Сайт портала PolitHelp ПОЛНОТЕКСТОВОЙ АРХИВ ЖУРНАЛА "ПОЛИС" Ссылка на основной сайт, ссылка на форум сайта

170                                                           Размышляя над прочитанным

ПОЛИТИЧЕСКИЕ МОДЕЛИ И ИСТОРИЧЕСКАЯ СУДЬБА (Опыт современной Бразилии)

А.В. Шестопал

ШЕСТОПАЛ Алексей Викторович, доктор философских наук, профессор, завкафедрой философии МГИМО МИД РФ.

Передо мной новое исследование Л.С. Окуневой — по бразильской политологии*.

Всего три года назад, когда я читал ее же предыдущую монографию — о бразильском опыте модернизации (1), — крупнейшая страна Латинской Америки находилась на пороге тяжелого общенационального кризиса: провалы экономических ре форм, галопирующая инфляция, политические скандалы — все грозило новой вспышкой насилия и военным переворотом. Сегодня налицо заметное улучшение ситуации: снижение инфляции, рост производства товаров и услуг, невиданный в истории страны приток иностранного капитала, расширение внешней торговли, общая политическая стабилизация.

Что же произошло? Были применены принципиально новые приемы в управлении экономикой или политические технологии? Пожалуй, нет. Нынешний президент (с 1994 г.) Ф. Кардозо — а он был министром в прежнем правительстве при исполнявшем обязанности президента И. Франку — лишь продолжил прежний курс реформ, курс на деэтатизацию экономики и придание ей открытости. Была введена новая денежная единица (реал), индекс которой привязан не к росту потребительских цен, а к курсу доллара США; но это означало, по существу, признание фактически уже много лет существовавшей долларизации денежного обращения в Бразилии. Словом, ничего из рада вон выходящего не предпринималось и не предусматривалось. Ф. Кардозо прямо заявил об этом в ноябре 1994 г., подчеркнув, что "страна не может находиться в постоянном ожидании чего-либо непредвиденного, ибо скоропалительные меры ничего не решают", и что он не станет "удивлять страну принятием неожиданных мер" (2).

Но, может быть, это и было самым удивительным. Ведь чтобы править, не поражая воображение новыми и новыми обещаниями, надо, чтобы люди верили не обещаниям лидеров, а самим лидерам.

К бразильцам стало возвращаться доверие к собственным лидерам. Об этом и пишет Л.С. Окунева в своей новой книге, а также в последних статьях (см. 3, 4). В Бразилии замедлился процесс, который один из наиболее авторитетных бразильских политологов К. Мендес назвал процессом "истощения элиты", имея в виду ситуацию, "когда правящим силам страны не удается снять существующее социальное напряжение и они предпочитают создавать видимость безудержной гонки вперед..., хотят механически изменить законы, не пытаясь при этом решать конкретные проблемы" (5). Подчеркнем еще раз: этот нездоровый процесс в стране замедлился (а может быть, и приостановился).

Оздоровление политической обстановки в Бразилии началось три года назад с принятием трудного решения об импичменте президента Ф. Коллора (осень 1992 г.). Риск был велик, но, как показало время, импичмент не расшатал, а укрепил институт президентства в стране. Борьба с коррупцией в президентской команде открыла путь к борьбе с коррупцией в парламенте, а затем и в других эшелонах власти. Особая роль в очищении политической атмосферы в стране в эти годы выпала на долю Ф. Кардозо, в конце концов поднявшегося на высший государственный пост. После долгой череды генералов, мастеров политической интриги и провинциальных нуворишей у руля стал известный ученый-социолог, политолог — как говорили бразильцы, "человек с другим лицом". Бразильский опыт со всей очевидностью показал, что в поставторитарном обществе, в условиях недостаточной развитости гражданского общества и демократических институтов, когда лидер, находящийся у власти, не ограничен в своих действиях достаточно эффективной системой сдержек и противовесов, его собственные этические принципы и моральные качества в огромной степени влияют на развитие политического процесса.

* Окунева Л. С. Политическая мысли современной Бразилии: теории развития, модернизации, демократии. Феномен поставторитарного развития: опыт Бразилии и его значение для России. М., 1994. Кн. 1 и 2. 373 с.

                                                                                                            171

Когда в стране достигнуто политическое согласие, тогда (и только тогда) на первый план действительно выходит проблема политического и экономического мастерства: оно проявляется как эффективность решений, направленных на укрепление имеющегося консенсуса, и во многом определяется тем, что может предложить стране, с ее спецификой, ее же собственная профессиональная политическая мысль. Между тем весьма существенный элемент латиноамериканской, и прежде всего бразильской специфики, по крайней мере, в последние три десятилетия, составляют особенности общественно-политического статуса самой академической политической и социальной науки. В частности, как убедительно показано в книге Л.С. Окуневой, если в течение почти 20-летнего (с 1964 г.) периода военного правления в Бразилии была жестко ограничена свобода политических действий, то свобода политической мысли, особенно теоретической, была менее стеснена. Политические репрессии и цензура не смогли воспрепятствовать росту университетов с их традиционным антиавторитарным духом. Не прерывались международные связи бразильских ученых, не прекращалось их участие в международных научных обменах. В результате на сегодняшний день Бразилия обладает одной из лучших в мире политологических школ. Избрание К. Мендеса президентом Международной ассоциации политических наук (на конгрессе в Москве в 1979 г.) и Ф. Кардозо — президентом Международной социологической ассоциации (Мехико, 1982г.) явилось признанием не только их личных заслуг. Ф. Фернандес, О. Ианни, В. Бамбирра, Т. Дос Сантос, С. Фуртадо, Р. Боши, Э. Жагуарибе, Б. Ламунье, Л. Мартинс, Ф. Веффорт и еще многие другие имена первоклассных бразильских политологов хорошо известны мировому научному сообществу (и, к сожалению, мало известны у нас).

Л.С. Окунева подробно исследует состояние политической мысли в Бразилии накануне перехода от авторитаризма к демократии. В тот период, начиная еще с конца 70-х годов, ведущие позиции в социально-политической теории — если говорить о Латинской Америке в целом — принадлежали направлению "депендентистов" (создателей "теории зависимости"), в котором представители Бразилии выступали лидерами. Во многом это связано с тем, что сама Бразилия лидировала среди стран региона в деле модернизации. Критические исследования процесса модернизации и первых результатов ее авторитарно-технократической модели, проводившейся в жизнь военными режимами, дали основание бразильским теоретикам для выводов о том, что происходящая модернизация не является всеобъемлющей, а ограничивается анклавами в "море отсталости и традиционализма", причем функционирование таких анклавов наталкивается на многочисленные препятствия. В силу этого упрочение модернизации в Бразилии оценивалось депендентистами и их последователями как проблематичное: не имея сильных внутренних импульсов, продуцирующих модернизацию, общество, считали они, придет в тупиковое состояние; острова модернизации могут развиваться и даже процветать при стагнации общества в целом (см. с. 76—82, 284—285).

Депендентисты исследовали весь комплекс отношений: экономических, социальных, политических и прочих, — сложившихся в ходе модернизации в Бразилии, отмечая засилье иностранной рекламы и пропаганды, навязывание бразильцам чуждого им образа жизни, распространение милитаризма и "культуры насилия", интеллектуального конформизма и подавления творческой личности. Критикуя бразильских и иностранных технократов — советников военного режима, — они стремились разработать альтернативу общественного развития, наполненную гуманистическим содержанием, основанную на выработке принципиально новой системы ценностей. В центр своего проекта они ставили мобилизацию и полное развитие производительных сил путем систематического и эффективного использования человеческих, природных, экономических, культурных, технологических ресурсов. При этом подчеркивалось, что всеми этими чертами подлинное развитие отличается от простого экономического роста, предполагающего лишь увеличение размера дохода на душу населения (см. с. 20—22, 31—32, 37).

172                                                           Размышляя над прочитанным

С восстановлением демократического режима (с середины 80-х годов) бразильская общественная мысль левой и центристской направленности, перестав быть оппозиционной силой, вступила в новый этап своего развития. В настоящее время в бразильской академической среде ведутся активные дебаты вокруг вопроса, имею- щего важное общетеоретическое значение, — об истоках демократизации в обществе, отвергнувшем авторитаризм. В этой дискуссии концепциям "консервативной либерализации", согласно которым демократизация в стране целиком и полностью происходила под эгидой и по инициативе военных, противостоят теории, рассматривающие демократизацию как завоевание гражданского общества, как результат глубокого политического процесса, зародившегося в недрах диктаторского режима (см. с. 104—115).

Монография Л.С. Окуневой в полной мере показывает роль бразильских ученых-политологов в подготовке и осуществлении "демократического прорыва". В годы диктатуры социальные науки оставались практически единственным островом интеллектуальной свободы, средством самовыражения общества, оказывали сильное воздействие на общественное мнение и социальный менталитет. С началом либерализации режима в среде бразильских интеллектуалов, однако, обнаруживаются дотоле не выявлявшиеся, порою парадоксальные тенденции. Теперь уже не дух сопротивления, свойственный оппозиции, а профессионализм и компетентность выходят на первый план. В новой ситуации "класс интеллектуалов" размывается и дробится на мелкие группировки и ассоциации, способные выступать в защиту лишь своих узких корпоративных интересов. Вместе с политической разобщенностью бразильской интеллектуальной среды первый этап либерализации выявил и ряд существенных изъянов в самих теоретических проектах, предлагавшихся депендентистами, — их утопичность, оторванность от национальных политических традиций. Все это привело к тому, что в основу реальной политики реформ (вступившей в решающую фазу после победы Ф. Коллора на президентских выборах 1989 г.) легли не гуманистические идеи "альтернативного развития", так или иначе выдвигавшиеся левоцентристской общественно-политической мыслью, а неолиберальная "шоковая терапия", предлагавшаяся как отдельными представителями старого режима, так и зарубежными, в первую очередь североамериканскими советниками и составившая суть "плана Коллора" (1990 — 1991 гг.), вокруг которого развернулись дискуссии, отразившие широкий спектр мнений ведущих экономистов и политологов страны.

Лишь на начальном этапе осуществление "плана Коллора" отозвалось некоторыми позитивными результатами в экономике и финансовой сфере; вскоре, однако, стали сказываться и усиливаться его негативные последствия. Снижение потребления за счет сокращения денежной массы привело к резкому спаду деловой активно- сти. Борьба за сокращение разбухшего бюрократического аппарата и против привилегий высшего чиновничества забуксовала, с немалыми трудностями столкнулась приватизация. Не была решена основная задача — снижение высокого уровня инфляции. Росла социальная напряженность, падало доверие общества к правительству.

Провал "шоковой терапии" Коллора с особой резкостью обнажил такой изъян в его позициях, как слабость его политической поддержки. Декларировав стремление провести реформы "во имя бедных и за счет богатых", Коллор, однако, не реализовал обещание выигрыша для бедных, ставших в результате еще беднее. Выступая с позиций авторитарного неолиберализма и действуя в соответствии с "учебником по монетаризму (с. 158), он отказался от жизненно необходимых обществу политических альянсов, от поисков консенсуса по вопросу о характере и методах проведения реформ. Как отмечали многочисленные критики Коллора, волюнтаристские экономические решения, принятые без учета исторической и национальной специфики страны, порожденные стремлением "перепрыгнуть в общество процветания (с. 286), неизбежно приводили к силовым методам проведения политики и ставили общество перед угрозой возрождения диктатуры.

Важно, что дискуссия в бразильской политологии вокруг "шоковой терапии" не сводилась только к критике по адресу неолибералов, но представляла собой и серьезную самокритику депендентистов, знаменовала сложный процесс обретения ими гражданской зрелости, политического реализма и национально-культурной самоидентификации.

В широком спектре проблематики нового этапа демократизации бразильского общества центральным стал вопрос о взаимосвязи политического режима и императивов экономического развития: способна ли демократия в условиях Бразилии обеспечить эффективное экономическое развитие и как соотносятся возможности экономической модернизации в условиях демократии и в условиях диктатуры? Крупный массив политологических исследований, проведенных в стране за последние годы, подтверждает, что в нынешний переходный период схему "экономическая эффективность плюс авторитаризм" воспроизвести невозможно, общество не согласится вернуться во времена военного правления. Конструктивной альтернативы демократии нет, и, следовательно, сложнейшие проблемы экономического роста необходимо решать в рамках демократической модели. Причем если логика т. наз. "формальной демократии" (понимаемой бразильскими учеными как формальные атрибуты парламентских выборов и многопартийности) не предполагает необходимой связи демократии с последовательным решением социальных проблем, то реальная, "низовая демократия" способна создать новые условия для экономического развития, прежде всего путем включения широких социальных слоев в процесс принятия решений и контроля за их исполнением, — к такому выводу приходят многие исследователи.

                                                                                                            173

Сторонникам теории, а ныне — и реальной властной политики "социальной демократии" приходится иметь дело со сложным узлом политических традиций, в котором патерналистская роль государства переплетается с "коронелизмом" (бразильским вариантом каудильизма) и популизмом. Характерными чертами политической истории Бразилии являются длительное неприятие господствующей элитой республиканского строя и ориентация ее на конституционную монархию. Сословными предрассудками бразильского общества в течение долгого времени блокировались тенденции политического либерализма, и в первую очередь тенденции к расширению электорального участия.

Система "коронелизма" как власти местных каудильо, сформировавшаяся на Северо-Востоке страны, означала политический контроль семейных кланов сельской аристократии над определенными регионами и муниципиями. Именно в этих областях Бразилии формировалась система "патрон — клиент", пронизанная отношениями закрытости и авторитарного подчинения. Сильные регионалистские тенденции, характеризовавшие власть местных элит начиная с XVI в. и препятствовавшие вмешательству центрального правительства, усилились с установлением Республики (1889 г.), когда власть местных олигархов была упрочена с помощью новых политических рычагов.

Сохранение, политическое выживание этих характерных для традиционного общества структур и отношений оказало сильнейшее воздействие на формирование политической культуры Бразилии и, в частности, особенностей электорального поведения ее населения.

Бразильские политологи (например, Р. Боши, Л. Вернек Вианна) подчеркивают, что в современной политической системе и политической культуре страны отчетливо прослеживаются черты прежних эпох, причем развитие часто дает как бы обратный ход — от "Новой Республики" Ж. Сарнея к коронелистской "Старой Республике". "С большой, внушающей тревогу скоростью Бразилия конца второго тысячелетия возвращается в XIX век и при этом дает амбициозные обещания поднять уровень жизни общества до уровня страны первого мира", — писал Р.Боши о Бразилии периода президентства Коллора (6).

Одно из характерных для политической культуры Бразилии явлений — популизм, получивший сильный импульс в период демократизации, когда многочисленные политические лидеры и партии, жонглируя обещаниями, стали заигрывать с массами, отнюдь не отражая их интересов. Популизм, как справедливо подчеркивает Л.С. Окунева (с. 306), особенно опасен в условиях крушения старых устоев, которое может вызвать у люмпенизированных слоев, с одной стороны, социальную апатию, с другой — агрессивность, тягу к разрушению, склонность к ультралевым и ультраправым лозунгам.

Современным реформаторам приходится считаться и с тем, что длительная историческая традиция закрепила в Бразилии характерный и для других латиноамериканских стран приоритет исполнительной власти перед законодательной, выражающийся в феномене т. наз. "суперпрезидентской республики". Специфику бразильского президенциализма составляют сохранившаяся со времен "Старой Республики" связь его с регионалистскими устремлениями штатов, а также его прочная укорененность в социальной психологии широких слоев населения, с характерной для нее персонификацией власти, отождествлением ее с образом харизматического лидера. Что же касается политических партий как атрибута гражданского общества, то бразильские политологи констатируют отсутствие в стране структурированной и разветвленной партийной системы, раздробленность партий, свойственные им пережитки патримониализма, корпоративизма, сильную приврженность лоббизму. Социальная дезинтеграция, гетерогенность социальной структуры, усилившаяся в процессе форсированной модернизации, препятствуют укрупнению и упрочению политических партий. В нынешней ситуации классические функции политических партий во многом берут на себя средства массовой информации, прежде всего телевидение (см., напр., с. 274).

174                                                           Размышляя над прочитанным

Соглашаясь с оценками автора, я бы хотел еще отметить эксперимент экс-президента Ж. Сарнея, предпринятый в самом начале периода либерализации, по превращению ПМДБ (партии Бразильское демократическое движение) из партии приверженцев президента в действительно правящую партию, в определенной мере контролирующую своего лидера (на манер Революционно-Институционной партии в Мексике). Эксперимент не удался. Но сама попытка уравновесить "суперпрезиденциализм" не через усиление оппозиции, а через институционализацию сторонников режима представляется весьма примечательной (7).

Из короткого, но насыщенного событиями периода поставторитарного развития бразильские политологи извлекли для себя ряд важных уроков и выводов. Прежде всего, как отмечает Л.С. Окунева, это — усмотрение актуальной политологической значимости политической истории страны, признание уникальности ее исторической судьбы. Это, далее, как представляется, обретенное ощущение единства личной биографии, а также биографии своего поколения с биографией страны; это и принятие национального наследия, со всеми его светлыми и темными сторонами, без самоуничижений и самовосхвалений; это, наконец, убеждение в том, что укорененность развития страны в национальных традициях соединима с открытостью и стремлением к интеграции в мировую цивилизацию.

За годы, прошедшие после падения диктатуры, бразильская политология преодо- лела комплекс интеллектуального гетто, внутренней эмиграции. Приобщение к властным структурам, даже в случае разногласий с правящей группировкой, дает университетским ученым ценный опыт политического компромисса и обретения чувства реального политического времени, о чем хорошо сказал Ж. Сарней: "Переходный период стал "могилой" для многих крупных государственных деятелей: он превратил героев в грубиянов, святых б демонов, а иногда демократов — в диктаторов. Из него почти невозможно выйти целым и невредимым. В этой игре терпение все. Остальное почти не имеет значения" (8).

Оценки бразильских социологов за последние годы стали более сбалансированными. Отказ от "шоковой терапии" уже не воспринимается ими как отказ от реформ вообще, а крушение иллюзий относительно возможностей быстрого разрешения в рамках демократической модели накопившихся в обществе противоречий не подрывает убеждения в необходимости преобразований и достижения национального согласия. Опыт Бразилии выявил, что даже при условии известного сохранения институтов гражданского общества в период авторитаризма возрождаемая после ухода репрессивного режима демократия испытывает большие трудности, а сам переход к демократическому правлению не является запрограммированно необратимым. Вступление поставторитарных режимов в полосу радикальных преобразований означает начало длительного пути, рождающего новые дилеммы и новые приоритеты развития. Переходный период представляет собой для соответствующих обществ особую историческую эпоху (с. 328).

В завершение этих заметок я хотел бы предложить ряд сюжетов для дальнейшего размышления — как автору книги, так и читателю. Во-первых, рассматриваемый Л.С. Окуневой период развития бразильской политологии, совпадающий с переходом страны от авторитаризма к демократии, может быть вписан в рамки более широкого цикла развития политической мысли, охватывающего и становление в Бразилии индустриального общества, и переход к обществу постиндустриальному. Вначале форсированной индустриализации Бразилии и других стран среднего уровня развития (Латинская Америка, Южная и Восточная Европа) эти страны прошли полосу кризисного "сжатия" с характерными для нее авторитарными и тоталитарными режимами. Повторится ли этот этап на новом, "электронном" витке модернизации? И если да, то в какой степени? Каков оптимальный баланс политических традиций и инноваций, позволяющий предотвратить новые социальные стрессы (либо преодолеть их, если уж нам суждено вновь их пережить)?

                                                                                                            175

Другой вопрос касается возможностей поддержания того морального подъема, который столь благотворно сказался на ходе политического развития Бразилии за последние годы. Выше уже говорилось, что политическое согласие открывает возможности для эффективных профессиональных решений, которые сами по себе, в свою очередь, должны работать на упрочение консенсуса. Однако экономическая и политическая конъюнктура неизбежно подвержена колебаниям, сказывающимся на массовых настроениях. Следовательно, речь идет о необходимой опоре политики на более долговременные факторы, на духовные традиции народа. И здесь мы сталкиваемся со сложной проблемой противоречий в самих глубинных пластах бразильской духовности. Встает вопросе соотношении политической культуры конкисты (и шире всей ренессансной и просвещенческой европейской политической культуры Нового времени) и христианской политической культуры, привнесенной тою же конкистой и переживающей обновление в процессе христианизации негритянской и мулатской части населения страны. Это — вопрос о совпадениях и различиях утопических идеалов эпохи войны за независимость и социальных утопий последующих эпох, с одной стороны, и христианских идеалов — с другой; это вопрос об опасностях язычества и неоязычества, тлеющих в глубинных пластах бразильского социума и подпитывающих политическое насилие.

Важной составной частью политической жизни Бразилии за последние десятилетия стали социальные поиски церкви и таких ярких фигур, как Э. Камара; в этот период все рельефнее обозначается роль II Ватиканского вселенского собора 1962 1965 гг. и его решений, а также влияние дискуссий вокруг политики аджорнаменто на социальное и политическое развитие Бразилии и других стран Латинской Америки во второй половине XX в.

Исследование моделей внутриполитического процесса в Бразилии может быть также дополнено специальным рассмотрением глобальных построений бразильской политологии и социологии. Начиная с работ Ж. де Кастро по ''географии голода" (30-е годы) и до сегодняшнего дня бразильские ученые входят в авангард создателей проектов нового международного экономического, политического, культурно-информационного, экологического порядка, моделей региональной и мировой интеграции, диалога Север — Юг. Бразилия — "планета на планете", этнический микрокосм, оказывающий влияние на формирование многих крупных представителей глобалистики. Вспомним, например, что Ф. Бродель в ранний период своей научной деятельности преподавал в Сан-Пауло, именно там сформировались многие идеи "мир-системного анализа", получившие затем развитие и в его работах, и в трудах И. Валлерстайна.

В сфере глобальных построений точно так же, как и в вопросах внутриполитического развития, бразильскую и российскую политологию объединяют многие надежды и разочарования. Эйфория бразильских политологов, связывавших в конце 80-х годов немалые надежды с ликвидацией биполярности мира, сменилась пессимистическими прогнозами. Новая расстановка сил на мировой арене не привела к ожидавшейся многополюсности и оказалась намного более выгодной для мировых технологических центров, чем для "технологической периферии". Несмотря на приток иностранных капиталов за последние годы в Бразилию (о чем Россия может пока только мечтать), бразильцы с тревогой пишут о том, что общая для стран среднего уровня развития негативная тенденция отбрасывает Бразилию от порога "первого мира".

Россия и Бразилия являются естественными партнерами и союзниками в современной мировой ситуации. Новая Россия и новая Бразилия должны лучше знать друг друга. Фундаментальный труд Л.С. Окуневой вносит ценный вклад в дело такого взаимопознания, способствуя научному и политическому сотрудничеству наших стран.

1. Окунева Л.С. На путях модернизации: опыт Бразилии для России. М., 1992. (Об этой книге, наряду с другими, см. обзор: Шестопал А.В. Латиноамериканистика в Евразии: новая оптика. — "Латинская Америка", 1992, № 12.)

2. Фернандо Энрике Кардозо: сила новой Бразилии — в единении. — "Латинская Америка", 1995, № 3, с. 39.

3. Окунева Л.С. Модернизация и традиционализм в Бразилии. Размышления бразильских социологов. "Латинская Америка", 1994, № 4, с. 21 — 30.

4. Окунева Л.С. Закономерности поставторитарного периода: уроки бразильского опыта. — "Латинская Америка", 1994, № 11, с. 29 — 40.

5. "Панорама Бразилии", 1994, № 1, с. 5.

6. Boschi R. О Arco-Iris da modcrnidade: do Brasil Novo a Republics Veia. — In: O governo Collor em questao: problemas e perspectives. Rio de Janeiro, Cadernos da conjuntura" 1990, № 34/35, p. 15.

7. Cansino C. Party Government In Latin America: Theoretical Guidelines for an Empirical Analysis. "International Political Science Review", April 1995, vol. 16, № 2, p. 176 — 179.

8. Сарней Ж. Управление государством в переходный период. — "Латинская Америка", 1994, № 11, с. 5.