1. Проблема демократической легитимности.

48 С точки зрения политолога

КОНЦЕПЦИЯ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА:
ВОСХОЖДЕНИЕ, УПАДОК И ВОССОЗДАНИЕ — И НАПРАВЛЕНИЯ ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШИХ ИССЛЕДОВАНИЙ

А. Арато

Профессор А. Арато — Председатель комитета по исследованию проблем демократии при Новой школе социальных исследований в Нью-Йорке, сотруд ник Центрально-Европейского университета политических наук (Будапешт). Мы публикуем его доклад, представленный на XVI Конгрессе Международной ассоциации политических наук (Берлин, август 1994 г.), в рамках осуществле ния программы Национального демократического института международных отношений (НДИ).

Национальный демократический институт международных отношений (НДИ), штаб-квартира кото рого находится в Вашингтоне, является одной из ведущих организаций, занимающихся проблемами развития демократического процесса в странах, находящихся на переходном этапе от тоталитаризма к демократии. Основанный в 1983 г., НДИ проводит свои программы в более чем 70 странах, включая Россию, Украину, Казахстан, Киргизию, Грузию и др.
Программы НДИ, проводимые в России с августа 1989 г. разделены на несколько главных направле ний: методическая помощь представителям политических партий; содействие депутатам парламента РФ и консультации с ними; сотрудничество с представителями гражданских общественных организаций; сотрудничество с представителями органов местного самоуправления.
В июне 1992 г. НДИ открыл постоянное представительство в России. Вы можете связаться с НДИ в Москве по телефону: (095) 956-63-37, факс (095) 241-23-66; адрес: Москва, Петровериг ский пер., 10, к. 2.

Данная статья продолжает цикл публикаций НДИ в журнале "Полис" (см. "Полис", 1993, №№ 2-6; 1994, №№ 1-6; 1995, №№ 1-2).

Концепция гражданского общества была возрождена около двадцати лет назад в среде неомарксистских критиков социалистического авторитаризма, которые, пред приняв на концептуальном уровне подобный шаг, при этом заменили на обратное одно из самых фундаментальных представлений Маркса и стали, таким образом, "постмарксистами". Возрождение данной концепции, очевидно, могло произойти — однако же не произошло — и в рамках какой-либо из многих других интеллектуаль ных традиций с приставкой "нео-" или "пост-": монтескьеанской, бёркианской, токвилианской, или даже ласкианской, парсонианской и т.д. Примечательно, что работы первопроходцев такого возрождения — Колаковского, Млынаржа, Вайды и Михника на Востоке, Хабермаса, Лефора (Lefort), Боббио на Западе, Уэффорта, Кардозо и О'Доннелла на Юге — восходили к одним и тем же или схожим традициям западного, или неомарксистского дискурса. Для них определенное знание Гегеля, молодого Маркса и Грамши представляло готовые связующие звенья, позволяющие перейти к использованию концепции гражданского общества и дихотомии "государ ство — общество", являвшихся почти общепринятыми в XIX в. и почти исчезнувших в социальной и политической науке и философии XX в. На предыдущем этапе задача западного марксизма состояла в том, чтобы углубить марксову социальную философию, вернувшись к философским корням, и выявить сопряжения регегель янизируемого Маркса с некоторыми весьма специфичными работами в немаркси стской философии — и в частности, с Вебером, Зиммелем, Кроче и Фрейдом. В то время были выведены на передний план такие концептуальные категории, как отчуждение, фетишизм, овеществление, рационализация, подавление, прак тика. По видимости аналогичную акцию представляло собой и возрождение концепции гражданского общества: наличие соответствующей категории у молодого Маркса оправдывало критический пересмотр и освоение идей еще одного ряда немар ксистских мыслителей от Токвиля до Ханны Арендт. Однако на этот раз вместо того, чтобы использовать лучшее у Маркса, противопоставляя это лучшее худшему у него, в концептуальной стратегии обращения к гражданскому обществу во всех случаях речь шла о том, чтобы и молодого Маркса — привлекая для этого Грамши — пере вернуть с ног на голову, с тем чтобы вновь развернуть концепцию, способную само критично зафиксировать на самой ранней стадии тот авторитарный поворот в своей собственной традиции, который послужил изначальным, аb ovo, звеном связи ее с государственным социализмом, с "коммунистической" политикой. Словом, требо вание молодого Маркса, чтобы разделение и разграничение государства и граждан ского общества было преодолено, понято было теперь как исходная точка и оправ дание марксистского огосударствления всех аспектов социальной реальности.

Поначалу результатом предприятия явилась лишь новая, хотя и вряд ли неожи данная, концептуализация тоталитаризма — во Франции, а также, в особенности, в двух странах — Польше и Венгрии, которые, несомненно, не были "тоталитарными". Из этого ничем не примечательного начала мало что могло бы вырасти, кроме очередной — критической и полемической — концепции. Необыкновенный истори ческий успех возрождения концепции гражданского общества — в чем мне посчаст ливилось участвовать — состоялся благодаря тому, что в ней предвосхищалось, с чем она сливалась и что делала объектом интеллектуализации, — благодаря новой ради кально—реформистской или же эволюционной — словом, двоякой стратегии, направ ленной на преобразование диктатур, — сначала на Востоке, а вскоре после того в Латинской Америке, — на основе идеи самоорганизации общества, воссоздания общественных связей вне рамок авторитарного государства, а также апелляции к независимой публичной сфере минуя всякую официальную, контролируемую госу дарством или партией коммуникацию. Используемая в таком духе, концепция граж данского общества стала общим ориентиром сначала в Польше, на какой-то период во Франции, затем (видимо, при посредствующем влиянии французских интеллек туалов) в Бразилии, после чего развернулась более широкая дискуссия вслед за первыми успехами "Солидарности" и движения "abertura" ["демократического про рыва" ]. На протяжении 80-х годов дальнейшее концептуальное развитие шло рука об руку с формированием политических стратегий по крайней мере в Венгрии, Чехословакии, Югославии (особенно в Словении), России, Чили, Аргентине и Мек сике. Как охваченные, так и не охваченные этим процессом в ходе его развертывания все больше прибегали к различным вариантам концепции гражданского общества для интерпретации ранее свершившихся переходных процессов (в особенности в Испании и Греции), а также успешной стабилизации авторитарных систем (прежде всего в Китае). По крайней мере в некоторых странах, где переходный процесс был успешным и где стратегия мысли действительно приобрела политическую роль, концепция гражданского общества превратилась прямо-таки в журналистский штамп. Это особенно справедливо для Венгрии. Наконец, во многих западных стра нах с устойчивым гражданским обществом ныне развернулась самая широкая дис куссия, в которой внимание сосредоточено на отыскании новых направлений (loci) потен циальной демократизации реально существующих демократий. Подобную возможность давно предвидели такие теоретики, как Хабермас, Лефор и Боббио, а Джин Коэн (Jean Cohen) и я смогли в этой области внести свой вклад в книге " Гражданское общество и политическая теория" (1992), а также в статьях предшествующего десятилетия.

Но теперь, через два года, дела обстоят уже по-другому. И я должен признать, что многие из новых сомнений, которые всплыли, беспокоили меня давно.

50 С точки зрения политолога

Во-первых, на уровне общей социологии явно сомнительно, чтобы нечто не суще ствующее (гражданское общество при тоталитаризме) могло тем не менее содейст вовать собственному освобождению. И пусть даже общества советского типа, а осо бенно Польша и Венгрия, не были тоталитарными, они во всяком случае не имели гражданского общества в смысле институционализированной, правовым образом разграниченной сферы общественной жизни, как оно, в частности, описано Гегелем и Токвилем. Значит, нужно было концептуально отличить неформальные социаль ные связи (networks), солидарные сообщества и взаимоотношения от более форма лизованных и институционализированных структур гражданского общества. Но са моорганизующиеся движения, инициативы, ассоциации, а также сообщества пуб личной сферы, приводящие социальное в движение, тоже, в свою очередь, отличны как от латентных связей — носителей автономии общества, так и от институциона лизированного гражданского общества, каким мы его знаем на Западе. Таким обра зом, вместо единого понятия приходится выработать три, а затем и увязать их между собою достоверным, историчным образом. В своей книге мы так и делаем отчасти, различая гражданское общество как движение и как институт: первое — как своего рода учредительное гражданское общество, которым создается второй — учреждае мая, институционализируемая его версия. Однако временное соотношение между этими формами не является вполне самоочевидным. Некоторые формы институци онализации допускают возникновение, опять-таки, движений и инициатив, кото рые, в свою очередь, могут быть, а могут и не быть нацелены на очередной институ циональный прорыв — разница, которая схватывается проводимым нами различием между революцией и гражданским неповиновением. Гражданское неповиновение, соединенное с общественными движениями или инициативами, представляет внеш ние пределы коллективных действий внутри гражданского общества и значимым образом отличается от гражданского общества, организованного как движение.

Сегодня, однако, я нахожу, что кроме проведения различия между гражданским обществом как движением и как институтом, нам требуется вновь ввести нечто похожее на дюркгеймовское понятие "социального", или на тот род системы связей (networks), который предполагается и выстраивается в литературе последних лет по социальным движениям. Но в то время как связь между движениями и "социальным" подробно исследуется в этой литературе, у нас нет еще достаточно развитой социоло гии права и прав, которая делала бы то же самое в отношении "социального" и институционализированного гражданского общества.

Во—вторых, на уровне политики опыт совершившихся переходных процессов в странах с наиболее активными общественными движениями и инициативами научил нас тому, что одно только гражданское общество ни в рамках стратегии самоограни чения, ни даже на путях революционной стратегии само по себе не может осуществ лять смену режимов. В том, что касается революций, мы давно знали, что во всех современных революциях в ходе физической борьбы за власть действие оказывается сосредоточено в руках элит, которые настроены — или, как правило, становятся настроены — враждебно по отношению к самоорганизации снизу. Но теперь мы также знаем, что и в ходе послереволюционных переходных процессов (революций против Революции, которые не являются контрреволюциями) имеет место смещение действия на уровень политических элит, контрэлит или политических партий. Толь ко они могут выполнять стратегические задачи ведения переговоров, заключения сделок и разработки соглашений с элитами, обладающими властью в прежних режи мах. Как показывает разработанная Адамом Пшеворским игровая теоретическая модель, для четырех акторов, гражданское общество может рассматриваться как один из акторов в ходе такого процесса; но для политических элит, а также, как предпо лагается, и для успеха переговоров важно, чтобы гражданское общество было демо билизовано на пути к соглашению, ведущему к демократическим выборам.

Следуя предложению Альфреда Штепана (Stepan), мы приняли различение гражданского и политического общества (имевшееся уже у Токвиля), чтобы иметь дело с двумя уровнями жизни общества, задействованными в процессах перехода и, как мы теперь понимаем, в демократических обществах вообще. В отличие от боль шей части литературы по процессам перехода, мы все же не считаем, что смещение от гражданского общества к политическому в процессе смены режима неизбежно ведет к полной демобилизации и атомизации гражданской сферы. Более того, мы полагаем, что стабилизация демократии и ее будущие перспективы демократизации зависят от развития комплексной и обоюдной связи между гражданским и политическим. Аналогичным образом, далее, необходимо различать экономическое обще ство, выделяемое на основе форм собственности, и чисто экономические ассоциации, отличая то и другое от политического общества, выделяемого на основе избиратель ного права и политических партий, и от гражданского общества, выделяемого на основе прав в области коммуникации, а также от гражданских ассоциаций и движе ний. В итоге получается пятичастная конструкция, которой мы заменили традици онный дуализм государства и общества. К сожалению, мы не можем претендовать на то, что разрешили проблему возможных и желательных форм взаимодействия между этими пятью уровнями, от которых, тем не менее, зависит, как мы полагаем, буду щее демократии.

В-третьих, на методологическом уровне анализа понятий концепцию граждан ского общества по-прежнему преследуют смысловые неопределенности. Даже после отграничения его от политического и от экономического общества — операций, остающихся спорными, — все еще неясно, что именно в первую очередь несет с собой измерение гражданского общества. Мы сами часто говорили о том, что ассоциациям, а также сообществам публичной сферы придают стабильность основные права [и свободы ] (объединения, собраний, слева, печати и частной жизни) и что они осуще ствляют свою деятельность в рамках нормативной логики коммуникативной коор динации действий в хабермасовском смысле. Следуя давней мысли Хабермаса, мы подчеркиваем множественность сообществ публичной сферы. В связи с этим, однако, возникает проблема, заключающаяся в том, что своя общественность имеется в тех — дифференцированных сферах общества: в науке, искусстве, юриспруденции, рели гии и т.д., — допуск в которые не может быть демократическим. Между тем во многом именно здесь осуществляется последовательная во времени (consequential) обще ственная коммуникация. Кроме того, ассоциации не располагают одним и тем же уровнем: различны масштабы, логика, временная и пространственная протяжен ность и политическая роль неформальных групп, добровольных ассоциаций, экспер тных и профессиональных организаций, лоббирующих групп и т.д. Они отличаются, в свою очередь, от движений, которые различаются между собой по своему собствен ному уровню организации, по количеству занимающих их проблем, по роли, какую играют в их строении и характере интересы, способ формирования идентичности и потребность в самовыражении, и т.д. Имеется, как известно, специальная социоло гическая литература о различных формах жизнедеятельности групп и движений, и должна существовать (однако же не существует) такая же литература о различных сообществах публичной сферы. Неизбежно возникает вопрос: в чем смысл именова ния всего этого сложного набора категорий гражданским обществом? |

Можно, конечно, обратить тот же вопрос и на экономику и государство. Однако в этих случаях категории денег и (политической) власти все же указывают на основ ные признаки различения. Хотя, с нашей точки зрения, логика коммуникативной координации действий, как она реконструирована Хабермасом, в принципе и разре шила проблему применительно к гражданскому обществу, однако при обращении к нашей пятичастной модели возникают новые трудности. Могут ли, например, по литическое и экономическое общество, их [соответственно] парламенты и правления исключить свободную коммуникацию? Могут ли ассоциации гражданского общества исключить деньги и власть? Если нет, то имеем ли мы дело с вопросом принципа или лишь степени, переходя от гражданского общества к политическому и обратно? Нашей трактовкой категории гражданского общества в качестве некоей соедини тельной арки такое различие предполагается как принципиальное. Соответственно, первенствующее значение коммуникативной координации действий в обширном ряду институтов представляет основание для единства категории гражданского об щества, К сожалению, мы смогли лишь проиллюстрировать данное положение неко торыми существенными примерами. Один из них — временные, социальные и мате риальные пределы парламентской коммуникации в сравнении с открытыми, не ог раничиваемыми коммуникационными процессами, возможными в семьях, универ ситетах, общественных средствах коммуникации. Другой пример — это явно патологический, в сравнении с корпоративными правлениями или политическими партиями, характер тех семей, газет, университетов и т.д., чья первостепенная (а не второстепенная) цель состоит в накоплении для своих членов денег или обеспечении для них власти.

52 С точки зрения политолога

Единство гражданского общества, однако, явно лишь с нормативной точки зре ния. Очевидно, что существуют многие ассоциации гражданского общества, где деньги и власть составляют действительную подоплеку; существуют и политические партии, которые ведут себя как общественные движения и стремятся, например, воплотить антибюрократическую логику, логику прямой демократии. В этом послед нем случае создающиеся осложнения выявляются соображениями, развиваемыми с функциональной точки зрения, с их сугубо эмпирическими прогнозами (вроде ми хельсовского железного закона олигархии). Так, мы можем сказать, что если инсти туты политического общества не отдифференцированы как таковые с самого начала, они либо потерпят провал, либо в конце концов трансформируют себя в стратегиче ски оправданном направлении. Подобные соображения неприложимы к области гражданского общества, хотя, конечно, за определенным порогом (точное местопо ложение которого нельзя указать a priori) "колонизация жизненного мира" также могла бы приводить к распаду социальной интеграции. В этом контексте все, что у нас остается, — это нормативный, критический критерий, всегда в какой—то мере противостоящий фактам.

В-четвертых, однако, и на уровне нормативной теории есть проблемы с концеп цией гражданского общества. О концепции, соединяющей либеральные и демокра тические категории — категории прав и участия, можно спросить: что она добавляет к либерализму и к теории демократии? Подобную проблему выдвигает и явное размывание дифференцированности либерально-демократической и республикан ской перспектив, которые содержит в себе центральная категория публичной сферы. На это можно возразить, приведя тот довод, что, во-первых, при их аналитическом рассмотрении по отдельности либерализм, теория демократии и республиканизм способны развертывать свои специфические концепции четче, богаче и менее про тиворечиво, а во-вторых, с другой стороны, противоречия между этими концепция ми не следует приумножать, прибегая к аналитически недостаточно четким формам концептуализации. К тому же, как нам представляется, эти три нормативные перс пективы являются [взаимно] противоречивыми, очевидно, лишь при тех или иных специфических интерпретациях каждой из них. Концепция гражданского общества определенно помогает находить такие интерпретации либерализма, демократии и даже республиканизма, которые делают эти политические философии действитель но совместимыми.

Наш подход, не игнорируя потенциальных напряженностей, таким образом, спо собствует .некоторому синтезу между политическими философиями. Конечно, он сохраняет зависимость от формирования концепций в собственно политической фи лософии и собственно философии права и не стремится вытеснить философскую рефлексию. Для этого концепция гражданского общества слишком эмпирична и социологична и остается слишком приближена к дискурсу политических акторов. Правда, это порождает другое, пожалуй, более серьезное возражение. Не следовало ли бы строго разграничивать нормативные, философские проблемы (concerns) и проблемы эмпирические, социологические? Такого разграничения требовали бы неокантианские и родственные им аналитические философские доводы, равно как и социологическая теория строгого разграничения подсистем, включая подсистемы науки и философии. Сколь, однако, ни важно аналитическое разграничение с чисто теоретической точки зрения, но с точки зрения действий важно поднимать вопросы, связывающие разные области между собой. Поначалу, в первом приближении, раз витие политической теории, даже теории демократии может рассматриваться как самоцель. Но с точки зрения акторов главный вопрос всегда должен относиться к шансам институционализации нормативно желательного, превращающегося тем самым в проекты. И наоборот, во многих эмпирических ситуациях акторы, ищущие ориентации, должны обращаться как к социально-научным диагнозам, так и к нормативным аргументам. Те и другие будут релевантны для акторов лишь будучи опосредованы теорией среднего уровня, которая одновременно и вышла на вопросы возможной институционализации, и сформулировала себя на языке, близком к языку самих акторов. В обоих случаях теория гражданского общества дает важные сопрягающие идеи (notions), допускающие эмпирическую мобилизацию норматив ных концепций одновременно и без избытка утопии (какой, несомненно, породила бы неопосредованная нормативная теория), и без некритического отношения к эм пирической политической реальности (какое явилось бы результатом полного игно рирования нормативных предписаний).

Наконец, отчасти принимая требование разграничения между наукой, филосо фией и политикой как подсистемами, мы отвергаем идею в духе Лумана, что между этими сферами не может быть низкой коммуникации. Мы, более того, настаиваем на возможности коммуникации между всеми специализированными, экспертными сообществами публичной сферы. Конечно, это требует наличия недифференциро ванных, неэкспертных сообществ публичной сферы, где может происходить после довательная во времени коммуникация по проблемам, представляющим общий ин терес. Луман сам признавал существование подобных субъектов общественности применительно к периоду просвещения. Однако и сегодня в различных формах — менее всеобъемлющих, более сложных — таковые продолжают существовать в сред ствах массовой информации и в университетах, если упомянуть лишь две ключевые среды. Такая публичная сфера является сегодня и компонентом гражданского обще ства, и ключевой социологической предпосылкой для использования самой этой категории. Нам требуется знать гораздо больше о его структуре и отношениях с экспертными сообществами публичной сферы, а также с контингентами политиче ского и экономического общества.

III

Так, в общих чертах, выглядят сегодня некоторые основные теоретические возра жения в отношении использования концепции гражданского общества, а также направления, на которых можно искать контрвозражения. Но было бы серьезной ошибкой полагать, что выдвижение критических возражений в отношении исполь зования категории гражданского общества — это лишь дело, касающееся теории. В Восточной и Центральной Европе, где концепция гражданского общества до сих пор представляет важный политический ориентир, возражения и критика в значитель ной части сами мотивированы политически. И я не имею в виду в первую очередь защитников авторитарного правления или людей, охваченных ностальгией по усло виям прошлого. Наиболее серьезные возражения исходят от прежних союзников, некогда объединенных под знаменем освобождения гражданского общества.

В соответствии с дуалистической формулой, предусматривавшей воссоздание гражданского общества, единое общество выстраивалось против неизменного госу дарства-партии как своего врага; "мы" против "них". В таком контексте весьма различным идеологическим ориентациям было не только легко, но было даже необ ходимо — для того, чтобы вообще принять участие в политике, — стать на сторону единого всеобщественного движения, с его самоограничением. Не только универса листы, реформисты, радикал- и социал-демократы, но и националисты, революци онеры и сторонники экономического либерализма не имели иного выбора, кроме как каждому присоединиться к борьбе за возведение институциональных опорных пун ктов, выгодных и для всех других краткосрочных или долгосрочных проектов — в каждом случае ограниченных определенными пределами, никоим образом не допу скающими полномасштабного проведения своей собственной идеологической про граммы. Во всех случаях, однако, имелись оговорки, которые получили открытое выражение в свободной публичной сфере в Польше после ослабления Солидарности: программа, ориентированная на гражданское общество, была слишком коллективи стской для либеральных экономистов, слишком космополитической для национали стов, слишком оборонческой для революционеров, слишком либеральной для нео марксистских защитников классовых интересов, слишком популистской для Realpolitiker (реальных политиков. — Прим. ред.). С исчезновением противника все эти течения обратились друг против друга и против сторонников — а также и самой программы — такого демократического гражданского общества, какое могло бы быть минимальной базой консенсуса между многими из них. Нарастание популистского возмущения против правительства Мазовецкого и реформы Бальцеровича, феноме ны Валенсы и Тыминьского, с одной стороны, и ранее происходившая фрагментари зация польской партийной системы — с другой, были двумя сторонами некоторого комплекса, когда партии, не надеясь на консенсус, делят пространство политики, имея перед собою самодемократизирующееся общество, которое, будучи лишено гражданских каналов участия, превращается в популистское.

54 С точки зрения политолога

В Венгрии, конечно, программа, ориентирующаяся на гражданское общество, никогда не соответствовала некоему цельному, единому движению. Венгерское об щество периода после 1956 г. было для этого и слишком апатичным, и слишком индивидуалистичным. Тем не менее венгерская демократическая оппозиция во гла ве с Яношем Кишем, группировавшаяся вокруг самиздатовского журнала "Беселё", приняла — в модифицированной и в конечном счете более усложненной форме — польскую модель "радикал-реформизма", сердцевину которой составляло воссозда ние гражданского общества и независимой публичной сферы — того и другого снизу. К 1988 г. возникло необычайно много независимых групп, сформировавших ряд сложных, переплетающихся коалиций, выступивших — во всех случаях — под знаменем демократического гражданского общества в новой Центральной и Восточ ной Европе, за политическую демократизацию и создание подлинно современной, рыночной экономики. Даже на выборах в марте 1990 г. 55% населения проголосовало за партии, родившиеся из этой традиции. Если бы они объединились для сформиро вания первого переходного правительства, Венгрия была бы сегодня страной с более благоприятной обстановкой, безусловно с более сильным правительством, с менее расколотой культурой, страной, дальше продвинувшейся на пути к рыночной эконо мике, и, возможно, страной с менее угрожаемым гражданским обществом.

Этого не произошло, и отчасти из-за несостоятельности политической теории. Вместо того чтобы работать над своим собственным проектом и над достижением собственного успеха, участники стали делать упор — в качестве единственного, что достойно подражания — на европейском настоящем или на венгерском прошлом. Но и в Венгрии некоторые из тех, кто в 1988 г. были поборниками гражданского обще ства, к 1990 г., как оказалось, выдвигали в повестку дня другие, явно несовместимые между собой наборы программных положений. Я полагаю, что многие из идейных (intellectual) возражений против использования категории гражданского общества отражают одно или несколько из числа нижеследующих соображений. Для револю ционеров, которые хотели осуществлять чистку и карать, идея самоограничиваемой революции была слишком ограничивающей, ориентация на гражданское общество была слишком законнической и постепеновской. С точки зрения новых профессио нальных политиков открытость каналов коммуникации группам вне партий и пар ламентов нарушала их узкую концепцию демократии, которая восходила не столько к западным идеалам, сколько к западной элитарной практике демократии. Говоря без обиняков, такая открытость ставила под угрозу и их воображаемую новую моно полию на власть. Поборникам экономического либерализма, воображающим себя буржуа, после того как они призывали в своих памфлетах к гражданскому обществу как к единственно возможной среде для появления рыночной экономики, общество профсоюзов, экологистов, ассоциаций потребителей стало казаться роскошью, под обающей только развитым западным экономикам. На данный же момент можно обойтись минимальным гражданским обществом, организованным вокруг защиты собственности. Таким образом, они оказываются заодно с элитарными демократами, желающими сохранить политику в изоляции от подключения мощностей общества. Ни те, ни другие явно не отдают себе отчета в том, что одного лишь тонкого слоя легитимности, какая приобретается посредством демократических выборов, не будет достаточно для населения, испытывающего глубокие экономические трудности. На ционалистов — если обратиться к другому флангу — интересует воображаемая общность целого, изживающая проблемы прошлого, а не реальные общности, стал кивающиеся с вызовами следующего столетия. Современных постматериальных ценностей [актуализирующихся] вокруг новых социальных движений, они стра шатся более всего. Наряду с защитниками классовых [интересов ] они имеют тенденцию канализировать социальный протест, намеренно или ненамеренно, в популист ских направлениях, как то мы обнаружили в случае одной партии в венгерском обществе, организованной на классовой основе, — Партии мелких арендаторов (FKGP), а также в случае полностью возрожденного, прежде официального рабочего союза (MSZOSZ), который ныне играет видную роль в социалистической партии.

Общим для всех этих политических дискурсов является цель вытеснения дискурса и политики гражданского общества формами мышления, уже дискредитированными в прошлом. И тем не менее их совокупное воздействие привело к подрыву основной линии развития концепции гражданского общества, особенно в среде интеллектуаль ных элит центральноевропейских стран, как Польша и Венгрия. Даже среди интел лектуалов с социально-радикальными воззрениями, составлявших прежде демокра тические оппозиции, использование категории гражданского общества является ныне спорадическим и определяется тактическими соображениями. Даже в происходившей в Венгрии великой битве за свободу средств массовой информации категория гражданско го общества, которая могла бы занять в этой борьбе центральное место, играла меньшую роль, чем можно было бы себе представить несколькими годами ранее.

Я не могу в этой работе ставить перед собой задачу описывать ход дальнейшего (ft Венгрии весьма широкого) распространения концепции гражданского общества в Центральной и Восточной Европе перед лицом критики, исходящей из разнообраз ных источников. Не могу я и вдаваться в социологические или политические подроб ности этого процесса в Венгрии, где продолжалось развитие ассоциационной актив ности и гражданских инициатив после первоначальной "партизации" общественной жизни и где со времени осуществления переходных процессов возникло несколько значительных новых движений как на левом, так и на правом фланге. В настоящее время эмпирическая работа, в которой показываются и анализируются эти тенден ции, готова лишь частично. Я могу лишь высказать свои общие впечатления о текущем состоянии дискурса гражданского общества, по крайней мере в Венгрии. Хотя и верно, что многие из тех, кто поначалу использовал данный термин для своей политической ориентации, сегодня к этому, кажется, больше не прибегают, тем не менее, как мне представляется, использование этой категории стало более распространенным явлением, чем когда-либо. Не проходит и дня, чтобы в прессе не появлялись статьи, обсуждающие положение гражданского общества или излагаю щие точку зрения гражданской сферы. Их содержание может касаться местного самоуправления или добровольных ассоциаций, местных или общенациональных организаций, отстаивающих общие интересы, выступающих за развитие образова тельных или культурных учреждений. И внимание свое акторы гражданского обще ства, кажется, сосредоточивают на двух своих оппонентах: это партии, явно пытаю щиеся монополизировать организационную жизнь, и правительство, вновь проявля ющее авторитарные и централистские тенденции. В обоих случаях возрождение гражданского общества и его дискурса обнаруживает и свою проблематичную сторо ну. В отношении партий не всегда ясно, стремятся ли поборники гражданского общества дополнить или же вытеснить парламентскую демократию. И хоть и верно, что партийные политические акторы, не создавшие достаточных каналов для под ключения юридически частных организаций к политике, должны прежде всего сами себя винить за антиполитическую настроенность в обществе, но верно и то, что многие формы гражданского протеста способствовали прискорбной тенденции, де вальвирующей парламентские формы и партийную конкуренцию. По крайней мере в одной из своих форм язык гражданского общества стал обслуживать некоторые из новых популизмов, вопреки тому, что социальные предпосылки демократического гражданского общества остаются несовместимы с популистской политикой.

Формы гражданского протеста, кажется, менее двусмысленны в отношении ново го авторитаризма правительства, проявляющегося в Венгрии в его политике в обла сти культуры и средств информации, в его отношении к несогласным, в его центра лизаторском подходе к местному самоуправлению и в его стремлении как только можно уклоняться от консультации с заинтересованными организациями. Конечно, лозунг "меньше государства" и "меньше централизации" вполне совместим с по требностью в сильном правительстве. И все же нынешняя роль Демократической хартии, клуб "Гласность" и Независимый форум юристов, напоминающие подобную же деятельность на последних этапах коммунистического режима, заставляют вновь поставить вопрос, касается ли складывающаяся на базе гражданского общества по литика только лишь авторитаризма правительства и стала ли бы она поэтому больше не нужна с консолидацией либеральной демократии.

56 С точки зрения политолога

В нашей работе мы старались показать как взаимную дополнительность полити ки, ориентированной, соответственно, на гражданское общество и на партии, так и необходимость того, чтобы расширение (и даже защита) прав и демократии мысли лось в качестве постоянной перспективы даже при демократических формах правле ния. Вместо того чтобы вновь повторять эти тезисы, мне кажется более плодотворным перечислить теперь вкратце некоторые относящиеся к теме исследовательские про екты, которые могли бы эти заявки подкрепить. Каждый из этих проектов, в случае осуществления, помог бы аналитически разграничить измерения исследований по гражданскому обществу и мог бы оказаться полезен любым будущим идейным и политическим течениям, какие вновь пожелали бы сориентироваться на проблему демократизации гражданского общества.

Следующие проблемные области кажутся мне важными в настоящее время:

1. Проблема демократической легитимности. Мы нуждаемся в исследованиях, способных раскрыть различие между демократической легитимностью, обеспечива емой правовыми, процедурными предпосылками электоральной и парламентской политики, и более широкими "процедурами" демократической публичной сферы, в которых способна участвовать обширная система ассоциаций. Нам требуется быть в состоянии эмпирически различать типы, уровни и продолжительность поддержки, оказываемой правительствам в рамках более узких процедур политического обще ства и в рамках более открытых демократических процедур гражданского общества.

2. Проблемы конституционализма. Нам требуется изучать возможную роль гражданского общества, его ассоциаций и складывающейся в нем политики в консти туционном творчестве, в обеспечении стабильности конституций и в развитии кон ституционного патриотизма. Но мы должны открыто, но вместе с тем критически, исследовать, можно ли, и в какой степени, сделать конституции также и конститу циями гражданского общества, а) недвусмысленно обеспечивая каналы участия и б) укрепляя политически значимые гражданские ассоциации посредством регулирова ния их внутренней жизни и ограничения форм, в которых они борются за политиче ские влияния.

3. Проблема механизма демократии. Мы знаем, что представительная демокра тия существует в различных формах. Однако мы знаем слишком мало об отношении ее разновидностей: консенсусной, системы относительного большинства и мажори тарной системы, президентской и парламентской форм правления, федерализма и унитарного государства — к развитию ассоциаций и субъектов публичной сферы в качестве активных участников формирования общей воли. Много существует сегод ня возможных комбинаций имеющихся форм демократических институтов, и нам требуется определить последствия различных комбинаций для гражданского обще ства. Здесь большой простор для эмпирических сравнений и для творческих предло жений тех или иных способов устройства. В настоящее время мало выдвинуто дейст вительно убедительных доводов в пользу предпочтения тех или иных типов и вари антов демократии. Есть основания надеяться, что точка зрения гражданского обще ства должна дать такие доводы.

4. Соотношение политического общества и гражданского общества. Местное самоуправление и общенациональные политические партии напоминают (хотя и совершенно по-разному) ассоциации гражданского общества. В XIX в. Токвиль уже много думал над взаимным отношением этих форм. Сегодня, однако, мы не можем использовать для работы его резкое идеально-типическое противопоставление аме риканской гражданско-децентрализованной и французской квазивоенно-централизованной политических структур. Нам требуется выявить воздействие различных моделей местного самоуправления и различных партийных систем на гражданское общество, В отношении местного самоуправления важно будет документировать политические возможности, которые означает для ассоциационной жизни децентра лизация. Но нам необходимо также выяснить, не может ли крайний локализм при вести к провинциализации гражданских институтов, чья телеология сегодня транс локальна или даже транснациональна. Что касается партийных систем, мы должны исследовать влияние числа партий, уровня и типа поляризации, а также их органи зационного строения на различные модели ассоциационной жизни. Следует учиты вать и документировать воздействие двух форм размывания дифференциации: это партийная поляризация гражданской жизни, возможная и в многопартийных систе мах; и проникновение движений и публичных субъектов гражданского общества в политическое общество.

5. Мы должны вернуться к вопросу о средствах информации как первостепенной проблеме для тех, кто заинтересован в демократической публичной сфере. Из работ исследователей франкфуртской школы, несмотря на односторонность их анализа, мы знаем о проблемах, какие возникают для свободной коммуникации вследствие внедрения в эту сферу товарных отношений и ее коммерциализации. Но мы также знаем, что правительственное проникновение и контроль превращают средства ин формации в приводные ремни политики. Я полагаю, дальнейшие исследования по кажут, что выбор на самом деле — не между превращением культуры в товар и пропагандой. Государственная собственность и корпоративное финансирование не обязательно означают подчинение публичной сферы. Надо сопоставить различные модели средств общественного обслуживания и исследовать возможные пути такого освоения правового и финансового внедрения государства и экономики, чтобы в необходимых границах сохранялась независимость общественности. Требуется, да лее, исследовать отношение ее профессионально разграниченных контингентов к тем формам общественной коммуникации, где можно без ограничений профессио нального свойства обсуждать предложения и доводы, исходящие из областей специ ального знания. Необходимо показать возможную роль средств общественного об служивания в отношении такой недифференцированной публичной сферы граждан ского общества.

6. Наконец, мы должны исследовать проблему глобализации гражданского обще ства; очевидно, что многие из наиболее значительных организаций гражданского общества являются ныне глобальными по своей сути. Это, в особенности, верно по отношению к организациям, чья деятельность посвящена утверждению основных параметров гражданского общества, какими являются права человека. Аналогичным образом, международный характер присущ сегодня всем по-настоящему обществен но значимым сферам гражданского общества. Нам необходимо исследовать отноше ние глобальных ассоциаций и контингентов мировой общественности к местным обществам и культурам, а равно и к национальным государствам и международным правительственным организациям.

Я, конечно, не считаю, что только эти шесть областей исследований достойны внимания тех, кто стремится превратить теорию гражданского общества в более дифференцированный набор инструментов анализа, в более надежное орудие мысли на предстоящие десятилетия. Но я уверен, что и благоприятные результаты только в этих областях значительно продвинули бы дело к узаконению концепции граждан ского общества в сфере социально-научных дискуссий. Собственно, позитивные результаты в любой из этих областей явились бы немалым подспорьем для тех, кто уже задействован в политике гражданского общества и стремится к лучшему осозна нию смысла собственных действий.

Сайт портала PolitHelp

ПОЛНОТЕКСТОВОЙ АРХИВ ЖУРНАЛА "ПОЛИС"

1. Проблема демократической легитимности.