Сайт портала PolitHelp ПОЛНОТЕКСТОВОЙ АРХИВ ЖУРНАЛА "ПОЛИС" Ссылка на основной сайт, ссылка на форум сайта

6                                                                          Проблемы и суждения

ДУХОВНО-ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ:
ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ

А.А. Кара-Мурза, А.С. Панарин, И.К. Пантин

КАРА-МУРЗА Алексей Алексеевич, доктор философских наук, зав. отделом социальной филосо фии и философской антропологии;
ПАНАРИН Александр Сергеевич, доктор философских наук, зав. лабораторией философии истории;
ПАНТИН Игорь Константинович, доктор философских наук, зав. лабораторией сравнительной методологии Института философии РАН.

Проблема выработки методологии исследования ситуации, сложившейся в Рос сии сегодня, — одна из важнейших в общественной науке, переживающей период радикального обновления. Как соотносится общий духовно-идеологический кризис в стране, связанный с утратой прежних форм культурной самоидентификации, с методологическим кризисом в сфере социального познания; каковы пути их обоюд ного разрешения в контексте становления новой российской государственности; как сделать российскую антиномию "западничества" и "самобытничества" идейно про дуктивной — вот круг проблем, анализируемых в настоящей статье. Разумеется, в сравнительно коротком материале авторы не могли представить разрабатываемую Отделом Института философии РАН концепцию целиком и ограничились лишь конспектом основных ее составляющих.

ХАРАКТЕРИСТИКА ДУХОВНОГО КРИЗИСА В ОБЩЕСТВЕ: МАССОВОЕ СОЗНАНИЕ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ

Истинный смысл исторического, а тем более духовного сдвига редко бывает ясным для современников. И дело не только в том, что далеко не сразу удается отделить "объективное содержание" исторического периода от неизбежно сопровождающих его иллюзий. Главное в другом — само "объективное содержание" находится еще в стадии формирования и не обнаруживает себя в полной мере. "Объективность" — это результат, а не начало определенного исторического процесса. Она создается, а вернее — прорастает из деятельности людей, руководствующихся иллюзиями, страстями, из огромного множества реакций приспособления к разнородным и раз нопорядковым ситуациям, которые только постепенно сходятся в некоем общем для них итоге. Изменения в сегодняшней России, смысл которых состоит, по нашему мнению, в дилемме "модернизация или деградация?" — процесс вероятностный; его конечный результат пробивает себе дорогу не прямо, но зигзагами, через деятель ность людей, предпринимаемую под влиянием рада несогласующихся между собой побуждений.

Духовно-идеологический кризис, охвативший сегодня широкие пласты россий ского массового сознания, проявляется в двух основных формах:

— в кризисе национальной идентичности, утрате чувства исторической перс пективы и понижении уровня самооценки нации, резко перешедшей от мессианской самоуверенности к историческому самоуничижению;

— в разрыве единого духовного пространства и утрата национального консен суса по поводу базовых ценностей, ставших предметом общественной полемики и утративших статус "абсолютных" ориентиров.

                                                                                                              7 

Признаки современной духовной дезориентации населения, политико-идеологи ческого разочарования и апатии связаны, в первую очередь, с неожиданно быстрым крушением очередного — на этот раз антикоммунистического, либерально-демократического — социального мифа. В самом деле, период перестройки ознаменовался переходом от "коммунистического мифа" к "демократическому" — новейшей вер сии "коллективного прорыва в светлое будущее". Эта готовность к очередному оптимистическому мифотворчеству еще раз продемонстрировала живость религиоз ного архетипа в нашей культуре, сообщающего ей специфический тонус и готовность менять общественную жизнь, руководствуясь критериями нравственности и спра ведливости. В период "крушения тоталитаризма" присутствие этого архетипа ощу щалось с особой силой: события воспринимались не столько в контексте холодной причинно-следственной логики, сколько в морально-религиозной перспективе "обетования" и "спасения". Россияне, поддержавшие идеи демократического обнов ления, поверили прежде всего в законы моральной справедливости, в то, что полити ческие события осуществляются в эсхатологическом контексте "наказания" и "воз даяния" , конечного торжества Добра над Злом: "наглая номенклатурная олигархия будет унижена; всем угнетенным и потерпевшим воздается".

Действительность, однако, опрокинула эти ожидания: "номенклатура" большей частью не ушла, а только сменила образ, сохранив и даже приумножив свои приви легии на фоне обнищания большинства. Крах демократических иллюзий закрепляет сегодня и очередная "культурная революция", осуществляемая "новыми русскими" и ориентирующимися на их вкусы средствами информации, которые действуют в режиме "массовой культуры". Пропаганда последними новых "героев нашего вре мени" способствует не столько усвоению массовой аудиторией ценностей демокра тии и личной свободы, сколько подрывает главный духовный принцип — торжества Добра над Злом. Более того, Добро зачастую клеймится знаками отсталости и неэф фективности. Диагноз нынешней духовной ситуации можно описать как "смерть Бога в культуре" — утрату суверенности нравственного сознания, что и является основным источником массовой деморализации.

Современное российское общество переживает глубокий кризис ценностей, суть которого заключается в "невписанности" любой возможной нравственно-осознан ной деятельности в какой-либо реально существующий или проектируемый строй исторического бытия, в обессмысливании всяких усилий индивида, если они не сводятся к элементарному выживанию. Конечно, кризис ценностей не ведет автома тически к политическому параличу, но его последствия, тем не менее, серьезно ска зываются на функционировании общества: распад сферы представлений о высших целях, о социально возможном грозит разложением самой социальной ткани, унич тожением поля смыслообразования, невозможностью для индивида идентифициро вать себя с целями и ценностями общественной жизни.

Особо следует сказать об утрате чувства общенациональной перспективы. Рефор маторы постоянно сетовали на "соборный архетип" нашей культуры как препятст вие для перехода от архаичной и традиционалистской модели единой коллективной судьбы" к свободному индивидуальному самоопределению людей в рамках самодея тельного гражданского общества. Прежнюю доминанту, связанную с саморастворе нием индивида в группе, с подчинением частного интереса общему, решено было во что бы то ни стало разрушить, утвердив другую доминанту — индивидуалистиче скую. В результате, вместо общности, связанной единым каркасом пусть предельно мифологизированных норм, традиций и ожиданий, мы получили "одинокого инди вида" и конгломерат соперничающих группировок, не останавливающихся перед любыми средствами в целях самоутверждения и передела сфер влияния. Сложилась своего рода патовая ситуация. Управленческие "верхи" почувствовали себя свобод ными от всяких обязательств перед "низами" под предлогом устарелости принципов государственного патернализма и социального опекунства. "Низы", в свою очередь, чувствуют себя свободными от любого гражданского долга под предлогом "безуслов ного торжества частных интересов", а также ссылаясь на "коррумпированность и некомпетентность верхов" и т.д. Иначе говоря, "тоталитарное" сознание в самом деле разложилось, но его заместило не ответственное демократическое сознание, действующее в рамках взаимных социальных обязательств и памятующее о праве и морали, об общенациональных интересах, а катастрофически безответственное со знание, готовящее нас к состоянию "войны всех против всех".

8                                                                          Проблемы и суждения

Одним из важнейших проявлений современного духовного кризиса в России яв ляется методологический кризис в общественных науках. В самом деле: эвристиче ское бессилие, неспособность общественной мысли разгадать хитрость историческо го разума" усугубляют общую дезориентацию духа, его растерянность перед лицом разнообразных форм "вызова". Нынешний этап социальной эволюции который раз в истории России поставил перед общественной мыслью принципиальный теорети ческий вопрос о критериях "прогресса" и "регресса", преодолении антиномии "ци вилизации" и "варварства" в социальном развитии. Давно замечено, что наше отечественное общественное сознание, как, наверное, никакое другое, разрывается между полярными позициями относительно решения фундаментального философ ского вопроса о направленности истории, а также о том, что есть "норма существо вания", а что — "деградация" применительно к мировой и особенно собственной истории.

Сложность проблемы усугубляется еще одним парадоксом "русского взгляда" на историю, когда критерии ее оценки оказываются чрезвычайно подвижными и могут кардинально меняться иногда на протяжении жизни даже одного поколения. На эту "странную" сторону русского сознания обратил внимание еще в 1862 г. Аполлон Григорьев: "Мы все маленькие Петры Великие на половину и обломовцы на другую. В известную эпоху мы готовы с озлоблением уничтожить следы всякого прошед шего, увлеченные чем-нибудь первым встречным, что нам понравилось, а потом чуть ли не плакать о том, чем мы пренебрегли и что мы разрушили".

Драма нынешнего состояния социальной теории заключается еще и в том, что западнически ориентированное антикоммунистическое мышление периода "пере стройки" и "радикальной реформы" фактически воспроизвело все основные харак теристики линейно-стадиального взгляда на историю. Просто новые адепты стади ального ранжирования обществ публично оспорили тезис о том, что "реальный социализм" находится выше "капитализма" как формации и (в полном соответствии с линейно-стадиальной логикой) переместили данный строй как минимум на две ступени вниз — в "до-капитализм". Выяснилось, таким образом, что порочность теоретической методологии не сводится к приверженности третируемому ныне "науч ному коммунизму"; последний суть лишь частный случай кризиса более "общей" картины мира, все более доказывающей свою несостоятельность и бесперспективность,

Общие изъяны методологической традиции, связанные с абсолютизацией моно линейного стадиально-формационного подхода, можно, на наш взгляд, свести к трем главным аспектам:

— избыточному универсализму — игнорированию многочисленных научных и практических свидетельств цивилизационного многообразия человечества (того, что на Западе получило название "плюрализма цивилизаций");

— оптимистическому фатализму — убежденности, что будущее человечества, как и будущее отдельных стран и народов гарантировано историческими законами "неуклонного поступательного развития";

— теоретическому редукционизму, чаще всего выступающему в форме "экономоцентризма".

Эти крайности философского видения мировой истории порождают специфиче ский дальтонизм разных политических доктрин, последовательно отрицающих ци вилизационную специфику собственной страны. Отсюда — периодически возобнов ляющиеся попытки механического переноса "передовых учреждений и порядков" (как правило, заимствованных на Западе; марксизм в этом смысле — характерный пример) на российскую почву. Все, что препятствует этому переносу, объявляется "пережитком" или "злонамеренным сопротивлением реакционных сил". Здесь же лежат и методологические корни политического радикализма, готового "до основа ния разрушать историческую традицию.

                                                                                                              9 

В этом смысле приобретает особое значение изучение самого феномена "российского западничества". Еще в 1992 г. в Институте философии РАН была проведена международная научная конференция на эту тему. Было отмечено, что "российское западничество" в отечественной истории всегда было амбивалентно и могло как содействовать социокультурной модернизации (будучи ориентированным на адап тацию к России цивилизационных моделей Просвещения, европейских образцов социальной науки, культуры, права, универсальных свобод человека и т.д.), так и, напротив, парадоксальным образом служить дополнительным барьером на пути модернизации (когда оно обнаруживало себя как умонастроение, не способное адап тироваться к появлению вариантности восприятия мира внутри российской тради ции, и пыталось обрести новую ортодоксальную и монолитную сакрализованную традицию).

Еще один порок монолинейного видения истории связан с верой в "исторические гарантии общечеловеческого будущего". Если реформатор мыслит как фаталисти ческий оптимист, убежденный в том, что история знает одно только закономерно поступательное развитие, он не останавливается перед употреблением самых край них средств для подрыва ненавистного ему порядка. Прошлое ему, как прогрессисту, всегда кажется хуже любого будущего, качество которого, по его представлениям, гарантируется постулатами мировой истории.

Между тем опыт XX столетия в этом отношении больше свидетельствует о правоте подхода Винера, нежели Маркса. Реформатор обязан помнить, что хаос и распад — наиболее вероятные, точнее — "единственно гарантированные" состояния; порядок и стабильность, напротив, требуют специальных, целенаправленных усилий. Иначе говоря, новаторская деятельность ответственного преобразователя развертывается не в горизонте "гарантированного прогресса", а перед лицом всегда подстерегающего общество хаоса. И если реформатор в своем "тираноборческом усердии" доводит государство и общество до той точки, в которой соскальзывание в хаос становится неизбежным, то мы вправе говорить о дефиците исторической ответственности, которая должна иметь свои ценностные (уважение к отечественной традиции) и методологические (понимание альтернативности истории) основания.

В свое время С.Л. Франк очень точно заметил, что "большевистский коммунизм" явился очередным на Руси по-русски безоглядным "тотальным отречением от истории" и "все его положительное содержание и упование ограничивается рус ским "авось" — наивной верой, что "трудовой народ", все разрушив, как-нибудь все самочинно наладит и с помощью сильного кулака принудит всех соучаствовать в неведомой, новой гармонии на опустошенной земле". Видимо, и сегодня мы имеем дело все с тем же "авось"; только на этот раз "новую гармонию на опустошенной земле" должен с неотвратимостью организовать не освобожденный "трудовой на род", а некие "законы рынка" и "новые русские".

Приходится также признать, что мышление значительной части сегодняшней российской элиты по-прежнему поражено застарелой болезнью одномерного тех но- и экономоцентризма, связанного с некогда господствовавшим образом общества как "большой фабрики". Этот образ совершенно неадекватен тенденциям надвига ющейся постиндустриальной эпохи, требующей существенного преобразования об щих парадигм научного мышления в духе культуроцентризма и плюрализма. На лицо, таким образом, общий изъян социального мышления, характерный равным образом и для "научных коммунистов", и для либералов-западников. Он состоит в фаталистической вере в детерминирующую роль экономической сферы — пусть и по разному понимаемой, — которая чуть ли не автоматически гармонизирует сферы социальных отношений, политики и культуры. Однако мышление, сводящее оценку состояния и возможных альтернатив развития России лишь к технико-экономиче ским показателям, фиксирующим ее положение в одной-единственной системе ко ординат — "материального прогресса", выглядит сегодня крайне одномерным. Гло бальная оценка предполагает множество других измерений, касающихся:

— роли страны в мировой цивилизационной и геополитической системах;

— ее назначения как передатчика культурно-исторической эстафеты, содержа щей уникальные по значимости послания совокупности региональных культур раз личных эпох;

— ее перспектив как носителя альтернативных моделей будущего, без которых горизонты человечества могут опасно сузиться, и т.д.

10                                                                        Проблемы и суждения

Итак, сегодня, как никогда, становится очевидным, что именно философско-ме тодологическая установка определяет систему наших представлений, касающихся сценарнай проработки будущих состояний нашей страны и мира в целом. Возни кает, в частности, принципиальный вопрос: ведет ли крушение биполярной систе мы, вызванное развалом одной из "сверхдержав": — к полицентричному миру, что предвосхищается в рамках плюралистической парадигмы, или — к моноцентрично му миру, обусловленному перспективами всеобщей "вестернизации", точнее — "американизации"?

В самом деле, перспективы России совершенно по-разному смотрятся в каждой из этих методологических установок.

Монистическая установка тяготеет к прогнозам, связанным с имитационным характером нашего исторического развития, долговременным закреплением статуса России как адепта "западной модели", которая рассматривается в качестве общезна чимого эталона для всего человечества.

Плюралистическая установка, напротив, образует систему координат, связан ную с исторической многомерностью развития, с возможным самоопределением России как носителя специфической цивилизационной модели, во многом корректи рующей "западный эталон".

В связи с этим, по-видимому, необходимо преодоление эмпирической приземлен ности и одномерности социального мышления путем нового обращения к традициям философии истории, причем не только западноевропейским.

Недавно столь влиятельная монистическая гегелевско-марксистская традиция утверждала воплощаемость "мирового исторического разума", "закономерностей поступательного развития" во всемирно-исторических гегемонах — "исторических народах" или "передовых классах". Главный вопрос теории прогресса касался иск лючительно того, куда смещается центр мирового развития и какой "всемирно-ис торический субъект" его воплощает. В таком видении мировой истории находила проявление особая, авторитарно-иерархическая система исторического мышления, проецирующая на общественную эволюцию субъект-объектную схему. В рамках такой системы мышления основной проблемой сегодня опять является поиск нового "носителя мировой воли", нового "центра мировой истории", будь то Америка, Тихоокеанский регион или Западная Европа. Подобная методика напоминает "со циальную инженерию", но применимую к самому историческому процессу: перед нами разум, жаждущий управлять самой историей и ожидающий ее полной предска зуемости на основе выявления закономерной смены фаз ее развития.

Плюралистическая парадигма, напротив, относится к истории с большим дове рием, оставляя за ней право на опыты, не предусмотренные планами "мирового духа" или всесильного, все заранее знающего "демона прогресса". Ее историософ ское сознание близко сознанию немецкой исторической школы, которая выдвигала тезис, что существует не "всеобщий субъект" или "воплотитель прогресса", а только "исторические индивиды". (Гадамер). Исторический реализм, таким образом, состо ит в признании того, что в истории народы и отдельные личности занимаются твор чеством, то есть созданием непредвиденного, вместо того, чтобы воплощать заранее существующий план всемирной истории.

Утратив статус сверхдержавы — одного из центров биполярного мира — Россия сегодня объективно заинтересована в последовательном преодолении монополярно сти, тогда как США, претендующие на звание "победителя в третьей мировой вой не", объективно больше тяготеют, как это ни парадоксально звучит, к архаичной концепции мира, организуемого из единого центра, управляемого и иерархизиро ванного. В этом — один из парадоксов современного геополитического и историософ ского мышления.

Между тем абсолютизация российской специфики также несет в себе непреодо лимые методологические пороки. Она игнорирует тот факт, что не только сохране ние национальной самобытности, но и необходимость социокультурной и экономи ческой модернизации, перехода к "информационному обществу", которое может быть только открытым, являются императивами выживания России как державы.

                                                                                                              11        

ПОПЫТКА ДЕМИФОЛОГИЗАЦИИ СПОРА "ЗАПАДНИКОВ" И "САМОБЫТНИКОВ"

Важной характеристикой духовной ситуации в России является новый раунд спора "самобытников" и "западников", который полностью воспроизвел односто ронне-обособленные парадигмы их мышления, когда одни мифологизируют "осо бость", а другие — "отставание". Этот спор принял агрессивную форму беспреце дентной "разборки" на тему "кто виноват?" — "косная русская почва, регулярно воспроизводящая деспотизм и рабство", или "западные проекты, навязывающие России инокультурные, а потому убийственные для нее рецепты"?

Если принять эту логику спора, то, в конечном счете, виновными должны ока заться либо те, кто "мешает стадиально подтягивать Россию кверху, до западного уровня" (в стадиально-формационной логике "западников"), либо те, кто "сбивает ее с собственного исторического пути" (в цивилизационной логике "самобытни ков"). В результате этого нового раунда противостояния равно деградировавших западничества и самобытничества вновь мощно заработал хорошо описанный в свое время механизм "самоварваризации" русской культуры: "Одни хотят насильст венно раскрыть дверь будущему, другие насильственно не выпускают прошедшего; у одних впереди пророчество, у других — воспоминания. Их работа состоит в том, чтоб мешать друг другу, и вот те и другие стоят в болоте" (Герцен).

Между тем решение этого кардинального для всей русской истории вопроса зави сит, по всей видимости, от умелого аналитического совмещения "стадиального" и "цивилизационного" подходов. Иначе говоря, комплексная проблема состоит в сле дующем: каким образом провести успешную модернизацию в России (стадиальный ракурс проблемы), но модернизацию именно национального российского образца (цивилизационный ракурс).

Методология такого анализа предполагает, что выстраивание оппозиций "тради ционность — современность" (в стадиальной логике) или, предположим, "Восток — Запад" (в логике цивилизационной) в философском смысле оказывается архаичным, ибо предлагает выбор из реальных состояний общественного бытия и, таким обра зом, как бы подразумевает, что историческое бытие нам в любом случае гаранти ровано. Между тем более глубокий пласт проблематики (собственно "философия истории") состоит как раз в понимании того, что История вовсе не гарантирует социального бытия как такового; более того, многие ее проявления, имеющие место во взаимозависимом мире и сопряженные поэтому с межцивилизационными синте зами (например, та же проблема "модернизации"), ставят это социальное бытие под вопрос. Поэтому философия истории, в отличие от "просто истории", должна исхо дить из презумпции, что в глубинном смысле "традиция", например, вовсе не про тивостоит "новации", так же как одна цивилизация не противостоит другой циви лизации — каждая социальность противостоит в первую очередь своему собст венному "небытию", тенденции к своей деградации и социальной энтропии.

В этом смысле важнейшая специфика российского социума — его "зажатость" между двумя формами социальности, опознаваемых их радикальными критиками как "варварство", — "азиатским варварством позади" (на чем настаивают запад ники) и "вестернизированным варварством впереди" (о чем не устают предупреж дать почвенники). Результатом этой ситуации является идентификационный кри зис, тем более что "российское западничество" и "российское самобытничество" по сути дела инспирированы одной и той же экзистенциальной проблемой "социальной деградации":

— для "западников" эта идея трансформируется так — "Россия есть загниваю щий Восток, царство тьмы и войдет в цивилизацию только став Европой";

— для отечественных "самобытников" понятие "деградации" прямо противопо ложно по содержанию — "Россия погрузится в новое варварство, если поддастся искушению стать Западом".

12                                                                        Проблемы и суждения

Русская драма идентификационного выбора между европеизмом и самобытно стью трансформируется, таким образом, в еще более драматичный выбор между двумя возможными формами деградации — риском "загнивания культуры на кор ню" и риском "пустить культуру по ветру". Проблема усугубляется еще и тем, что даже пребывание на зыбком пограничье "двух варварств" не способно уберечь циви лизации, ибо "варварство охранителей" и "варварство просветителей", взаимодей ствуя, перемножаются, плодя особенно отвратительные формы квазицивилизации, которые П.Н. Милюков, оппонируя в 20-х годах нашего века понятию "Евразия", назвал термином "Азиопа". Думается, что и нынешняя политическая ситуация в России несет на себе черты "Азиопы" как своего рода "дурного синтеза цивилиза ций": "западный" принцип плюрализма политических партий сочетается у нас с "восточным" принципом их структурирования как противостоящих кланов, выстра иваемых не снизу (на основе трансляции наверх определенных социальных интере сов и ожиданий), а "сверху"— под конкретного лидера, подбирающего свою "клиентелу".

Апелляция к понятиям "цивилизация" и "варварство" присутствует сегодня в рассуждениях представителей прямо противоположных общественно-политических лагерей. Основным пунктом аргументации в пользу нынешних реформ стала у либе ралов идея "перехода от тоталитаризма к демократии", которая конкретизиру ется как выход из тупика "советского варварства" ("черной дыры истории") к свету универсальной Цивилизации. Противники реформ, напротив, интерпретируют как социальную варваризацию результаты самих общественных трансформаций. По их мнению, социализм был формой "цивилизации" (не лишенной теневых сторон, но достаточно органичной для России); разрушение же этой своеобразной цивилизации ведет ко всеобъемлющей деградации: технологическое первенство по ряду направле ний сменяется превращением страны в сырьевой придаток Запада; интернационали стская общность ("советский народ") — межэтническими войнами; высокий уровень культуры ("самая читающая нация в мире") и нравственности (следование "мораль ным кодексам") — "ценностным вакуумом" и "вседозволенностью".

Очевидно, что традиционная для России ситуация "между двумя варварствами", равно как и императив "варварской борьбы против варварства" (причем с обеих сторон) ныне воспроизводятся в полном объеме в следующей модификации: "варвар ская приватизация" и "дикий рынок" против "варварского тоталитаризма". Об щество снова, по меньшей мере в третий раз в своей истории (как в "петровский" и "большевистский" периоды), оказалось "зажатым" между перспективами двух ви дов деградации: на этот раз между "обрушением в третий мир" и "реставрацией тоталитаризма".

В этом собственно и заключается, на наш взгляд, всеобъемлющий кризис иден тичности. Он состоит не в том, что из нескольких вариантов развития цивилизации (т.е. "социального бытия") требуется выбрать один (по принципу "кем быть?": традиционным или модернизированным, "западным", "восточным" или "евразий ским" и т.д.). Идентификационный кризис возникает на грани "социального небы тия" и предполагает иной, экзистенциальный выбор: "быть или не быть"?

В этой ситуации в обществе возникают идентификационные противоречия прин ципиально иного свойства. Они состоят не в конкуренции бытийных альтернатив (спор по вопросу "кем быть" — нормальный спор в любом обществе), а в том, какая перспектива "небытия" (социальной деградации) страшнее: "риск застоя" или "риск неудачной псевдомодернизации"?

Сегодняшний идентификационный кризис в России, таким образом, состоит в том, что самоидентификация осуществляется не свободно, а вынужденно: по прин ципу "от противного", в лучшем случае — выбора "меньшего из двух зол":

— консервативно-реставраторская идентификация происходит главным обра зом из-за неприятия перспективы "обрушения в третий мир";

— радикально-реформаторская, идентификация, в свою очередь, происходит из-за противодействия перспективе "реставрации тоталитаризма".

Особенность такого рода кризисов заключается в том, что они требуют как повы шенного уровня мифотворчества (нагнетание с обоих краев "образа врага"), так и обоюдостороннего политического радикализма. Практическим же результатом тако го рода идентификационного кризиса парадоксальным образом, как правило, становится то, чего не хотел никто, — ни "западники", ни "самобытники". Здесь и возникает та самая "Азиопа" как своего рода дурной синтез противоположных тен денций. Такой негативный культурный синкретизм рискует привести к жесткому авторитарному и антидемократическому режиму при одновременном скатывании в третий мир.

                                                                                                              13        

В целях максимально возможной демифологизации спора западников и самобыт ников и нахождения возможного пространства конструктивного компромисса, мож но попытаться формализовать аргументы обеих сторон, касающиеся ответа на воп рос: "Кто виноват в современном российском кризисе"? Этот анализ приводит к еще одному парадоксальному выводу: непримиримые оппоненты воюют по сути дела против единого врага — фигуры "паразитарного индивида". Действительно, глав ной мишенью западников является паразитический тандем "люмпенизированного совка" и "привилегированной номенклатуры". Объектом же ненависти почвенни ков является альянс "криминалитета" и "компрадорской псевдобуржуазии, распро дающей страну". Отсюда вывод: как и в предыдущие периоды российской истории, спор двух сторон по-прежнему имеет полумифологическую, "партийную" окраску. Но набирающая вес на этой конфронтации новая "Азиопа", как и прежде, создает реальный механизм самоварваризации культуры.

МОЖНО ЛИ СДЕЛАТЬ АНТИНОМИЮ "ЗАПАДНИЧЕСТВА" И "САМОБЫТНИЧЕСТВА" ПРОДУКТИВНОЙ?

В свете драматического опыта развития России в XX столетии представляются небезобидными предпринимаемые сегодня новейшие попытки утвердить некую осо бую степень "культурности" России, представить дело таким образом, что Россия и после крушения коммунизма оказалась в некотором преимущественном положении по отношению к уже окончательно выпавшему из "высокой культуры" в "массовую цивилизацию" Западу. Опасное заблуждение здесь, на наш взгляд, состоит в том, что тоталитаризм опять рассматривается как "меньшее из зол" по отношению к "бездушной западной цивилизации", как всего лишь "псевдоморфоза" русского соборного традиционализма, якобы сохранившая внутри себя основные смыслы "ор ганической культуры".

По нашему мнению, надежда на реанимацию архаичных пластов русской куль туры после десятилетий тоталитарного произвола иллюзорна, а потому и апелляция к "японскому феномену" органического синтеза архаики и модерна не является вполне корректной. Очевидно, что и главный методологический порок тезиса о "возрождении России" (столь популярного несколько лет назад) заключался в том, что "под глыбами тоталитаризма" предполагался здоровый субстрат — общество, подобное "граду Китежу", который лишь временно ушел под воду. Но ведь именно Россия выносила большевизм как патогенную мутацию своего же собственного организма.

Большевизм — не случайность, а закономерность русской истории. Это, однако, вовсе не означает, что тоталитаризм порожден именно российской традицией. Тота литаризм порождает не традиция, а особый тип разрушения традиции. Речь идет о предрасположенности к выбору именно тоталитарного варианта прохождения об щецивилизационной развилки, когда решается вопрос: каким способом проводить модернизацию?

В связи с этим нужна трезвая, лишенная не только апологии, но и демонизации концепция большевистского тоталитаризма. Эта философская концепция должна ориентироваться не на простой отказ от большевизма, а на его преодоление. Сделать это можно, только взяв на себя (на каждого из нас) моральную ответственность за тоталитаризм. Пора понять, что поиск альтернативных капитализму вариантов раз вития (и мифологизация этих альтернатив) является реакцией не на возможность собственной вестернизации и капитализации, а на то, что они "не получаются" в наших культурных условиях.

14                                                                        Проблемы и суждения

В этом смысле даже третируемая ныне "идеология застоя" имела достаточно глубокий (если угодно, экзистенциальный) смысл. В ее основе лежала не официаль но декларированное освобождение от атавизмов капитализма в ходе поступательно го движения вперед (к коммунизму), а наоборот, подспудная идея торможения на рискованном для России пути к универсалиям "открытого общества". Причиной этого "торможения" была, таким образом, не боязнь "того берега" (капитализма), а шаткого к нему мостика, имеющего слишком много шансов обвалиться в хаос. В "идеологии застоя", значит, воспроизвелась классическая в России ситуация "между двумя варварствами", когда "варварство застоя" мыслилось меньшим злом и рис ком, нежели риск "новой варваризации" под воздействием спонтанной псевдове стернизации. Консерватизм идеологов и практиков "застоя" был в этом смысле проявлением интуиции, предчувствием (вряд ли это можно назвать промысливани ем) того, что очередная западническая инновация опять, как неоднократно бывало в России, приведет к хаосу, а не к модернизации.

На основе проделанного в настоящей статье анализа может быть подвержено серьезной коррекции и распространенное мнение, согласно которому социокультур ный ценностный раскол российского общества (условно говоря, на "традиционали стов" и "либералов") либо вообще лишает Россию цивилизационной перспективы (в лучшем случае порождая псевдодемократические стилизации), либо требует от ре форматоров беспрецедентной степени модернизационного насилия. В разрабатыва емой нами концепции заложена возможность выхода из "круга" противостояний хаоса и деспотического порядка.

Эта возможность связана:

— с пониманием того, что перспективы реформирования страны коренным обра зом изменились: ни "капитализм", ни "социализм" в конце XX в. не могут "по отдельности" определить магистральный вектор становления будущей России;

— с признанием феномена "Азиопы" как общего противника и реформаторами западниками, и теми неопочвенниками, которые озабочены сохранением и развити ем русского цивилизационного генотипа; с демифологизацией на этой основе взаим ных упреков в "варварстве";

— с рациональным социологическим определением всей совокупности субъект ных форм "нового варварства" как "социальной паразитарности" и их последующим отторжением совместными усилиями активных элементов складывающегося граж данского общества на периферию социальной жизни.

Именно в совокупности этих шагов, требующих совместных усилий Власти и Общества (включая интеллектуальное сообщество ученых) видится залог "либе рально-консервативного синтеза" в России, объединяющего потенциал как "ос мысленных западников", так и тех российских "почвенников", кто выступает за последовательное сокращение в перспективе до нуля бюрократическо-распредели тельного патронажа над свободно самоопределяющимся обществом и за многообра зие форм продуктивного культуротворчества при сильном государстве, занимаю щимся своими делами.

Проведенный анализ также подтверждает правоту русского философа и культу ролога В.В. Вейдле, полагавшего порочным сам принцип построения оппозитивной идеологемы "западники против самобытников", где те и другие в равной степени поражены одним болезненным ощущением — "стремятся возвеличить "свое" путем умаления "чужого", не понимая относительности различия между своим и чужим", что неизбежно приводит в результате к "сужению своего, которому начи нает отовсюду угрожать их же собственными усилиями раздутое, разросшееся чужое ".

Следует напомнить, что лучшие образцы национальной культуры имеют своим общим свойством противостояние "русскому варварству" и в этом смысле неделимы на "русскость" и "западность". Опираясь на идеи Ф. Достоевского и Л. Толстого (которые утверждали, например, что "западность и русскость Пушкина — одно", и "чем глубже он укоренен в своей стране, тем глубже прорастает он в Европу"), С.Л. Франк сформулировал данное положение так: "Народность в атом общем смысле совсем не предполагает замкнутости от чужих влияний, обособленности национальной культуры. Напротив, субстанция народного духа, как все живое, питается заимствованным извне материалом, который она перерабатывает и усваивает, не теряя от этого, а напротив, развивая этим свое национальное своеобразие..."

                                                                                                              15        

В связи с этим ни в коей мере не стоит отрицать и опасности "денационализации России", потери ею накопленного позитивного опыта в ходе межцивилизационного взаимодействия при осмысленном сопротивлении активной культурной и экономи ческой экспансии Запада. Именно подчинение России чужим канонам как раз лиши ло бы страну перспектив успешной модернизации. Более того, русские противники западнического эпигонства и "обезьянничанья" были абсолютно правы в том смысле, что утратившая национальное своеобразие Россия как раз и не попадет "в Европу", а напротив, лишится своего законного места в европейской культуре, ибо станет для этой Европы неинтересной и ненужной.

Итак, традиционная модель российского кризиса идентичности — ситуация "между двумя варварствами" ("русской азиатчиной позади" и "псевдоевропеизмом впереди") не предполагает в качестве своего неизбежного следствия ни "варварской борьбы против варварства", ни, тем более, какой-либо обреченности на мифическое "снятие" этого противоречия в виде эсхатологической утопии типа "русского соци ализма". Ситуация кризиса идентичности может быть и плодотворной, если социальная рефлексия приводит к согласию всех субъектов культуры, призванных устранять из социума паразитарные формы "социального варварства".

Подобная перспектива может найти опору в русской философской традиции "конструктивного компромисса", активно изучаемой в Институте философии РАН и представленной в литературе мыслителями либерально-консервативного направ ления, сумевшими перевести самоварваризирующую логику русского спора "или западничество, или самобытность" в плодотворную логику "русская цивилизация против русского варварства". В этом ряду особенно выделяются Н.М. Карамзин, А.И. Герцен, Б.Н. Чичерин, П.Б. Струве, Г.В. Плеханов, Г.П. Федотов, Ф.А. Степун, В.В. Вейдле. Их глубокие цивилизационные интуиции (находящиеся "по ту сторону западничества и славянофильства") помогают снова припомнить старую либераль но-консервативную истину, особо значимую для России: свобода, как и высокий цивилизационный уровень никогда и никому не гарантированы. А опасность соци альной деградации поджидает нас в том числе и в обличье особенно тонкого искуси теля — "бескомпромиссного борца с варварством".

РЕЗЮМЕ

Мы не хотели бы ограничиться по преимуществу констатацией идентификацион ного кризиса и разбором его составляющих: в последнее время в нашей научной литературе слишком часто показывают, "что случилось", и довольно редко — "как из этой ситуации выйти", иными словами, практически забыт "программно-целевой метод". Подытожим результаты в виде нескольких выводов и рекомендаций, ни сколько не претендуя на их завершенность и тем более "истинность в конечной инстанции". Все-таки духовно-идеологическая ситуация в современной России, критически рассмотренная выше, на наш взгляд, побуждает не только к оценкам, но и к действиям.

Первое. Устойчивый строй новых российских ценностей может образоваться лишь на основе исторической преемственности и, в частности, как результат серьезного и плодотворного диалога либерально-демократической идеи "свободы" и социалистической идеи "равенства", Определенного рода "откат" после необходи мой фазы "либерального забегания", по-видимому, неизбежен, антикоммунизм должен быть заменен "некоммунизмом" с преобладанием "государственной идеи". В этом смысле новой России как национально-государственному и исторически преемственному образованию еще предстоит сформулировать свою идентичность и создать условия, при которых модернизация, а значит и духовное возрождение только и могут принять серьезный характер.

16                                                                        Проблемы и суждения

Именно " либерально-государственническая" (в сочетании с социал-либераль ной) идея представляется наиболее перспективной в современной России. Содержа тельный смысл такой позиции мог бы быть сформулирован так: "Сильное, профес сиональное, эффективное и относительно дешевое государство, определяющее стабильные "правила игры" и охраняющее пространства самореализации (про дуктивной свободы) многообразных "игроков", признающих приоритет нацио нального российского консенсуса".

Либерально-государственническая идея, органично соединяющая в себе идеи демократического правового строя, социального консенсуса и патриотизма и имею щая, кстати, в России серьезную историческую традицию, позволяет, как представ ляется, парализовать возможность опасной гипертрофии каждого из необходи мых элементов новой национально-государственной идеологии, а именно:

— гипертрофии идеи государства как тоталитарного Левиафана — тюрьмы народов (в т.ч. тюрьмы для русских);

— гипертрофии идеи равенства как тотальной уравнительности в духе основа тельно подзабытого коммуно-космополитического лозунга "пролетарии всех стран, объединяйтесь!";

— гипертрофии идеи свободы, ведущей к пренебрежению национальными инте ресами под лозунгами "вхождения в мировую цивилизацию".

Второе. Необходима существенная корректировка самой концепции обще ства, соответствующая переходу от индустриальной стадии развития к постиндуст риальной, информационной. Необходимо понимание общества как культурного ор ганизма, где ключевой организующей, мотивирующей и объясняющей идеей явля ется "национальная идентичность". Не случайно, что в большинстве стран СНГ и постсоциалистической Восточной Европы политический процесс развертывался прежде всего под знаком гуманитарных доминант — проблем национальной незави симости и идентичности, сохранения родного языка и традиций, морально-религи озных ценностей. Размывание образа России, неспособность се элит четко сформу лировать национально-государственные интересы и приоритеты (что и привело к целому ряду провалов во внутренней и внешней политике) в немалой мере объясня ются устаревшими технократическими подходами бывших "хозяйственников", фор мирующими сегодня правительственный курс. Необходимо четкое понимание того, что экономика — не самодостаточная сфера, а средство для достижения собственно социальных и духовных целей и к тому же в немалой степени детерминируемое культурными и моральными факторами.

Таким образом, для преодоления кризиса требуются, на наш взгляд, решительная ротация элит, включая научную, и мобилизация механизмов культурной самоза щиты общества. Это тем более необходимо в условиях мощного информационно ценностного давления извне, порою принимающего форму "американизации". В ряде стран Западной Европы правительствами принимаются специальные меры для ограждения национальной культуры от размывающих воздействий "американиза ции" (имеется в виду ее вульгарный, "масскультурный" тип). Там осознают, что речь идет не о мелочах, интересующих только специалистов, а о способности нации идентифицировать себя в быстро меняющемся мире.

По-видимому, назрела необходимость в формировании комплексной гуманитар ной программы междисциплинарного типа, которая могла бы называться "Нацио нальная идентичность в меняющемся мире". Современная нация и государство не выживут, если не будут реагировать на происходящие в мире изменения, адаптиро ваться к требованиям эпохи, сохраняя при этом свою идентичность. Без этого само понятие "национально-государственного интереса", столь важное в практической политике, утратило бы всякий смысл, растворившись в абстракции общечеловече ских, общемировых интересов.

                                                                                                              17        

Третье. Важным фактором преодоления духовно-идеологического кризиса должно стать восстановление суверенности нравственного сознания как специфической формы жизнеориентации. С оспариванием прерогатив нравственного созна ния раньше нас столкнулся Запад. В 60-70-х годах, вместе с активизацией различ ных "субкультур", экспериментирующих с моральными и культурными нормами, с одной стороны, технократическими установками на эффективность в ущерб тради ционной нравственности — с другой, стали усиливаться признаки декаданса, что ставило под сомнение способность Запада сохранить свою цивилизационную иден тичность и устоять перед натиском восточной "сверхдержавы". В ответ на эту опас ность и возникло движение неоконсервативной консолидации Запада, в основу которого была положена моральная идея: защита нравственных и духовных тради ций посредством опоры на консервативное "моральное большинство". Резкое уси ление позиций Запада в мире, происшедшее в 80-90-х годах, несомненно связано с этим неоконсервативным движением, сумевшим отстоять "нетленные националь ные ценности".

Думается, что сегодня, при массовой деморализации, проявляющейся не только на обыденном уровне, но даже на уровне государственной политики, необходим переход к стратегии, напоминающей стратегию западных неоконсерваторов. Восп риятие нового гуманитарного знания движением "морального большинства" — вот путь, способный, на наш взгляд, вывести из нынешнего тупика.

Четвертое. События, происходящие в духовной сфере, в мире ценностей, сегодня прямо влияют на геополитическое положение нашей страны, на стратегиче скую безопасность. В постсоветском пространстве в целом и в пространстве России в частности наметились тревожные тенденции противопоставления и противостояния тюрко-мусульманской и славяно-православной традиций. Некогда единое держав ное пространство нашей страны разрывается по национально-конфессиональному признаку, что грозит подтверждением справедливости известной версии о появлении "дуги нестабильности".

По-видимому, прежние основания и механизмы идентичности, скрепляющие пространство нашей страны в единую историческую общность, в политическую на цию, уже в значительной мере подорваны и не работают, что проявляется в всплесках архаичного этноцентризма, сепаратизма и национально-религиозного экстремизма. Эта составляющая современного духовного кризиса напрямую воздействует на пол итическое пространство страны, на ее стратегическую безопасность и целостность. Перед лицом этой опасности необходима мобилизация интеллигенции, в первую очередь гуманитарной, с целью открыть, по-новому интерпретировать и актуализи ровать в массовом сознании важнейшие универсалии нашей общей культуры, обра зующие единое духовное пространство страны, поддерживающие ее целостность на протяжении сотен лет. Эти универсалии носят надэтнический и надконфессиональ ный характер — не случайно они способствовали консолидации гигантского супер этноса, называемого многонациональной Россией.

Продвижению к вышеозначенной цели содействовала бы разработка в системе Российской Академии наук междисциплинарной программы "Универсалии культуры: на пути к возрождению единого духовного пространства". Исследова ние природы этих культурных универсалий в философском отношении представляет собой актуальную проблему, достойную сегодня самого пристального внимания.