Сайт портала PolitHelp ПОЛНОТЕКСТОВОЙ АРХИВ ЖУРНАЛА "ПОЛИС" Ссылка на основной сайт, ссылка на форум сайта

16                                                         Черный знак ХХ века — фашизм

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОПЫТ АНТИФАШИЗМА

З.П.Яхимович

ЯХИМОВИЧ Зинаида Павловна, доктор исторических наук, профессор, ведущий научный сотруд ник ИСПРАН.

Только взятый в совокупности, конкретных реальностях и динамике историче ский опыт 20-х — 40-х годов XX века позволяет находить ответы на многие вопросы, которые вновь приобрели актуальность: почему фашизм увеличивал свою привлека тельность в то время, становясь мировой опасностью? И напротив, почему антифа шизм столь часто ему проигрывал? Почему понадобилось целых шесть лет ожесто ченнейшей войны, чтобы сокрушить гитлеровский режим и его союзников? Почему антифашистские силы смогли объединиться только в ходе этой войны? Почему столь по-разному были восприняты уроки фашизма на Западе и в СССР? Наконец, какими качествами должна обладать демократия, чтобы воспрепятствовать рецидивам фа шизма и других разновидностей тоталитаризма?

Фашизм как общественный феномен — явление весьма сложное, не сводимое к одной модели, не охватываемое коротким определением. Он проявился в националь ных вариантах, каждый из которых отличался заметным своеобразием; он выполнял — в качестве идеологии, массового движения, режима, метода решения внутренних и внешних проблем и т.п. — достаточно разнообразные функции. Наряду с "классиче скими" вариантами фашизма — итальянским и особенно германским (национал-со циализм) , которые прошли все стадии развития (от движения к партии-государст ву) , — возникали и иные его разновидности — франкизм, хортизм и т.п.

Опыт 20-40-х годов во всех его проявлениях и ужасающих реалиях (только через фашистские концентрационные лагеря "фабрики смерти" в годы второй мировой войны прошли 18 млн. человек, из них погибли 11 млн.) позволил современникам создать комплексный портрет фашизма. Его неотъемлемые атрибуты: террор и наси лие, оголтелый расизм и воинствующий шовинизм, стремление к господству над другими народами и политика геноцида, военная агрессия. XX столетие дало немало образцов "красного", "белого" и иных форм террора, попыток с помощью диктатуры, авторитарных методов решать сложнейшие социальные, национальные и иные про блемы. Но, пожалуй, именно фашизм столь откровенно и бесстыдно пропагандиро вал культ силы и насилия, утверждая его в массовом сознании разнузданными пропагандистскими кампаниями и репрессиями, угрозами, ультиматумами, непре рывными актами агрессии, переросшими в 1939 г. в мировую войну.

Хорошо известна всеядность фашизма. Его вожди и идеологи умело использовали методы социальной демагогии, популизм, быстро перехватывая у своих противников аргументы и лозунги, в том числе самые революционные, улавливали настроения масс, играя на их предрассудках*. Но все это само по себе не может объяснить быстрого подъема и распространения фашизма в межвоенной Европе. И поэтому необходимо обратиться к специфике того времени, обусловленной травмой первой мировой войны, шоком российской революции. На это накладывались геополитиче ские изменения в результате гибели четырех империй, рождения на их развалинах новых государств, а также принявшего глобальные масштабы передела колоний и сфер влияния между победителями, трудности становления "организованного" ка питализма (массовая безработица, инфляция).

В межвоенной Европе царила атмосфера всеобщего напряжения и беспокойства, нестабильности — социальной, политической, духовной. При этом размежевание между сторонниками реставрации довоенных порядков и поборниками кардинального обновления всего уклада жизни, между убежденными сторонниками частной собственности и ее противниками, между реформаторами и революционерами про ходило не по классовым границам, а зачастую внутри их. К тому же наряду с традиционными для конца XIX — начала XX в. субъектами классового противобор ства — буржуазией и рабочим классом — на политическую арену вышли массы сельского населения, а также категории мелких собственников, служащие, демоби лизованные солдаты и офицеры. Фашизм стремился предстать в роли выразителя, рупора не классовых интересов, не тех или иных политических течений, а "всего народа", всей нации, униженных и оскорбленных. При несомненной близости в идейном плане с традиционными правыми течениями, при значительной организа ционной и финансовой зависимости от крупных собственников фашизм выразил общий дух неудовлетворенности и смятения в Европе.

* Весьма типично признание Б.Муссолини в преддверии его прихода к власти: "Мы не верим в догмати ческие программы, во все эти твердые рамки, в которые нужно вместить сложную, изменчивую и много цветную действительность. Мы позволяем себе роскошь согласовывать и превзойти в себе те антитезы, которые разъедают других..." (1, с. 108).

                                                                                                            17 

Центральной в фашистской идеологии была сакрализация нации и государства как ее воплощения*. На этот стержень нанизывались другие постулаты: признание закона вечной борьбы наций и рас за свое выживание, борьбы за "жизненное про странство"; страстная ненависть к "плутократическим демократиям", захватившим после первой мировой войны командные позиции в мире и ввергшим "нации — пролетарки" и побежденные нации в пучину бедствий; наукообразное обоснование национального и расового превосходства, "призвания" фашизма очистить собствен ные страны и весь мир от заразы пацифизма и демократии, марксизма и интернаци онализма. Обосновывались и пути достижения данных целей — национальная дис циплина и порядок, безусловное подчинение человека государственному интересу, непоколебимая верность духовному вождю нации (фюреру, дуче и т.п.), воспитание "нового человека" — истинного фашиста.

Фашизм — и в этом заключалась его особая опасность — претендовал на роль всеобъемлющей альтернативы либерализму и демократии как силам, воплощавшим "старую" цивилизацию и культуру. По сути дела фашизм не только сулил, но и претворил в жизнь своего рода "морально-культурную революцию", бросив откры тый вызов гуманизму, взрывая и без того хрупкую грань между добром и злом.

Восхождение фашизма в 20-е — 30-е годы в Европе не может быть понято (при несомненной важности способствовавших этому экономических, социальных и пол итических факторов) без учета того, что не принималось во внимание ни традици онными, ни революционными партиями и движениями и что великолепно учли идеологи фашизма, —без морально-психологическом драмы человека в современ ном атомизированном обществе, независимо от места в социальной иерархии, живу щего под постоянным стрессом быстрых изменений, возможных катастроф. Этот человек лишен веры в завтрашний день, теряется перед необходимостью постоянного выбора социальных, политических, ценностных альтернатив, испытывает недоверие к политике и правительству, но осознает свою зависимость от них, желает уйти в раковину частной жизни, но ощущает повседневно воздействие мировых процессов на его личную судьбу.

Наиболее проницательные мыслители 20-х — 30-х годов фиксировали угрожаю щие симптомы духовного кризиса человека и человечества и пытались предложить свои объяснения его истоков и путей преодоления. Так, А.Швейцер усматривал причины духовного и материального оскудения человека в безумствах "реальной" мировой политики, буйных всходах скептицизма, пагубной тенденции организован ных государственных, социальных и религиозных объединений "принудить индиви да не основывать свои убеждения на собственном мышлении, а присоединяться к тем, которые они для него предназначили. Человек, исходящий из собственного мышле ния и поэтому духовно свободный, представляется им чем-то неудобным и тревожа щим" (2, с. 25). Вместе с тем, касаясь эффекта нереализованного человека, не способного самостоятельно сотворить себя как личность, философ реалистически оценивал опасные масштабы этого явления: "Тот, кто открывает шлюзы потоку скепсиса, не вправе ожидать, что сумеет затем его остановить. Лишь ничтожная часть потерявших надежду достигнуть истины благодаря собственному мышлению найдет замену ей в заимствованной истине. Основная же масса останется скептич ной. Она потеряет вкус к истине и потребность в ней и будет оставаться в безмыслии, колеблясь между различными мнениями" (2, с. 23-24). Яду скептицизма Швейцер противопоставлял этику преклонения перед жизнью во всех ее формах, прежде всего жизнью самого человека.

* "Нация, — подчеркивалось в программе фашистской партии Италии, — это не просто сумма индивидов, живущих в определенное время и на определенной территории. Нация является организмом, содержащим в себе бесконечные ряды прошлых, настоящих и будущих поколений. Отдельный индивид в этой исторической панораме является лишь преходящим моментом... Государство является юридическим воплощением Нации. Политические институты являются эффективными лишь постольку, поскольку национальные ценности находят там свое выражение и защиту (1, с. 142).

18                                                         Черный знак ХХ века — фашизм

А.Бергсон, размышляя над драмой человечества в годы первой мировой воины, уже тогда отметил тревожный разрыв между научно-техническим и духовным про грессом, проявившийся на базе индустриализма, — то, что стало отличительной чертой общественной жизни XX столетия. Философ задавался вопросами, своеобраз ными ответами на которые и явились выросшие на базе европейской цивилизации, либо под ее влиянием фашизм и большевизм: "Что станет с миром, если механич ность поработит все человечество? Если вместо яркой, богатой и гармонической разнообразности народы явят картину штампованного ремесленного однообразия? Если личности уподобятся вещам?.. Какие новые, на этот раз уже определенные формы варварства задушат наши чувствования, наши порывы, стремления, наши идеи и идеалы, задушат цивилизацию и прогресс, зерна которых таились в древнем варварстве? Если вместо спиритуализации материи налицо явится механизация духа?" (3).

Оппонент В.И.Ленина П.А.Сорокин, немало сделавший для осмысления и сопо ставления опыта России и Запада в новейшее время, одним из первых отметил тенденцию к усложнению форм общественного развития, констатировал гигантское ускорение его темпа и, как следствие этого, несостоятельность устаревающих быст рее, чем жизнь, рецептов и методов, теорий и систем, претендующих, однако, по прежнему на абсолютную истину. Сорокин склонен был достаточно пессимистично оценивать свойственные новейшему времени попытки регулирования "сверху" эко номических, политических и социальных процессов. "Мы, — замечал он саркасти чески, — не способны ни управлять социально-культурными процессами, ни избе гать исторических катастроф... Чем больше экономистов вмешивается в экономику, тем хуже она становится; чем больше политологов участвует в реформировании государства, тем больше государство нуждается в реформировании" (4, с. 134). Это не мешало социологу отвергать повторявшиеся как заклинание рассуждения о "кри зисе" и "конце" цивилизации, которые, по мнению Сорокина, не принимали в расчет того, что цивилизация "сделана из более прочного материала и обладает большей жизнестойкостью, чем заверяют нас" (4, с. 487). Условием ее сохранения и развития ученый считал смену самой парадигмы культуры и реализацию такой величайшей революции в культурной и социальной жизни, по сравнению с которой переход от монархии к республике либо от капитализма к коммунизму может показаться явле нием несравненно меньшей значимости.

Но к такому подходу, призванному обеспечить личности достойные ее средства самореализации, гуманизировать все стороны жизни, ни одна из действовавших на мировой арене сил не была готова ни в социокультурном отношении, ни тем более в реальностях политической и социальной практики. Либерализм с его приверженно стью ценностям свободы, человеческой личности, отстаиванием экономических и гражданских свобод и правовых механизмов именно в межвоенный период утратил духовную гегемонию (даже в тех странах, где он ею обладал безусловно) и чувство исторической инициативы. Затяжной кризис либерализма был обусловлен совокуп ностью внутренних и внешних факторов. В условиях вторжения (вследствие войны) широких слоев в политику он, как правило, оказался неспособным принять вызов времени. Вместо того чтобы предложить эффективные варианты синтеза традицион ных ценностей с демократией, либералы пытались оградить политику от вторжения в нее варварских масс", уподобляясь в этом тем самым консервативным силам, с которыми вели борьбу на протяжении XIX — начала XX века. Отсюда — почти повсеместная политическая капитуляция либеральных партий и течений перед фа шизмом в критических условиях вакуума власти, кризиса государства и общества. Решающими здесь были страх перед большевистской опасностью, надежда обрести в лице фашизма противоядие от революционной анархии и использовать его, фашизм, как щит и таран против Советской России.

                                                                                                            19 

Дискредитации либеральных ценностей в межвоенной Европе в немалой степени способствовала политика держав-победительниц (США, Великобритании и Фран ции) , которые отошли от провозглашенных ими же идей демократического мира, не совместимого ни с гегемонизмом, ни с империалистическими притязаниями, ни тем более с сохранением обширной колониальной и полуколониальной периферии. Крас норечивым было признание одного из творцов Версальской системы Д.Ллойд Джор джа: "Европа стала милитаристичнее, чем когда-либо. Милитаризм довел Европу до ее настоящих бедствий... Экономическое восстановление Европы надолго отсрочено возникновением нового милитаризма... Это не мир, а стремительный бег в борьбе, которая потрясет весь наш социальный строй" (5).

Вышедшие на межвоенную политическую арену католические партии и движе ния, хотя и ратовали за возвращение человеку его целостности и отстаивали идеи социального корпоративизма, но несли на себе печать косного консерватизма. Они усугубили общественно-политическую ситуацию своим резким неприятием либера лизма — из-за его светских и рационалистических основ, социализма — из-за его приверженности материализму и духу классовой борьбы. В ряде стран (Австрии, Словакии, Венгрии, Испании и др.) клерикалы сыграли активную роль в формиро вании режимов фашистского толка.

В свою очередь, социализм — этот неотъемлемый компонент европейской циви лизации и важный фактор проникновения в рабочее движение гуманистических ценностей, идеалов свободы и прав человека — вследствие первой мировой войны и послеоктябрьского поворота событий в России — оказался расколотым из-за острых разногласии по широкому кругу вопросов: выбор между реформами и революцией; отношение к большевистским диктаторским методам и политическому террору; про тиводействие милитаризму и т.д.

Пожалуй, наиболее полно природу своеобразного тупика, в который заходила не только Европа, но и весь мир в межвоенный период, выразил один из наиболее проницательных представителей русского зарубежья Ф.А.Степун. В статье "Пути творческой революции" (1931 г.) он сделал следующий вывод: "Все мучающие со временность тяготы и болезни связаны в последнем счете с тем, что основные идеи абсолютной истины (для него это религия—3. Я.), гуманистически просвещенческая идея политической свободы и социалистическая идея социально-экономической справедливости — не только не утверждают своего существенного единства, но упорно ведут озлобленную борьбу между собою... В результате — безрелигиозная культура, утверждающая свою свободу лишь в образе хищнического капитализма, и справедливость в образе социальной революции". Выход из этого противостояния, по его убеждению (основательность которого подтверждают коллизии всего XX ве ка), заключается в органическом, творческом сращении духовных ценностей, идеи политической свободы и социальной справедливости.

Позитивность и плодотворность таких идей отнюдь не устраняют практической сложности их воплощения. Для этого необходимо счастливое сочетание многих ус ловий— социокультурных, геополитических, конкретно-исторических и иных. Ближе других к такому синтезу — в крайне несовершенном еще, поисковом варианте — первыми стали подходить уже в 30-х годах наиболее благополучные в материальном и социальном плане, наиболее продвинутые в социокультурном отношении страны. Речь идет о США, особенно со времен Нового курса Ф.Рузвельта, о Великобритании, имевшей за плечами три века практического опыта реализации либеральной концеп ции свободы и опиравшейся на ресурсы гигантской империи, о нейтральной Швеции, где с переменным успехом воплощалась концепция социального государства.

По другому, оказавшемуся тупиковым, пути пошли страны, в которых возобла дала идея фашистской революции — во славу корпоративизма, социальной гармонии сил "национального", производительного капитала (в противовес иностранному, спекулятивному, космополитическому, "еврейскому" капиталу), мелкой собствен ности и мира труда. Эти идеи привлекали очень многих своим обликом универсализ ма, заманчивой перспективой освобождения от крайностей индивидуализма и кол лективизма.

Становление антифашистской альтернативы в разъединенном и дезориентиро ванном мире происходило мучительно и трудно, через переосмысление самих понятий демократии, свободы, гуманизма, возможностей их возрождения и удержания. Одним из наиболее горьких уроков для поборников демократии оказалась та легко сть, с которой фашизм отбрасывал конституционные нормы, положения междуна родного права, громил демократические институты, организованные политические и социальные субъекты демократии — партии и независимые профсо юзы. Движение вспять в центрах европейской цивилизации показало хрупкость и уязвимость культурной оболочки, наращенной Европой с XVIII века, подрывало веру в поступательные, эволюционные формы прогресса, его необратимость.

20                                                         Черный знак ХХ века — фашизм

Трагедией для политически сознательной части общества в странах, подпадавших под гнет фашизма, становились муки отречения от своего духовного "Я", раздвоен ность сознания, вынужденный конформизм — дань страху и насилию. Фактически антифашистские силы стран победившего варварства либо застывали в ожидании грядущих перемен, делая ставку на будущую антифашистскую революцию, либо ждали спасения извне. Однако такие надежды наталкивались на национальные эгоизмы западных демократий, которые связывали перспективы сохранения мира в Европе с политикой невмешательства, "умиротворения" агрессоров. Поэтому амо ральная по своему существу мюнхенская сделка, заключенная Чемберленом и Да ладье за счет Чехословакии, воспринималась с облегчением во Франции и Англии — как средство уменьшения опасности войны. И официальные лица, и общественные деятели этих стран верили в возможность достичь компромисса с диктаторскими режимами ради сохранения мира. Американцы не жаждали рисковать собственным благополучием и миром из-за погрязшего в распрях и раздорах Старого Света*.

Тем важнее по достоинству оценить тот нелегкий путь, который прошли на Западе, особенно в Европе, общественные силы, несмотря на различия политических и идейных позиций вставшие, пусть в разные сроки, с собственными предпочтениями тех или иных форм сопротивления, в оппозицию фашизму и включившиеся в войну во имя демократии и свободы. Эти силы выстрадали горький урок фашизма, проти востояния ему, пройдя через очистительное горнило критического переосмысления собственного опыта, прежних программных и ценностных установок. В разноголосье многочисленных концепций антифашизма и самой демократии ("либеральной де мократии", "либерального социализма", "нового европеизма" и т.д.) прослежива лось настойчивое стремление отыскать рациональные, эффективные средства гаран тии этой демократии.

В реалиях антифашистских битв и Сопротивления воспроизводились и сталкива лись либеральные представления о самодостаточности политической демократии, не подкрепленной демократией социальной и экономической, и идеи левых сил, делав ших упор на эти последние, порою в ущерб демократии политической. В глазах имущих классов и правящих элит массовые формы протеста против фашизма (борьба в республиканской Испании, события Народного фронта во Франции, движение Сопротивления) казались не меньшей опасностью, чем сам фашизм. Активное уча стие левых сил в антифашистском движении, в первую очередь коммунистов и социалистов, возрождало у этих элит небезосновательные опасения, что за фасадом демократических и гуманистических лозунгов антифашистов таится все та же боль шевистская угроза. В свою очередь, демократические течения антифашизма не мог ли не испытывать потрясений из-за двойственности позиции страны Советов, лиде ры которой пошли в августе 1939 г. на сделку с Гитлером. Но еще до этого, во время гражданской войны в Испании, миру были явлены два разных лика СССР: беззавет ное мужество советских бойцов интернациональных бригад и чудовищные методы агентов сталинского ГПУ, пытавшихся внести в антифашистскую борьбу дух тоталь ной подозрительности, слежки, тайных интриг...

Пройдя через опыт борьбы с фашизмом, ни одно из влиятельных движений на Западе не обошлось без радикального пересмотра своего теоретического и политического наследия, методов и форм деятельности. Сформулирован своеобразный свод общих требований, несоблюдение которых может дорого обойтись делу демократии. В числе их — развенчание риторических форм интернационализма, но призыв к солидарности с другими народами, осознание опасности националистических пред рассудков и мифов, но вместе с тем — пагубности отрицания этнических и нацио нальных ценностей, неприятие экстремизма как слева, так и справа.

* Весьма показательны в этом плане данные социологического опроса, проведенного в США в сентябре 1939 г., когда война уже началась. За то, чтобы остаться полностью вне войны, но торговать с воюющими странами за наличный расчет, высказалось 37,5%; не иметь никакого дела с этими странами и не торговать с ними — 29,9%; оставаться вне войны как можно дольше, но вступить в войну на стороне Англии и Франции, если они окажутся под угрозой поражения, и помочь им экономически — 14,7%; за немедленное вступление в войну на стороне Англии высказалось — 2,5, на стороне Германии — 2,5% участников опроса (6).

                                                                                                            21 

Убежденный сторонник синтеза либеральных ценностей и социалистических иде алов, итальянский антифашист К.Росселли отмечал в эссе "Либеральный социа лизм", написанном в 20-е годы, что присущий массам, даже самым обделенным, лжепатриотический инстинкт делает их легкой добычей любой авантюры, рядящей ся в дешевую мишуру поддельной национальной чести. "Если социалисты (мы бы сказали — антифашисты. — 3.Я.) вместо того, чтобы бороться с этими примитивны ми, уродливыми и корыстными формами привязанности к стране, будут упорство вать в своем пренебрежении к самым высоким ценностям национальной жизни, они лишь облегчат действия других течений, которые на эксплуатации национального мифа сколачивают свое состояние" (7).

Одним из важных уроков антифашизма и Сопротивления было осознание того, что прагматизм, аполитичность, пренебрежение ценностями и духовными ориенти рами, гуманистической системой координат фактически облегчают дорогу фашизму. В полный голос в культуре антифашизма, независимо от его идейных и политических вариантов, зазвучали темы общечеловеческой солидарности, товарищества и верно сти, любви и самопожертвования, преодолевающих классовые, сословные, нацио нальные и другие барьеры, защиты человека и его прав.

Уроки фашизма способствовали на Западе возрождению либерализма как своеоб разной религии свободы, самоценности человеческой личности, присущих ему граж данских, моральных, этических ценностей, плодотворности духовной свободы. Мож но сказать, что в таком понимании либерализм уже не сводится ни к элитарным, олигархическим построениям, ни к сугубо экономической модели, игнорирующей духовные аспекты самого либерализма и опасной своей способностью превратить весь мир в какой-то гигантский "шоп". Обновленный либерализм стал неотъемлемой составной частью всех серьезных сил западной демократии. Речь идет о либеральных и консервативных, о демократических и социалистических, о католических партиях и движениях. По пути такого обогащения морально-этическими ценностями, хотя со значительным опозданием, пошли даже коммунистические партии в их "евроком мунистическом варианте". В свою очередь, и к самым умеренным, консервативным по своей сущности, силам приходила — с усвоением уроков фашизма — способность к диалогу с оппонентами слева.

Выше уже отмечалось разнообразие антифашистских концепций, отражавшее несхожесть их носителей. В политическом плане, очевидно, было бы правильнее говорить не об антифашизме, а об антифашизмах. Их слияние в единый поток стало возможным лишь тогда, когда мир осознал ту угрозу, которую представляла агрессия гитлеровской Германии и ее союзников по "оси" для современной цивилизации, самого существования человечества.

Отношение сталинской верхушки к фашистским режимам было достаточно слож ным и неоднозначным. Доктринальные соображения, роль которых нельзя недооце нивать, диктовали недоверие к фашизму, не скрывавшему своей враждебности к рабочему и коммунистическому движению, большевизму, стране Советов, тогда как прагматические соображения (заинтересованность в торговых отношениях, техни ческом сотрудничестве и т.д.) заставляли поддерживать связи с фашистскими госу дарствами. Боязнь международных потрясений из-за передела мира уживалась с надеждой на компромисс с державами "оси" по территориальным вопросам и стрем лением канализировать фашистскую агрессию на Запад, критика фашистских ре прессий — с воспроизведением им подобных в собственной стране. Неприязнь к фашистским идеям со стороны основной части населения СССР отражала его привя занность к традиционным гуманистическим ценностям. Стихийный низовой анти фашизм быстро созревал после 22 июня 1941 г., превратив войну с агрессорами в Великую и Отечественную.

22                                                         Черный знак ХХ века — фашизм

К горькому разочарованию европейских антифашистов двуличность сталинской политики, пороки советской системы, а также диктаторских режимов в западных коммунистических партиях стали воспроизводиться на почве антифашистских битв за Народный фронт в республиканской Испании и во Франции, во взаимоотношени ях СССР с западными демократиями и странами фашистского блока. Борьба СССР за сохранение мира и коллективную безопасность в Европе в 20-е — 30-е годы была обесценена пагубным для дела антифашизма политическим и экономическим со трудничеством — сообщничеством с фашистской Германией на первом этапе второй мировой войны. Все это ввергло в коллапс демократические силы Европы, создавало атмосферу всеобщей тревоги и неуверенности.

Сбывалось предостережение всемирно известного физиолога И.П.Павлова, кото рый в письме в адрес Совнаркома СССР еще в декабре 1934 г. с редким гражданским мужеством бросил в лицо руководству страны обвинение в том, что вместо мировой революции оно сеет с огромным успехом фашизм: "Да, под Вашим косвенным влия нием фашизм постепенно охватит весь культурный мир, исключая могучий англо саксонский отдел (Англию, наверное, американские Соединенные Штаты, вероят но)". Ученый выражал глубокое неприятие эксперимента, предпринятого больше виками и осуществляемого "ценой уничтожения всей культурной красоты жизни", "под неослабевающим режимом террора и насилия". Завершалось письмо драмати ческим призывом: "Пощадите же родину и нас" (8).

Крах коммунистических режимов и их идеологии вызвал ныне острую дискуссию о роли и месте Советского Союза в противостоянии фашизма и демократии в XX столетии и, в частности, во второй мировой войне. Для многих противников комму низма, склонных к отрицанию in toto всего пути, пройденного СССР после октября 1917г., представляется кощунственной сама мысль о том, что наша страна, в которой утвердилась более опасная, с их точки зрения, разновидность тоталитаризма, чем фашизм, была способна внести столь значительный вклад в разгром "Третьего рей ха" и его союзников. Налицо нежелание видеть всю сложность, противоречивость трагического совмещения во времени и пространстве тоталитарных, диктаторских действий сталинского режима и героических усилий народов СССР по отпору фаши стской агрессии, освобождению Европы от гитлеровского "нового порядка". Налицо также непонимание того, что указанным действиям немало способствовали межво енный кризис демократии в Европе и политика сооружения "санитарного кордона" вокруг СССР. Становление фашизма, ожесточенный антикоммунизм как фашист ских, так и либерально-демократических режимов на Западе не могли не подпиты вать репрессивную направленность сталинской диктатуры, милитаризацию страны.

Как справедливо отмечают политологи, не склонные отождествлять фашизм и коммунизм, усматривающие в них разновидности правого и левого тоталитаризма, немаловажную роль в их различии играют ценностные ориентиры. Так, Р.Арон и Р.Дарендорф, будучи принципиальными противниками идеологии и практики ком мунизма, подчеркивая его нереализуемость как системы, обращали внимание на то, что даже словесное признание коммунистами народовластия и народного суверени тета без их практического наполнения играет немаловажную роль (9).

Добавим, что официальная идеология страны Советов (независимо от средств и механизмов, которыми она поддерживалась, воспроизводилась и монополизирова лась) в своих постулатах отражала многие дорогие народному сознанию ценности — труд, коллективизм, патриотизм, миролюбие и др. Несмотря на то, что советская "элита" извращала эти ценности, эксплуатировала их нещадным образом, они со хранились у значительной части населения и после глубочайших социальных потря сений — большевистского переворота, дехристианизации (атеизации), форсирован ных темпов индустриализации, беспримерной по своей жестокости коллективизации деревни, массовых репрессий. Привязанность к традиционным ценностям у сельско го населения подкреплялась весьма скромными изменениями в бытовой культуре, в культуре труда. Значительные подвижки происходили главным образом в городском населении. Во всяком случае, для подавляющего числа рядовых граждан страны накануне войны преобладающими были стремление к мирному честному труду, семейному благополучию, надежда на долгожданное гражданское согласие в стране после затянувшегося лихолетья.

                                                                                                            23 

Июнь 1941 г. поставил принципиально по-новому вопрос о потенциях партии-го сударства и общества в СССР, об их соотношении. Оказалось, что народ не раздавлен духовно Лубянками и Гулагами. Он воспринял фашистское вторжение как угрозу не только независимости страны, но и своим социальным ценностям и гуманистическим идеалам. В 1941-1945 гг. временно совпали цели правителей и общества. Все поняли необходимость совместно выдержать испытание войной вплоть до полной Победы.

Как известно, блок фашистских государств привнес в войну на Востоке идеологи ческую одержимость, объявив, что это не только столкновение государств и народов, но и двух моралей, двух противоположных концепций мира. Речь шла о надеждах гитлеровской дипломатии реализовать под девизом "крестового похода" против ком мунизма общеевропейский "антисоветский фронт", включающий и те самые запад ные демократии, которые столь уничижительно оценивались Гитлером. В свою оче редь, советское руководство противопоставило идее тотальной войны на уничтоже ние противника лозунги справедливой освободительной войны. Сразу же были под черкнуты несовпадение интересов гитлеровского режима и германского народа, противоположность фашизма и социализма; фашизм отождествлялся с империализ мом, а антифашизм — с антиимпериализмом. Декларировалась решимость вести войну под демократическими знаменами, не навязывать советский строй другим странам. Чем больше приближалась Победа, тем менее эти декларации соответство вали делам. Но публично заявленные позиции, объективно соответствовавшие зада че разгрома фашизма, способствовали самоотдаче советского народа, Красной ар мии, повышали международный авторитет СССР.

Выиграв войну — несмотря на все просчеты руководства, — советский народ, однако, проиграл Победу как торжество демократических идей и принципов. Анти фашистский опыт в послевоенном СССР оказался невостребованным. Говорят о том, что нынешние поколения россиян, не пережившие ужасов войны, не имеют поэтому "антифашистского иммунитета". Но и у миллионов людей, вернувшихся с войны, трудившихся в тылу, этот иммунитет искусственно ослаблялся и даже вытравлялся. СССР отгородился "железным занавесом" от союзников по антигитлеровской коа лиции. Общественные деятели-антифашисты, больше всего сделавшие для укрепле ния этой коалиции, стали первыми жертвами новых массовых репрессий. Все уроки борьбы с фашизмом сводились к тому, чтобы не допустить повторения черного дня — 22 июня 1941 г., быть готовыми к отражению новой империалистической агрессии. Идеи антифашизма, антимилитаризма и мира стал эксплуатировать военно-про мышленный комплекс, ввязавший страну в бессмысленную гонку вооружений. Но хорошо ли представляли поколения наших граждан то, что называют "обыкновен ным фашизмом", то, с чего он начинался? В отечественном законодательстве нет даже упоминания о фашизме.

Великий подвиг советского народа во имя свободы и демократии был обесценен пятьдесят лет назад неспособностью отечественной политической "элиты" начать — уже тогда бывшее возможным — очищение общества от тоталитарных извращений. Именно историческая запоздалость этого очищения обусловливает его сегодняшние трудности, огромные социальные и политические издержки. Эти издержки становят ся главной питательной почвой для неофашизма, экстремизма всех мастей. В борьбе с ними огромную ценность приобретает опыт объединения всех антифашистских сил, накопленный в годы второй мировой войны, опыт политического, идеологического и морального преодоления фашизма.

1.   Цит. по: Лопухов Б.Р. Фашизм и рабочее движение в Италии. М., 1964.

2.   Швейцер А. Благоговение перед жизнью. М., 1992.

3.   Две культуры. О философии нынешней войны. Пгд., 1916, с. 68-69.

4.   Сорокин П. Человек, цивилизация, общество. М., 1992.

5.   Ллойд Джордж Д. Мир ли это? Л.-М., 1924, с. 4-5.

6.   См.: Шервуд Р. Рузвельт и Гопкинс. М., 1958, с. 245.

7.   Росселини К. Либеральный социализм. Рим, 1989, с. 171.

8.   Цит. по: Современные мысли, или пророки в своем отечестве. Л., 1989, с. 94-95.

9.   См. например: Арон Р. Тоталитаризм и демократии — "Путь. Международный философский журнал". 1994, №6.