Сайт портала PolitHelp ПОЛНОТЕКСТОВОЙ АРХИВ ЖУРНАЛА "ПОЛИС" Ссылка на основной сайт, ссылка на форум сайта

История политической мысли                                                           129

РОССИЙСКОЕ РЕФОРМАТОРСТВО ГЛАЗАМИ МАКСА ВЕБЕРА

Р.П.Шпакова

ШПАКОВА Римма Павловна, доктор философских наук, профессор, действительный член Нью Йоркской академии наук (факультет социологии Санкт-Петербургского университета).

"Россия теперь окончательно стала на путь европейского развития, каковы бы ни были в ближайшее время возможные тяжелые рецидивы. Крушение надежд не обязательно будет означать откровенную реставрацию".

Эти слова сказаны не сегодня. Они принадлежат Максу Веберу, который в февра ле 1906 г. ими подвел итог политических событий России начала века и выделил их основную тенденцию (1, с. 349). Назревшая потребность глубинных политико-эко номических перемен в этой огромной стране осознавалась тогда не только в самом русском обществе, но и во всей Европе, прежде всего в Германии. Россия и Германия находились в сходном положении экономически "опаздывающих" обществ. Энер гично и уверенно догонять других обеим этим странам мешала обветшавшая автори тарная политическая система. Царское самодержавие исчерпало себя, что ясно отра жалось в революционных волнениях и военных поражениях. Как выразился Вебер, Россия "буквально повисла в воздухе свободы", в атмосфере половинчатых и проти воречивых действий официальной власти, неуверенных ее шагов вперед и мгновен ных отступлений назад.

Шансы успешного продвижения России от авторитаризма к демократии в конк ретных условиях межпартийной борьбы, столкновений и хитросплетений интересов различных социальных групп и слоев — вот основная тема статей Макса Вебера "К положению буржуазной демократии в России" и "Переход России к псевдоконсти туционализму". Перед нами — не хроника событий и не свод политических позиций и партийных программ, но широкий историко-социологический анализ. Статьи Ве бера действительно обстоятельны и обширны, чему во многом способствовало знание им русского языка, позволявшее без посредников пользоваться богатой русской библиотекой в Гейдельберге, куда своевременно поступала литература из России. Понять ситуацию помогали и постоянно прибывавшие в Германию русские полити ческие эмигранты, из числа которых Вебер особо выделял юриста Ф.Кистяковского, лидера кадетской партии*.

В "русском цикле" перед нами незнакомый Вебер. Привычные в его трудах стилистическая резкость, небрежность фразеологии, граничащая с безразличием к читателю, исчезают. Автор статей предстает человеком, который постоянно помнит о своей позиции наблюдателя, стремится избежать всяких подозрений в скоропали тельности оценок "чужой" ситуации, во вмешательстве в эту ситуацию. Но вместе с тем Вебер с искренним участием и глубокой симпатией разделяет стремления рос сийских реформаторов и стоит на их стороне, хотя и не во всем солидарен с ними.

Сегодня обе статьи служат не только полезным историческим свидетельством исследователя, точного как в выделении основных потоков движения, так и в описа нии деталей. Эти статьи — поучительный урок методологии оперативного анализа событий на политической арене, выявления тех незримых сил, которые двигают на ней фигуры. Наконец, Вебер дает нам ценный опыт познания сути проблем, с кото рыми Россия столкнулась в начале века и которые — на новом витке исторического движения — она пытается решить сегодня.

* Рецензент русского журнала "Былое", скрывшийся за инициалами Б.В., отмечал, что Макс Вебер "обнаруживает вообще хорошее, хотя и одностороннее знание русской жизни, и в интересных примеча ниях к тексту своей работы дает много любопытных даже для нас характеристик русских политических деятелей, органов печати различных политических организаций" (2).

130                                                           История политической мысли        

* * *

Для Макса Вебера бесспорно признание огромного мирового значения России, се культурно-исторического влияния, в орбиту которого была включена и Германия. Этим объясняются напряженное внимание и неустанный интерес ученого к россий ским событиям. Для Вебера бесспорно и другое: Россия — органическая, неотъемле мая часть Европы, "европейского культурного мира", это западная страна по своей цивилизации и предназначению. При этом европейская культура не укладывается в границы географической Европы.

Уверенно, без допущений и тени сомнения, Вебер проводит аналогию между Россией и Северной Америкой, аналогию, которую современный отечественный читатель может воспринять скептически. Тем не менее она выглядит убедительно. Обе страны, как показывает Вебер, при всем своем своеобразии принадлежат одной — западной — ориентации. Для Вебера Россия и Америка сопоставимы не только как "главные сообщающиеся людские резервуары". Он отмечает общность их монотон ных равнинных пространств, "в которых, как в период поздней античности, собира ются народы западной культуры". В начале века, считает Вебер, в России и Америке ярко обозначилась идея политической и духовной свободы. Именно она стала основ ным объединяющим началом этих стран. "Самое важное, что их роднит, это то, что в определенном смысле они являются последним источником возникновения спон танной "культуры свободы" (1, с. 348).

Применительно к началу XX в. можно говорить о становлении мирового сообще ства на принципах европейской культуры, наиболее полно изложенных еще Кантом в его работе "Что такое Просвещение" (1784). Но это сообщество отнюдь не было монолитным, а принцип свободы нередко оказывался наиболее уязвимым. Стремив шаяся достичь уровня развития центральных стран Европы Россия могла поставить и успешно решать эту задачу потому, что существовала не изолированно, а являлась частью мирового сообщества. Борьба за торжество идей демократии, прав человека и гражданина в России была понятна и находила сочувственный отклик за ее преде лами. Вебер писал: "Несмотря на все национальные различия между русскими и нами, включая, возможно, и различия национальных интересов, мы смотрим с глубоким сочувствием на русскую освободительную борьбу и носителей свободы в России" (1,с. 349).

К последним он относит группу конституционалистов, объединенных в "Союз освобождения". В 1905 г. в Париже они опубликовали собственный проект консти туции России. Этот проект, предисловие к которому написал П.Струве, был попыт кой обновления всего политического строя на базе демократических принципов. Так, в пунктах VI-XXII обстоятельно и четко излагались "основные права граждан", а другие пункты содержали фундаментальные положения парламентарной демокра тии и рыночного хозяйства. Вебер, детально знакомый с этим проектом, называет предлагаемые в нем реформы "принципиальными", "специфически граждански ми", "освободительными" (1, с. 250, 251). Вместе с тем он указывает на слабости документа, "щадящего положение Царя" и не включающего критериев эффектив ного разделения исполнительной и законодательной ветвей власти.

В России, как и в Западной Европе, капитализм проник во все сферы бытия, став неотвратимой силой, неумолимо подчиняющей себе ход экономического развития страны. Но на Западе рыночное хозяйство и политическая свобода "становились" вместе, одновременно, взаимно поддерживая и укрепляя друг друга, выливаясь и кристаллизуясь в четкие экономико-социальные системы и правовые регламента ции. "Сегодняшняя свобода дала первые ростки при уникальном стечении обстоя тельств и условий, которые больше не повторяются. Назовем самые важные из них. Во—первых, заморская экспансия. Во всей нашей экономической деятельности ощу тим ветер заморской романтики. Но теперь уже нет свободных частей света... Во-вто рых, внедрение науки в жизнь... В-третьих, в таких специфических исторических обстоятельствах сформировался особый религиозный настрой, вызвавший к жизни такие ценностные представления, которые в комбинации с бесчисленными и тоже особыми политическими обстоятельствами и материальными предпосылками опре делили этические особенности и культурные ценности современного человека" (3, с. 398). Действительно, при всем сходстве основных экономико-социальных ориентиров развития Европы и России, последняя не знала такого "уникального стечения обстоятельств".

Вебер выделяет в статье "Переход России к псевдоконституционализму" и другие отличия развития этой страны по капиталистическому пути от западноевропейского. Россия "проскочила" необходимый длительный период вызревания среднего класса. Не имея его, она лишена ведущей в обществе и прочной либерально-буржуазной идеологии с ее культом индивидуальной свободы. Между тем именно эта идеология служит ускорителем, катализатором экономической динамики. К специфике рос сийского развития Вебер причисляет одновременное действие тормозящих сил. Тон кий слой национальной буржуазии в своих инициативах неизменно встречал глухое сопротивление "несовременного деревенского коммунизма" в сельской общине и сталкивался с открытым противодействием рабочего класса, который уже изначаль но настраивался пропагандистами "современного социализма" на враждебность ин дивидуальной свободе" (3, с. 397). Провозглашенная Николаем II "священность частной собственности", считает Вебер, хотя и положила конец "всей и всякой славянофильской романтике и вообще всей старой России" (3, с. 397), но не смогла создать России новой.

Пышно расцветшая в стране бюрократия вытесняла успешно работавший, по длинно демократический, как оценивает его Вебер, институт самоуправления — земство. Анализ истории и действий земства, данный Вебером, убеждает читателя статей в том, что это наиболее полнокровный, дееспособный и авторитетный в глазах общественного мнения страны институт. Уже фактом своего существования и после довательной работой на нужды общества он олицетворял борьбу против традицион ного сословного распределения власти. Даже в том трудном, "плачевном состоянии" земство оказалось способным успешно заниматься народными школами, медицин ским и ветеринарным обслуживанием, строительством дорог, налогообложением, статистикой, земледельческим образованием, призрением и т.п., демонстрируя тем самым, вопреки всему, значительные достижения. "Поведение земских кругов в России заслуживает безусловного уважения... Результаты их усилий в крайне труд ных условиях все-таки должны бы положить конец постоянно возобновляемым разговорам о "незрелости" русских для управления в условиях свободы" (1, с. 247). Вебер убежден, что в России есть огромный внутренний потенциал для плодотворных демократических преобразований, и земство — реальное тому подтверждение. Этот потенциал ученый оценивает высокой мерой возможности создания демократиче ских институтов и правового государства, способного на деле проводить "принципи альные реформы".

Весьма поучительно сравнить оценки российского реформаторства, сделанные Максом Вебером, с суждениями самих этих реформаторов.

"Власть не может считаться самоцелью. Власть — это средство для сохранения жизни, спокойствия и порядка. Поэтому, осуждая всемерно произвол и самовластие, нельзя не считать опасным безвластие правительства". Эти слова, сказанные как будто бы сегодня, принадлежат П.А.Столыпину, отвечавшему на запрос в первой Государственной думе 8 июня 1906 г., то есть в те дни, о которых писал в "русских" статьях Макс Вебер. Драма Столыпина, как и ранее Витте, была в том, что предла гавшийся ими курс реформ не имел поддержки ни "сверху", ни "снизу". А неразра ботанность в правительстве программ преобразований, как и господствовавшая в нем противоречивость представлений о ходе и порядке преобразований, вкупе с вечным отставанием в принятии оперативных решений, оборачивались общим раздражени ем и угрожающим разбродом.

В своих "Воспоминаниях" граф С.Ю.Витте говорил в сущности о том же: "Одна и, может быть, главная причина нашей революции — это запоздание в развитии принципа индивидуальности, а следовательно, и сознания собственности и потребности гражданственности, а в том числе и гражданской свободы. Всему этому не давали развиться естественно" (4, с. 441). Моменты для благоприятных ускоряющих толчков безнадежно упускались. Такой же диагноз ставит Вебер. Болезнь российских политиков-реформаторов он видит в "исключительном умении упускать возможно сти". Особенно показательно выявлялся этот порок в самой сложной сфере россий ского бытия — на селе.

132                                                           История политической мысли     

Реформистские партии России начала века медлили в определении кардинальных задач по преобразованию деревни. Предлагались давно устаревшие, упрощенные меры, обходившие корень, фокус сельской жизни — крестьянскую общину. Своему немецкому читателю, которому и были адресованы "русские" статьи, Вебер подроб но объясняет специфику и социально-экономическую роль этой общины, ее функ цию в формировании идеологии и интересов крестьянства России. Он считал, что для перспектив и ближайших планов реформаторов из конституционно-демократиче ского движения, для ключевых пунктов его программ, целью которых является свободное развитие западноевропейского образца, решающей есть и надолго еще останется позиция крестьян. Да и для всех партий село превращается в главный объект пропаганды. Причину замалчивания проблем общины и ее преобразований Вебер видит в том, что законодательные разработки только отдельных ее проблем заняли бы не меньше десятилетия. А для политиков-практиков гораздо важнее яркие, пропагандистски броские лозунги, "короткие" ответы на аграрные вопросы. И все же при первых же попытках провести широкую аграрную реформу реформа торы неизбежно столкнутся с проблемой общины.

И сегодня еще с трудом осознается справедливость подхода к российской общин ной организации и традиции, характерного как для социолога-теоретика Макса Ве бера, так и политика-практика С.Ю.Витте. Слова последнего наиболее четко выра жают этот подход: "Общинное владение есть стадия только известного момента жития народов, с развитием культуры и государственности оно неизбежно должно переходить в индивидуализм — в индивидуальную собственность. Если же этот процесс задерживается, и в особенности искусственно, как это было у нас, то народ и государство хиреет. Теперешняя жизнь народов вся основана на индивидуализме" (4, с. 440-441). Это азбука социально-экономической истории, но именно она тяжело и трудно усваивается и по сей день.

Макс Вебер не скрывает своего скепсиса по поводу идеализма Петра Струве в оценке взаимовлияния политических и аграрных реформ. Едва ли можно уповать, как это делает Струве, на то, что когда русский крестьянин привыкнет к пониманию своих "прав человека" в духе английского индивидуализма и французской консти туции, он станет "личностью". Анализируя аграрную программу Союза освобожде ния, опубликованную в марте 1905 г., Вебер приходит к выводу, что крестьянство ее не примет. Но ее не примет и слой крестьян-собственников земли, "самостоятель ных", потому что Петр Струве не отклонил полную отмену удушающей системы косвенных налогов. Однако именно этот пункт был бы привлекательным для сель ских хозяев, которые в конечном счете могли бы последовать за либеральным дви жением.

Без поддержки огромной массы крестьянства шансы демократов-реформаторов в реализации своих планов оказываются ничтожно малыми. Почти готовый к сотруд ничеству с ними узкий слой независимых предпринимателей не представлен в самой партии кадетов, которая не позаботилась в своей программе о пунктах, интересных и нужных для этого слоя. Крупная же буржуазия в России стояла на реакционных позициях, одобряла политическую репрессивность царизма, от которого была сильно зависима экономически.

Один из прогнозов Вебера состоял в том, что вопреки двойственности и противо речивости позиции крестьянства, Молох капитализма пробивает себе дорогу и в русскую деревню. Политический индивидуализм религиозной чеканки, вызревший в Европе вместе с капитализмом, сегодня в России невозможен, как невозможен и политический индивидуализм в виде продукта оптимистической веры во всеобщую гармонию. Развитие капитализма разрушило ее навсегда (3, с. 280). Здесь в дело вступают частные экономические интересы. Прагматический рационализм отнюдь не чужд российскому крестьянству. Настрой на эффективную деятельность как условие реализации этого интереса неуклонно формируют в крестьянстве новый стиль мышления, далекий от привычной "близорукой ограниченности".

133

И здесь помогают бывшие уже во времена Вебера общим местом ссылки на "русскую специфику" и на "русский характер". Духовная атмосфера страны, гос подствующие в ней этико-религиозные ценности — вот некоторые реальные факто ры, определяющие развитие капитализма в России. Для Вебера любой капитализм — это культура. Русский же капитализм "становится" не в атмосфере преобладания и господства индивидуалистической культуры западноевропейского типа, а под прес сом особых форм общения и общностей, созданных, например, общинным бытием, православным духовно-религиозным опытом. Творческие силы России, являющиеся бродильной субстанцией русского капитализма, развиваются в стороне от привыч ного Западу конкурентного и узкого рационального прагматизма, за пределами диктуемой им "этики успеха".

Разумеется, русский капитализм не лишен прагматизма, но он не может не испытывать на себе издавна укоренившиеся в обществе идеалы справедливости, добра, жертвенного самоотрицания и самопожертвования. В философии эти идеалы, считает Вебер, наиболее полно воплотились в мировоззрении В.Соловьева, точнее, в его представлении об этической и религиозной миссии русского духа. В неровном развитии русского капитализма можно найти отголоски резких смен бурной актив ности и полного подчинения обстоятельствам. Причину таких смен Вебер усматри вает в том, что в русском обыденном мире "не признается существующим или чем-то таким, что может иметь ценность, этически нейтральное" (3, с. 295). Вебер анали зирует этические идеи русских православных сект и находит в этих идеях много сходного с европейским пуританизмом — вплоть до "внутримирского аскетизма" и индивидуализма. Однако из-за иной целенаправленности, иного содержания по сравнению с протестантизмом ни одна из русских сект не смогла создать широкой и устойчивой системы капиталистической организации труда.

Но в условиях современной Веберу России ему видится реальная возможность сохранения высоких человеческих ценностей. Энергично развивающийся капита лизм в России не угрожает прочно укоренившимся в ней представлениям "о должном и сущем", не вытесняет характерной для нее "спонтанной культуры свободы". Если на Западе рациональный прагматизм методично уничтожил иллюзии и идеалы, то в России унификация и духовная стандартизация невозможны из-за особенностей господствующего этико-религиозного мировоззрения и абсолютного неприятия бюр герски ограниченных критериев преуспеяния.

Русское демократическое движение в лице реформаторов из кадетской партии берется, по мнению Вебера, за очень сложную задачу, пытаясь соединить идеалы "правды" с идеями правового государства и прав человека. Ее решение предполагает неизбежность поражений. В России мораль всегда выше права. Так, справедливость связана с миром отношений между людьми, а не с юридическими нормами, хотя на деле справедливость является правовым принципом. Противопоставление и несоот ветствие в русском обыденном сознании свободы и закона были не только известны, но и хорошо понятны Веберу.

Он показал, что такие особенности массового сознания усиленно эксплуатируется социал-демократией, пришедшей на смену народничеству. Но, по убеждению уче ного, "нет ни тени намека на то, что во чреве экономического "обобществления" содержатся в зародыше свободная личность или альтруистические идеалы... "Пра вильная" социал-демократия гонит вымуштрованную массу на духовный парад, суля ей вместо потустороннего рая рай на земле. Она приучает своих приверженцев подчиняться догмам и авторитетам, к бесплодным спектаклям массовых забастовок. После того, как эсхатологический момент движения останется позади, а поколение за поколением истратили свои силы на сжимание кулаков в карманах и скрежетание зубами, останется только умственная тупость и духовная усталость" (3, с. 349).

134                                                           История политической мысли        

О российских социал-демократах Вебер судит на основе обстоятельного ознаком ления с их сочинениями, с пропагандистскими выступлениями и практическими действиями, например, в деревне. Вебер четко представляет себе содержание пози ции В.Ленина, почерпнутое, в частности, из материалов его газеты "Новая жизнь", сектантскую тактику возглавляемой им партии. Всем это позволяет еще раз опро вергнуть устоявшийся в официальной советской историко-политической науке тезис о "неосведомленности" Вебера в трудах основоположников марксизма и тем более Ленина.

Капитализм как социально-экономическая система в "классическом" его состо янии не способен стать питательной средой для расцвета свободы, справедливости и демократии — этот вывод Вебера уже в наши дни подтверждают такие теоретики и практики, как Милтон Фридман, Мишель Рокар, Людвиг Эрхард. Так, Фридман категоричен в утверждении, что "свободная экономика с частным рынком не явля ется гарантией гражданской, личной и политической свободы" (5). А Рокар опровер гает расхожую идею о том, что лишь только процветающие страны могут жить в условиях демократии (6). Демократия — не следствие, а средство развития, тяжелая ежедневная работа, и успех этой работы зависит от политической воли народа, от уровня экономического мышления избранных народом лидеров и от его способности понять необходимость перемен и оказать им действенную поддержку.

Собственный ответ Вебера на вопрос об условии существования демократии и свободы звучит как предостережение от упований на "обобществление собственно сти" или на харизматического лидера: "по сути, демократия и свобода возможны только там, где постоянно действует решительная воля нации, которая не позволяет управлять собой как стадом баранов" (3, с. 347). Решимость и готовность нации на перемены не всегда, к несчастью, совпадают с объективным потенциалом преобра зований. Девяносто лет назад русское общество не имело ни общей воли, ни единой цели. Россия была страной с огромной патриархальной крестьянской массой, с тон ким слоем независимых предпринимателей, с верхушечными протопартиями, без деятельной, слабой властью. Потому участь конституционализма и демократиче ских реформ была предрешена. "Путь русской социально-реформистской либераль ной демократии — это путь самоотречения", — писал Вебер. Именно этот путь был тогда действительным "безумством храбрых", хочется добавить.

"Никогда в истории освободительная борьба не велась в таких тяжелых обстоя тельствах, как в России, никогда не было такой беззаветной готовности даже уме реть, которая у меня, немца, ощущающего в себе остатки идеализма своих отцов, вызывает глубокую симпатию". Этими словами Вебер завершает последнюю статью "русского" цикла. Но он был абсолютно убежден: борьба не закончена, "проиграно лишь сражение", победа бюрократических интересов в России не станет для нее последним словом истории.

Прогноз Макса Вебера — это призыв к нам, сегодняшним, это жесткое напоми нание о том, что надо иметь волю, самоотверженно продолжать труд ради России, которая не может быть великой без свободной личности.

1.   Weber M. Zur Lage der burgerlichen Demokratie in Russland. — "Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik", 1906. Bd. XXII, H. 1.

2.   "Былое. Журнал, посвященный истории освободительного движения", 1906, № 7, с. 314-315.

3.   Weber M. Russlands Ubergang zum Scheinkonstitutionalismus. — "Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik", 1907. Bd. XXIII, H. 1.

4.   Витте С.Ю. Воспоминания. Царствование Николая П. Т. 1, 1922, Берлин.

5.   Фридман М. Четыре шага к свободе. — "Общественные науки и современность", 1991, № 3, с. 16.

6.   Рокар М. Трудиться с душой. М., 1990, с. 194.