Сайт портала PolitHelp ПОЛНОТЕКСТОВОЙ АРХИВ ЖУРНАЛА "ПОЛИС" Ссылка на основной сайт, ссылка на форум сайта

РОССИЯ - США: ПРЕЖДЕВРЕМЕННО ЛИ ПАРТНЕРСТВО?

Ш. Мамаев

МAMAEB Шамсутдин, сотрудник Даге станского отделения Института современной политики.

Сейчас, после завершения холодной войны и краха "социалистического лагеря" в Европе, мир поставлен перед необходимо стью нового послевоенного урегулирования. Объединение Германии и распад Советско го Союза безусловно являются фундамен тальными факторами современной истории, но пока они означают лишь начало нового исторического процесса с неясными путями возможного развития. Процесса часто не предсказуемого, но на удивление болезнен ного на всем посткоммунистическом про странстве — не только в СНГ, но и на Бал канах. Поэтому сейчас приоритетной зада чей обеспечения стабильности в Европе является урегулирование именно этих гео политических пространств. Их значение для обеспечения нового мирового — мирного! — порядка очевидно из истории последней войны: именно здесь видел "Третий Рейх" "жизненное пространство" для объединен ной под своим господством Европы.

Как известно, с точки зрения обеспече ния безопасности на этом континенте, оба послевоенных урегулирования XX в. были неудачными. Россия каждый раз — вполне сознательно и по своей воле — оставалась за пределами политической системы Евро пы, фактически выступая в качестве мощ ного потенциального фактора ее дестабили зации. Поэтому М.Горбачев сего идеей "об щеевропейского дома" попытался совер шить своего рода революцию в международных отношениях. Но этими бла гими намерениями история — и иные пол итики — могут распорядиться по-другому. Ведь в декабре 1994 г. на будапештском сам мите ОБСЕ был принят план нового "после военного" урегулирования Европы — в том числе и путем приема бывших восточноев ропейских стран советского блока в НАТО. Иными словами, Россия вновь — однако на этот раз уже против своей воли — способна оказаться за пределами политической системы Европы, объединенной в НАТО с Аме рикой и Турцией.

Обоснование концепции возврата Запа да к политике сдерживания России дал Збигнев Бжезинский в своей статье "Преж девременное партнерство", перевод кото рой опубликован в "Полисе" в начале весны 1994 г. (I). Несмотря на то, что после этой публикации прошло довольно много време ни, почти никто из российских ученых, за исключением разве что К.Э.Сорокина, не высказался конкретно по тезисам, изложен ным в статье этого известнейшего консерва тивного американского эксперта. А пробле ма стоит того.

З.Бжезинский доказывал, что нынешняя большая стратегия Соединенных Штатов по отношению к России "ошибочна в своих исходных посылках, сфокусирована на не верной стратегической цели и опасна по сво им вероятным геополитическим последст виям" (1, с.58). Очевидно, непосредствен ным поводом для подобных констатации явились результаты московской встречи Б.Клинтона и Б.Ельцина в январе 1994 г., когда США согласились не форсировать од ностороннее расширение НАТО, подменив его паллиативом специальной программы "Партнерство ради мира", которая предпо лагала присоединение к ней и России. Со здать, так сказать, хотя бы видимость "об щеевропейского дома". И кроме того, на встрече "не ставилась под сомнение интер претация, которую дает Россия своей "ми ротворческой миссии'' в "ближнем зару бежье" (1,с.60).

Основной тезис американского полит олога прост: "Россия может быть или импе рией, или демократией, но она не может быть и тем, и другим" (1,с.61). Если учесть, что, например, Великобритания и Франция еще недавно (до 60-х годов) были "и тем, и другим", то этот якобы неотразимый тезис приобретает в отношении России явно вы раженный нормативный характер. Более то го, осознавая наличие и других аксиом, Бжезинский тем не менее игнорирует их существование и во всех остальных положе ниях данной статьи неявно исходит из исключительного "или" только этой посылки. Это, конечно, сильно упрощает российскую дилемму, даже допуская, что создание лю бых прогностических моделей чревато уп рощенчеством. Вопрос, однако, в том, на сколько получающаяся при этом модель приложила к действительности.

146                                                                                                            Обратная связь 

Констатировав, что "к сожалению, в краткосрочной перспективе виды на ста бильную российскую демократию не очень многообещающи" (1, с.60), автор, в соответ ствии со своей "аксиомой", начинает дока зывать, что в России, ''как не прискорбно, имперский импульс остается силен и даже, кажется, усиливается" (1, с.61). Вот основ ные доказательства этого:

а) "Использование военных и экономи ческих средств с целью добиться подчине ния Москве с поразительной явственностью дало себя знать в недавнем развитии собы тий в Беларуси и Грузии. В Беларуси рос сийские субсидии для экономики были пре творены в политическое подчинение, в Гру зии военное вмешательство дало Москве предлог для политического посредничества. В ходе его Грузия — вопреки тому, что сказал в Москве Клинтон — узнала, что Россия в качестве суперарбитра (umpire) не слишком отличается от России-империи (empire)" (1, с.62). Утверждение его концеп ции ''геополитического плюрализма", счи тает автор, обусловило бы "американскую помощь России прекращением усилий по следней по превращению независимых го сударств в полностью подчиненных сател литов, а также повлекло бы за собой боль шую готовность сделать предметом разби рательства, в том числе и в ООН, провинности Москвы перед соседями. Гру зия, например, заслуживала лучшего в 1993 г." (l.c.65).

Сегодня, по прошествии почти двух лет после написания статьи З.Бжезинским, мы могли бы убедиться в неверности некоторых оценок автора. За это время народ Беларуси дважды — на президентских выборах и ре ферендуме — проголосовал за союз с Рос сией. Уже заключен таможенный союз и стороны собираются двигаться дальше. Ко нечно, можно по-разному оценивать этот процесс, но уверенно расценить его как сви детельство "имперской политихи" Москвы, да еще требующее введения американских санкций против нее, вряд ли возможно. Еще более очевидна пристрастность автора во втором случае. Бесспорно, Грузия заслужи вала лучшей участи. Как, впрочем, и Абха зия. Но вот не так давно Совет Безопасности ООН рассмотрел миротворческую роль России в этом конфликте и ... выразил ей признательность. Комментарии, как гово рится, излишни. Неужели это явный про смотр с его стороны?

б) "Ключевым вопросом здесь — таким, который может драматическим образом на зреть в течение 1994 г., является будущая стабильность и независимость Украины. Не возможно переусердствовать, подчеркивая, что без Украины Россия перестает быть им перией, с Украиной же, подкупленной, а затем и подчиненной, Россия автоматиче ски становится империей... Украина на грани катастрофы: экономика находится в состоя нии свободного падения, а Крым — на грани назревающего при содействии России этни ческого взрыва. Любой из кризисов мог бы быть использован для того, чтобы содейст вовать распаду или же реинтеграции Укра ины в более крупное образование под гла венством Москвы" (1, с.66). Когда весной 1995 г. Киев начал политический демонтаж крымской автономии, Москва — вопреки ожиданиям З.Бжезинского — не воспользо валась этой возможностью для провоциро вания "этнического взрыва", ограничив шись лишь выражением озабоченности. Она даже не применила свои "обычные" — судя по категорическому заявлению автора — "экономические средства воздействия в форме сокращения поставки и периодиче ских отключений...энергоресурсов" (1, с.62).

Подобные прогностические неточно сти, на мой взгляд, ставят под сомнение глубину понимания З.Бжезинским реаль ных мотивов действий Москвы и, тем более, адекватность предлагаемых им решений. В частности, предложенного Бжезинским ва рианта мини-плана Маршалла для Украи ны. Нелепо, разумеется, возражать против экономической помощи Запада Украине, но ведь автор неявно, но жестко обусловливает ее — как в свое время Маршалл — отказом от российской помощи ("подкупа") и выхо дом Украины из сферы влияния России. При этом у Бжезинского не возникает даже воп роса о "себестоимости" такой политики для Украины, хотя разрыв отношений уже столь дорого обошелся обеим странам, что ника кая западная помощь не сможет его компен сировать. Учитывая при этом предлагаемое Бжезинским в качестве обязательного усло вия расширение НАТО на Восток вкупе с политическими гарантиями Украине, не вольно возникает еще одно сомнение: видит ли автор разницу между претендовавшей на мировое господство "империей Сталина" и сегодняшней Россией, взорвавшей эту им перию изнутри? Представляет ли он пол итическую цену, которую придется запла тить демократическим силам России и всем народам СНГ за требуемую им гарантию того, "что груз истории не позволит России в скором времени стабилизироваться в каче стве демократии" (1, c.69). Тем более, что предлагаемый Бжезинским новый, пусть и цивилизованный, "Дранг нах Остен" такой откат просто гарантирует. Не случайно че ченская трагедия — рецидив российского "имперского мышления" — началась бук вально через несколько дней после приня тия на будапештском саммите ОБСЕ плана расширения НАТО и заявления Б.Ельцина об угрозе "холодного мира" в Европе.

                                                                                                                                       147

Пользуясь марксистским языком, мож но сказать, что геополитическим оценкам Бжезинского не хватает понимания "диа лектики истории". Его, например, страшат данные опросов, согласно которым "при мерно две трети россиян... видят в распаде Советского Союза трагическую ошибку". Однако эта ностальгия по прошлому свойст венна и народам других республик СНГ; присуща она была и тем же французам или британцам в пору распада их империй. При чина ее — в той самой "диалектике исто рии", которую прекрасно почувствовал "по следний империалист" Европы У.Черчилль, описывая итоги первой мировой войны. "Другой важнейшей трагедией был полный развал Австро-Венгерской империи. На протяжении многих столетий это уцелев шее воплощение Священной Римской импе рии давало возможность совместно жить, пользуясь преимуществом торговли и без опасности, большому числу народов, из ко торых, в наше время ни один не обладал достаточной силой и жизнеспособностью, чтобы в одиночку противостоять давлению со стороны возрожденной Германии или России. Все эти народы хотели вырваться из рамок федерации или империи, и поощре ние их в этом стремлении считалось либе ральным политическим курсом. Происходи ла быстрая балканизация Юго-Восточной Европы, что имело своим следствием отно сительное усиление германского рейха... Каждый народ, каждая провинция из тех, что составляли когда-то империю Габсбур гов, заплатили за свою независимость таки ми мучениями, которые у древних поэтов и богословов считались уделом лишь обречен ных на вечное проклятие" (2).

Такова оказалась цена прогресса. И не стоит ностальгию россиян по прошлому од нозначно принимать за "имперские амби ции". Более того, это опасно — без нужды, чисто в превентивных целях провоцировать Россию "политикой сдерживания". В конеч ном счете силовая стратегия НАТО оказа лась — на сегодня, октябрь 1995 г. — контрпродуктивной и малоэффективной даже против сербского, хорватского и боснийско го национализмов, а сами украинцы вряд ли когда-нибудь смогут сыграть "роль Хорва тии" — против России. Наоборот, чем без опаснее будут себя чувствовать народы Рос сии, тем слабее будет их ностальгия по про шлому.

Отдадим должное России — она всегда выступала сдерживающим и умеряющим началом для своего сербского "младшего брата" и, за исключением чеченского кризи са, была достаточно, думается, сдержана и в СНГ. Причем делалось это не из страха пе ред Западом, а с надеждой установить рав ноправное и взаимовыгодное сотрудничест во с ним, как и со всем миром.

В статье "Преждевременное партнерст во" не затрагивался вопрос чеченского сепа ратизма до начала там военных действий. Вероятно, это связано с тем, что Бжезин ский считал его внутренней проблемой Рос сии. Но, я думаю, здесь был и более глубокий подтекст — тогда поведение Москвы в отно шении Чечни никак нельзя было назвать "имперским". Однако новый "чеченский подход" Москвы, безусловно, подтвердил в глазах Запада как живучесть российского архетипа "имперского мышления", так и слабость и непредсказуемость отечествен ной демократии. Это очевидная истина и, безусловно, сильный довод в пользу пози ции Бжезинского. Но — только на первый взгляд.

Психоаналитики доказывают, что лю бой инстинкт неистребим — весь вопрос в механизмах его сублимации. И политика Кремля, поведение российского общества в целом по отношению к Чечне демонстриру ют, на мой взгляд, не столько силу импер ских амбиций, сколько слабость, неотрабо танность таких механизмов, в политиче ском уже, разумеется, смысле. Это очевидно из того, что даже после военной интервен ции в Чечню как в общественном сознании, так и в Федеральном Собрании доминируют антивоенные настроения. Другое дело, что в глазах обывателя колебания и даже ирраци ональность политики Кремля сходят просто за глупость или безволие власти. Но факти чески здесь проявилась слабость агрессив ного, "имперского"имлульса России, кото рая замаскирована и более чем "компенси руется" — в первую очередь в глазах чечен цев — вероломством и грубостью самой военной интервенции. Ведь не столько сам факт неожиданного и явно импровизиро ванного силового "замирения" мятежной Чечни, сколько явное несоответствие объ явленным целям выбранных средств сделало поведение Кремля совершенно иррацио нальным не только по мнению нашего Фе дерального Собрания, но и в Европейском Совете. Но если стремление московских яс требов сорвать переговоры с Дудаевым представляет сегодня интерес лишь для про фессионалов, то разрушение Грозного и массовая гибель мирных жителей Чечни вполне заслуженно дискредитировали Кремль в глазах весьма широких обще ственных слоев, поскольку такую страте гию и тактику иначе как варварскими на звать нельзя.

148                                                                                                            Обратная связь 

И уже на основе анализа конкретной российской интервенции в Чечню я хочу вернуться к утверждению Бжезинского об "имперском импульсе" России: "как не при скорбно, имперский импульс остается силен и даже, кажется, усиливается. Дело тут не только в политической риторике. Особенно способна встревожить возрастающая напо ристость усилий российских военных удер жать или восстановить контроль над преж ней Советской империей" (1, с.61).

Можно бесконечно долго спорить о том, насколько несговорчивость Дудаева сдела ла невозможным достижение компромисса. Но фактом остается то, что переговоры, не посредственно предшествовавшие вводу войск, сорвала Москва. Это хорошо видно при анализе переговорного процесса. На пример, "Красная Звезда" описывала этот процесс так: по прибытии в Моздок "ми нистр обороны отметил, что готов выслу шать обе стороны и рассмотреть их вари анты выхода из кризиса. Но при отрица тельном результате, заметил министр обо роны . он вынужден будет предупредить обе стороны о применении других способов ре шения вооруженного конфликта... При этом он отметил, что верит в мирный исход". Кро ме того, на встрече с Автурхановым, сооб щает газета, "министр обороны напомнил, что срок сдачи оружия истекает 15 декабря. Если к этому моменту не будет найдено мирное решение, возможно применение других средств" (3).

Обратите внимание на мои курсивы: предполагалось, что переговоры должны были идти до 15 декабря 1994 г. И после рассмотрения всех вариантов выхода из кризиса федеральная власть должна была, как арбитр, вынести свое решение и проин формировать обе чеченские стороны о нем. Более того, известно заявление Д.Дудаева на совместной с П.Грачевым пресс-конфе ренции: "... Я ехал на встречу с миром и удовлетворен ее результатами. Военные всегда договорятся, если политики не будут мешать... Войны не будет". Такое же ощущение испытывал и вице-президент Ингуш ской республики Б.Агапов: "в станице Орд жоникидзиевской из готовой взорваться ад ской машинки был вынут запал" (4). После чего Грачев возвращается для отчета в Мо скву, которая назначает переговоры — за менив генерала на цивильного чиновника Михайлова — на 12 декабря, но уже 11 декабря вводит свои войска, забыв "предуп редить обе стороны о...". Другими словами, сорвав все договоренности и фактически спровоцировав столкновение федеральных войск с чеченскими боевиками. Правда, при этом Президент обращается к Федерально му Собранию с предложением определить ему рамочные условии для политических переговоров о статусе Чечни. Это очевид ный камуфляж — время для работы Феде рального Собрания уже упущено.

В своем первом обращении после прова лившейся 26 ноября 1994 г. тайной операции ФСК по взятию Грозного — к "участникам вооруженного конфликта", Президент оп ределил свои цели и средства их достиже ния. Он заявил, что "надежда на самостоя тельное разрешение внутричеченского (!) конфликта полностью исчерпана" и, если стороны не разоружатся, он будет вынуж ден — для прекращения кровопролития, за шиты прав граждан и восстановления Кон ституции — ввести чрезвычайное положе ние. Термины типа "бандформирования" или даже "незаконные вооруженные фор мирования" в тексте полностью отсутству ют. Другими словами, Москва буквально вынуждена выступить в качестве миротвор ца во внутричеченском конфликте.

Двусмысленность такой постановки за дачи достаточно очевидна, что и привело в конечном счете к неэффективности и про валу выбранной стратегии. Но сейчас я хочу обратить внимание на другое: в рамках стратегии миротворчества намеренный срыв переговоров в Моздоке являлся иррациональным, поскольку грубость так тики работала против миротворческого имиджа Президента

Эта позиция Президента порождает два вопроса: во-первых, что именно столь нео жиданно, после трех лет "застоя", придало ей такой агрессивный характер и вызвало поход на Грозный 26 ноября?; во- вторых, почему она еще более ужесточилась после 6 декабря, когда П.Грачев вел свои перегово ры в Моздоке? Поскольку чеченский вопрос непосредственно связан с национальной безопасностью России, то предпосылки для такого пересмотра позиций Кремля нужно искать в первую очередь в этой сфере: эво люция внутричеченской политической борьбы угрозы здесь не представляла — вектор ее развития шел в "нужном" направ лении. Но вспомним недавнее прошлое Рос сии и, в первую очередь, стереотипы эпохи холодной войны: они базировались на недо верии к Западу и, в первую очередь, к его натовской военно-политической машине. И любой признак усиления внешней угрозы для безопасности страны автоматически приводил к "закручиванию гаек" внутри нее. А теперь обратим внимание на развитие международной ситуации перед чеченским конфликтом.

                                                                                                                                       149

Во второй половине октября 1994 г. пре зидент Клинтон заявляет о новой концеп ции национальной безопасности США. Гос дума оценила ее как "весьма опасную тен денцию США к разрушению баланса сил в мире и стремление применять силу там, где Америка сочтет это нужным". В этой кон цепции отсутствует даже упоминание более раннего американского тезиса об "особой глобальной ответственности" России и о не обходимости партнерства с ней в миротвор ческих акциях. Клинтон — весьма осторож но, но вполне недвусмысленно — выделил Россию из числа великих держав, с которы ми США имеют конструктивные отноше ния, заявив, что ее будущее "представляет ся неопределенным". Причем эта тенденция к разрушению "сердечного согласия" США и России продолжала нарастать и в ноябре — из-за решительных выступлений России как против позиции США по Югославии, так и в связи с самостоятельной инициати вой московской дипломатии по Ираку. Кульминацией этого процесса стало приня тие 1 декабря на сессии министров ино странных дел НАТО в Брюсселе неожидан но предложенной США программы интегра ции в этот блок стран Восточной Европы. Через четыре дня, 5 декабря 1994 г., сессия уже глав государств ОБСЕ в Будапеште от клонила весь пакет предложений России по реорганизации системы европейской без опасности и подтвердила брюссельские ре шения. Реакция Б.Ельцина известна: расце нив их как угрозу безопасности России, он отказался подписать уже согласованную программу сотрудничества с НАТО и зая вил о возможности того, что это решение погрузит Европу в состояние "холодного мира". И после его возвращения из Буда пешта в Москву кремлевский Совет Без опасности срывает переговоры с Д.Дудае вым, устраивая "демонстрацию силы" в Чеч не. Преследуя, видимо, двоякую цель — "посылки сигнала" на Запад и "наведе ния порядка" в самопровозглашенной республике.

Эта версия объясняет и тайную опера цию ФСК от 26 ноября: явно приуроченный к декабрьским форумам НАТО и ОБСЕ план молниеносного захвата Грозного отра жал возникшую после октябрьского посла ния Б.Клинтона Конгрессу тревогу Кремля из-за обозначенного в этом документе пово рота американской политики в сторону от линии на партнерство с Россией. Причины такой тревоги Кремля (резолюция Госдумы служит свидетельством ее возникновения) можно понять из анализируемой нами статьи Бжезинского. Она была написана где-то месяцев за 8 до этих событий как раз с целью доказать "преждевременность" та кого партнерства.

В своей статье Бжезинский так резюми ровал провозглашенный на январском сам мите 1994 г. тезис Клинтона об "особой гло бальной ответственности" США и России: "В подобных помыслах исходят из той под разумеваемой точки зрения, что для России важнейшим предметом забот в геостратеги ческом плане является региональная ста бильность. Это делает в основе своей совме стимыми цели России и Америки. Посколь ку же Россия — единственная держала, спо собная порождать стабильность в рамках бывшего Советского Союза, а независи мость некоторых из новых государств ин тенсивно подогревает региональные конф ликты... в совместном коммюнике Клинто на—Ельцина на январской встрече в верхах не ставилась под сомнение интерпретация, которую дает Россия своей "миротворче ской миссии" в "ближнем зарубежье". Идя еще дальше, президент Клинтон, обращаясь к народу России, не только высказался о •российских военных в том смысле, что они "способствовали стабилизации" политиче ской ситуации в Грузии, но даже добавил, что "вы с большой вероятностью будете оказываться вовлеченными в дела некото рых из этих территорий вблизи вас, подобно тому как Соединенные Штаты на протяже нии ряда последних лет оказывались вовле ченными в Панаме или Гренаде вблизи на шего района" (1, с.60).

150                                                                                                            Обратная связь 

В свете таких ожиданий Клинтона до статочно очевидно, что "аккуратная" опера ция против полукриминального, ультрана ционалистического режима Дудаева — опе рация типа панамской — безусловно повы сила бы рейтинг Кремля в глазах Вашингтона. Ведь режим Дудаева, будучи наглядным свидетельством неспособности Москвы поддерживать порядок даже на соб ственной территории, ставил под сомнение и ее способность нести "особую глобальную ответственность" на территории СНГ. Провал чеченской операции мог только под твердить эти сомнения. И в результате, именно в тот момент, когда Россия попыта лась реализовать этот принцип "особой от ветственности" на деле, в региональном со глашении по ОБСЕ, Клинтон отступил от серьезного обсуждения этого вопроса и, бо лее того, выступил с неприемлемым для России предложением о расширении НАТО. Будапештский саммит принял обе идеи аме риканцев: отклонил проект России по реор ганизации ОБСЕ и одобрил решение о рас ширении НАТО. На языке дипломатии это означало отказ от партнерства: вместо со вместного урегулирования всего постком мунистического пространства, предложен ного Москвой, США забирают "под себя" Восточную Европу и предоставляют России самостоятельно, на свой страх и риск, зани маться проблемами безопасности на терри тории СНГ. В результате возмущение и еще более возросшая тревога Кремля привели к сознательному — даже вопреки оппозиции Федерального Собрания — срыву перегово ров с Дудаевым и к явно провалившейся "демонстрации силы" в Чечне.

Такая логика активации традиционна для российского архетипа "имперского со знания": как известно, при возникновении внешней угрозы — а именно так расценили решение американцев не только Б.Ельцин, но и большая часть российской политиче ской элиты в лице коммунистов и национа листов — государство всегда бесцеремонно подминало под себя общество. Поэтому "че ченский поход" Кремля нельзя расценить иначе как рецидив "имперского мышления". В основе его лежали спровоцированные опа сения нового разрыва с Западом, "колодного мира".

Хотя Клинтон фактически отказался от идеи партнерства с Россией, разница между его подходом к проблеме и подходом Бже зинского принципиальна и существенна. Клинтон прагматичен: желая партнерства, но почувствовав на какой-то стадии неспо собность России играть такую роль — "че ченский поход" наглядно продемонстриро вал это — он отказался от указанной идеи, хотя и в "одностороннем" порядке. Но даже критикуя "чеченский поход" России и фак тически отказавшись от участия в миро творческих операциях в СНГ, Клинтон ни когда не отрицал ни необходимости таких операций, ни права России проводить их. Бжезинский же, встроив в свою модель "врожденный и сильный" "имперский им пульс" России, буквально требует запре тить ей поддерживать безопасность в реги оне. Кроме того, американский политолог выступает категорическим противником любой идеи объединения государств СНГ вокруг России, даже идеи экономической интеграции. И все это — якобы для гарантии выживания российской демократии! Одна ко практический результат его рекоменда ций вполне может быть прямо противопо ложным. И чеченский кризис продемонст рировал это. На мой взгляд, именно поворот американской политики в духе рекоменда ций Бжезинского разбудил "имперский им пульс" России, поставив под угрозу ее курс на демократию. И лишь гибкость Б.Клинто на и других глав западных государств, сумевших приехать 9 мая 1995 г. в Москву, а затем успокоить Б.Ельцина в Галифаксе, помогли избежать скорейшего наступления "холодного мира" в Европе, а также подтол кнуть российскую власть к переговорному процессу в Чечне.

Сотрудничество Запада с Россией (на пример, в рамках какого-то регионального соглашения ООН по СНГ) принесла бы их народам, самому этому региону куда больше пользы, чем самый строгий "надзор" над Россией по модели Бжезинского. Стоит при вести в заключение слова С.А.Ковалева, сказанные им в выступлении по событиям в Чечне на слушаниях в Конгрессе США: "Разрабатывая свою российскую политику, Запад, и, в частности, Соединенные Штаты, не должны полагать, будто слабая и изоли рованная Россия будет им выгодна. Слабая и изолированная Россия стала бы миной, способной в не столь далеком будущем по трясти систему безопасности не только Ев ропы, но и всего мира" (5).

1.           Бжезинский 3. Преждевременное партнерство. — "Полис", 1994, № 1.

2.           Черчилль У. История второй мировой войны. 1939 — 1945.Кн. 1, т.1.М., 1991, с. 23.

3.           "Красная звезда",7.XII.1994.

4.           "Северный Кавказ", 10.XII.1994.

5.           "Известия",4.V.1995.