*** Маркс называл «политическим» государство, стремясь выделить его политические функции, в отличие от других — экономических, правовых, культурных и т. п. В этом смысле понятие «политическое государство» ближе к понятию «политическое общество», чем просто «государство».

Зависимость государственной власти от классовой, по Марксу, — более точное определение зависимости государства от общества. Поэтому зависимость государства от пролетариата после социалистической революции — лишь переходная форма, ведущая к его исчезновению вместе с исчезновением самого пролетариата, классов и с образованием непосредственно политического гражданского общества. Исчезновение государства вернет общество, согласно Марксу, к античному состоянию ассоциированных, без внешней власти, граждан.

Реально же дальнейшее формирование гражданского общества шло отнюдь не так, как предвидел Маркс, — в той же форме оппозиции власти и в борьбе двух тенденций — асимметрии и договорности, попыток сплотить государство и народ или принудительно дисциплинировать общество, подчиниться или опрокинуть (либо ограничить) «политическое государство», в борьбе за централизацию власти или ее децентрализацию.

Новый этап наступил, когда государство стало поглощать общество, когда «пролетарскому» государству кроме политической власти была передана и власть экономическая. Возникло монопольное государственное владение общественной собственностью. Если анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии, как писал Маркс в «Предисловии к критике политической экономии», то гражданское общество, или, вернее, то общество, которое могло стать гражданским, лишенное этой анатомии, стать им уже и не могло, не имея, той самой, необходимой ему, естественности экономических отношений,... естественности интересов, деятельности, которая обусловливает ассоциацию граждан, их цивилизацию. Такое общество не может и противостоять государству Маркс мог бы предвидеть (исходя хотя бы из абсолютистского опыта власти) самодовлеющий характер «пролетарского» государства, ставшего не только политическим, но и экономическим, когда базис и надстройка (в той же системе оппозиций Маркса) более не разделены, как в буржуазном обществе. Иначе говоря, государство не исчезает, поглощает общество.

Этатизм стал в послевоенные годы предметом острой критики в адрес догматического марксизма. Но критика эта не была услышана. Ложная, исполнительная и ритуальная политизация не превращала общество в политическое со свободным и активным демократическим участием человека в политике. Лишенные экономической свободы и самостоятельности, люди теряли и экономическую основу гражданских отношений.

Не приходится и говорить о других, хорошо теперь известных, аспектах доминирования государства и особого политического класса со специфическим репрессивным режимом господствующей партии, с преобладанием армии и оружия, с милитарной политикой, идеологией и культурой, с милитаризованной, а следовательно, отчужденной от человека экономикой. Несовместимость такого общества с современными гражданскими и цивилизованными отношениями не вызывает сомнений.

Еще в первый послереволюционный период, на почве традиционного марксизма А. Грамши предугадал это противоречие и вновь обратился к проблеме гражданского общества. Теоретик представлял себе безгосударственное будущее гражданского общества, доминирующего, поглощающего государство в едином «упорядоченном обществе». В нем реализуется историческая гегемония гражданского общества и трансформируются функции самого государства. Это уже не «политическое», а «этическое» государство, с воспитательными и нравственными функциями: «под государством надо понимать «частный» аппарат «гегемонии» гражданского общества» (8).

Идеи Грамши вполне отвечают современным марксистским воззрениям на гражданское общество и его перспективам и могли бы быть развиты и закреплены практикой социализма, будь он построен, если бы советский марксизм-ленинизм не отвернулся от них, как и вообще от каких-либо попыток осмыслить концепцию гражданского общества. Места для этой концепции не нашлось в советских теориях политической системы. Между тем события последнего времени показали, каким глубоким историческим просчетом оказалось непонимание функций гражданского общества, если не думать об осознанном противостоянии формированию его начал

Кризис отношений нашего общества и государства мог бы быть значительно быстрее и легче преодолен, если бы последнее имело дело с достаточно развитым гражданским обществом. Само государство было бы тогда сильнее и стабильнее. Концентрация политики и власти за счет общества и, по сути дела, против него оказалась крупным стратегическим просчетом. Моментом, особенно наглядно обозначившим эту ошибку, стала попытка сформировать в нынешней ситуации правовое государство,

Обратимся к этой проблеме, которая возникла одновременно с идеей гражданского общества, начиная, по крайней мере, с Локка, если не с правовых концепций римских юристов, с Фомы Аквинского, христианских и других религиозных учений о правопорядке.

Но прежде сделаем одно, поневоле краткое, замечание. Оно касается отечественных учений о человеке и отношениях в обществе, вписанных в различные направления философской мысли — от славянофильских до либеральных, революционных и демократических. И поиски специфической национальной духовности, и освободительные, и просветительные движения разных толков свидетельствуют, на наш взгляд, о подготовке российского общества к гражданским отношениям. Сформировавшийся в XIX — начале XX в. слой дворянской и разночинной интеллигенции, первые, но уже достаточно заметные в общей массе просвещенные промышленники, попытки распространения и укрепления крестьянской собственности, — это также и практические признаки начинавшегося, по-видимому, становления гражданских отношений. Процесс этот, прерванный после 1917 г., заслуживает специального исследования.

К ПРАВОВОМУ ГОСУДАРСТВУ И НОВОЙ КОЛЛЕКТИВНОСТИ

Опыт истории подтверждает, что ни власть, ни само право не могут быть реальными гарантами исполнения законов, если право не легитимировано обществом. Только оно и может обеспечить действительное соблюдение законов обществом и государством (равно как и создание самой их системы) и исключить противоправную и внеправовую практику с обеих сторон. Но социум в состоянии сделать это только на достаточно высоком уровне гражданского, а значит, культурного, цивилизационного, материального и интеллектуального развития, т. е. став гражданским обществом. Его граждане не скованы дисциплиной страха и господства. Они наделены собственностью. Обладание ею и делает людей ответственными за ее сохранение и умножение, равно как и всякого другого их личного и общественного достояния — качества жизни, политических и социальных прав и гарантий; государство же становится ответственным за все виды безопасности человека и общества. «Простые» свойства порядочности, честности, человечности — универсальная и фундаментальная основа гражданского общества и правового государства. Они делают его подлинно однородным. С гражданственностью в ее идеальном понимании несовместимы такие социальные пороки, как коррупция, подкуп, подлог, взятка, кумовство, подмена общественных связей кровно-родственными, клановыми, экономическое и социальное подполье и т. д. Конечно, добродетели такого рода еще не отличают правосознание гражданского общества от законопослушного общества другого типа*. Не только суверенитет права и равное всеобщее подчинение ему отличают подлинно правовые отношения, но и демократическое, гражданское содержание самого права. Человек гражданского общества пользуется свободой, общественным доверием и уважением, наделен развитым правосознанием и ему не придет поэтому мысль о его исключительности, его особом, неподвластном закону статусе, связанном с положением в государстве, с привилегией стоять выше закона.

Если развитие политики и политического общества — это всегда своего рода историческая авантюра, то эволюция гражданского общества и движения к нему — скорее закономерность исторического процесса. Каким же оно представляется сегодня, в новой технотронной (или техногенной) цивилизации? Как мы можем трактовать гражданское общество сегодня?

НОВАЯ ЖИЗНЬ КЛАССИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ

Анализ постепенно складывавшейся системы концепций гражданского общества позволяет дать ему, наконец, наиболее общее определение. Это общество с развитыми экономическими, культурными, правовыми, политическими отношениями между самими индивидами, не опосредованными государством. В таком обществе свободно развиваются ассоциативная жизнь, или, как ее называют, публичная сфера (в отличие от приватной), сфера массовых движений, партий, группировок по интересам, убеждениям, любым другим признакам. Это общество добивается децентрализации власти государства за счет ее передачи самоуправлению, взаимодействия большинства и меньшинства на основе согласования позиций государственных институтов и общества. Достигается идентичность гражданских и профессиональных качеств человека, входящего как в то, так и в другое сообщество. Происходит обмен этими качествами; отсюда — политичность гражданского общества и гражданственность политического.

Гражданское общество генерирует развитое самосознание, способность к объективному самоотчету. При достаточной подвижности такое сознание обеспечивает быстрое восстановление равновесия отношений, когда они приходят в движение.

Следует подчеркнуть, что гражданское общество связано с техникой или научным знанием не прямо, не в силу самих его гражданских качеств, но - через этику деятельности и тип личности, способный создавать новое знание и материально его воплощать. Не случайно именно в гражданском обществе, по мере его становления, формировались неэкономические факторы хозяйственной деятельности социума и человека: этика труда, а, следовательно, и соответствующая нравственность заданы типом личности работающего человека.

Активно формирует облик человека и определяет его деятельность также тип коллективности, складывающийся в гражданском обществе, — это уже не миф, не предание или традиция, не сознание своей исключительности, не отчуждающие от мира предрассудки — национальные, идеологические, классовые, политические, — это сознание принадлежности к общей культуре, участие в развитии, единство национального и гражданского.

* Такое общество может существовать, как известно, и в государствах с архаическими, казарменными и вполне реакционными режимами (в гитлеровской Германии, например).

Подобные же факторы ложатся и в основу духовности нового, гражданского типа, возникающей из индивидуальных начал личности, развитых до осознания всеобщего в человеке и мире, обобщенного вместе с идеалами общества. — Такое состояние сознания глубоко связано с новыми, гражданскими взаимоотношениями человека и коллектива, масштабы которого могут быть разными — от малой группы до общества в целом.

Личность гражданского общества суть новый ее тип, ориентированный на созидание, гражданские отношения и новую духовность. Во всех случаях формирование личности исторически означало выделение человека из его среды, из массы. Для этого требовались ересь, бунт, раскол и т. п. Но это именно такие формы оппозиции как раз ныне изживаются благодаря гражданскому обществу*. Возникновение нового типа личности означало, иными словами, реорганизацию отношений человека с коллективом, иное понимание коллективности.

В гражданском обществе церковь, религиозное единство, соборность, общность народная, идеологическая, политическая, классовая, сословная, культурная, национальная, цеховая более не подавляют, не растворяют индивидуальность, но позволяют индивиду, ставшему личностью, выделиться, не порывая с общей идеей, общностью судьбы, спасения, истории, присущей коллективности. Новая основа выхода из массы — это самостоятельность человека, освободившегося от опеки, способного и желающего рассчитывать на себя, на собственные силы, на самодеятельность, соревнование. Условием и результатом этого развития становится более полное, более органичное превращение общества в гражданское целое, а государства — в правовое политическое единство.

Актуальность рассматриваемой нами темы возрастает по мере развертывания и глобализации демократического процесса в ходе научно-технической революции. Возникновение общепланетарных проблем и потребность в общемировой цивилизации расширили и сферу понимания гражданского общества. В одних странах оно сосредоточено на освоении основных форм гражданского общества и его классических концепций. В других акцент делается на новых, неклассических теориях формирующейся общепланетарной цивилизации, на идеях «нового», «простого», «истинного» мира, нового мирового порядка (экономического, политического, морального и т п. ), создание которого связано с решением глобальных проблем (как некогда создание новой цивилизации связывалось с решением задачи цивилизовать власть и общество).

Внимание западных исследователей все больше обращается ныне на проблемы общего блага, справедливости, свободы, гражданских прав. Возникла делая гамма проектов «нового» общества как переосмысления гражданского: общество «бережливое» (У. Хармэн), «завершенное» (Д. Маклелланд), «активное» (А. Этциони), «кооперативное» (Д. Клиффорд), «организационное» (Р. Престус), «информационное» (Д. Маклюэн), «телематическое» (Д. Мартин) и многие другие. Обобщающая идея постиндустриального социума, в котором решены проблемы материального бытия и возможно поэтому сосредоточиться на развитии культуры (Д. Белл и др. ), близка общей линии концептуального развития идей гражданского общества. Идеология и теория модернизации общества и человека, реализации «американской мечты», пафос развития — это также элементы постоянно обновляющихся концепций цивилизованого гражданского общества (9).

* Речь не идет, естественно, о криминальной оппозиции, о подполье, деклассированных и маргинальных группах и элементах

* * *

Необходимость развития гражданского общества в нашей стране как условие выхода из кризиса, обновления не может вызывать сомнений. Естественно, что кризис, как и стагнация либо социальные стрессы, внутренние и внешние конфликты, преследования и репрессии, авторитаризм и тем более тоталитарная деспотия не совместимы с развитием гражданских отношений.

Мы приближаемся к исходным проблемам гражданского общества, вооруженные, однако, знанием их решений в аналогичных, хотя и исторически далеких от нас ситуациях.

Буржуазность гражданского общества — это факт, вполне предопределенный историей Нового времени. Не забудем, что и правовое государство возникло в буржуазном обществе, хотя его элементарные формы появились в рабовладельческом Риме и в греческом полисе. Это обстоятельство не исключает, а, надо думать, предполагает в будущем иные формы гражданского общества, вероятно, более развитые. Его теория может иметь свою футурологию. Пока же человечество имеет один реальный опыт его образования, знает один путь к нему и некоторые сложившиеся формы. Изобретать сегодня какой-либо особый, «третий» или иной путь и тип такого общества явно не имеет смысла. Это очень рискованно и уже неоднократно нас подводило.

В конечном счете гражданское общество сводится ко все тем же проблемам и процессам, о которых шла речь. Несовершенство реально существующего общества всегда будет восприниматься как его непреодоленная примитивность, несложившиеся гражданские отношения. И неизменно будет решаться вопрос, как сделать эти отношения более естественными для новых условий, которые общество само и создаст. Так и формируется «идеальный тип» общества, модель которого разрабатывали многие поколения мыслителей во многих странах. Что мы и стремились показать.

1. Гоббс Т. О гражданине. — Гоббс Т, Избранные произведения в двух томах. Т. I, с, 307 и сл.

2. См. Макиавелли Н. Государь. Избр. соч. М., 1982.

3. Локк Дж. Два трактата о правлении, Кн. II, § 87. Соч. в трех томах. Т. 3. М., 1988, с. 320.

4. Кант И. Метафизика нравов. Ч. I. Метафизические начала учения о праве. Соч. Т. 4, ч. 2. М., 1965, с. 232.

5. Руссо Ж. -Ж. Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми. Соч., т. I, 1973.

6. Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990, с. 95, 282—288.

7. Маркс К. и Энгельс Ф. Собр. соч., т. 13, с. 6.

8. Грамши А. Тюремные тетради. М., 1959, с. 3, 242, 245.

9. См. об этом подробнее, например: Васильчук Ю, А. Гражданское общество эпохи НТР. — «Полис», 1991, № 4; Кравченко И. И. Цели общества в западноевропейской социальной философии. — В кн.: Новые тенденции в западной социальной философии. М., 1988; его же. Концепция обновления современной цивилизации в западной социальной философии. — В кн.: Перспективы мирового развития в западной литературе. Ч. I. M., 1990.