Сайт портала PolitHelp ПОЛНОТЕКСТОВОЙ АРХИВ ЖУРНАЛА "ПОЛИС" Ссылка на основной сайт, ссылка на форум сайта

© Некоммерческое Партнёрство «Редакция журнала ПОЛИС (Политические Исследования)» 2006 №1

Типология форм правления: работа над ошибками

О.И. Зазнаев

Зазнаев Олег Иванович, кандидат политических наук, докторант кафедры политологии Казанского государственного университета.

В политико-правовой литературе едва ли встретишь такой разнобой во взглядах, как по вопросу о типологизации форм правления. Число выделяемых типов варьирует от двух [см. Price 1943; Laski 1944] до нескольких десятков. Имеются классификации, в которых представлены три [Duverger 1980], пять [Shugart, Carey 1992: 26; Daly 2003: 104], семь [Siaroff 2003: 294], восемь [Lijphart 1994: 94], двадцать четыре [Elgie 1998: 227] типа. Нет единства и по поводу того, к какому типу относить ту или иную страну. Так, одни авторы причисляют французскую Пятую республику к президентским системам, другие — к парламентским, третьи — к полупрезидентским, четвертые — к полупарламентским, пятые — к смешанным, шестые — к премьер-президентским, седьмые — к президентским и парламентским одновременно. Россия обозначается как президентская, суперпрезидентская, смешанная, полупрезидентская и президентско-парламентская система.

Причины такой разноголосицы, как мне кажется, кроются не столько в самом классифицируемом объекте (форме правления), хотя его сложность и многосоставность не вызывает сомнений[1], сколько в тех “ловушках” [Daly 2003: 96], в которые попадают исследователи, игнорирующие логические правила и процедуры. Именно неумение избежать подобных “ловушек”, на мой взгляд, и лежит в основе ложных классификаций, искажающих представления о формах правления. Чтобы создать новую типологию, свободную от присущих нынешним изъянов, необходима тщательная и кропотливая “работа над ошибками”. Разумеется, решение этой задачи под силу только всему политологическому сообществу. В настоящей статье лишь поднимаются некоторые из классификационных проблем и фиксируется ряд наиболее распространенных ошибок.

Выбор несущественного критерия типологии. Чтобы тот или иной признак мог служить основанием типологии, он должен быть получен в результате анализа либо самого объекта типологии, либо взаимодействия этого объекта со средой обитания. “Особенно важно для классификаций-систематизаций, отражающих законы функционирования и развития исследуемых объектов, избирать в качестве оснований для типологии наиболее существенные признаки и свойства, которые раскрывают сущность исследуемых объектов, позволяют объяснить максимальное количество других их свойств и характеристик” [Рожкова 1984: 34].

В отечественной юридической литературе под формой правления обычно понимают порядок формирования высших органов власти и взаимоотношения между ними [см. Автономов 1999: 200]. При этом одни авторы делают акцент на организации верховной государственной власти, а именно на правовом положении главы государства [см. Государственное право 1989: 130], тогда как другие предельно расширяют рассматриваемое понятие, включая в него отношения между государством и населением, между высшими государственными органами, между этими органами и центрами экономической и политической силы, а также политическую среду, в которой реализуются такие отношения [см. Благож 1985: 194]. Правда, предлагается и более взвешенная интерпретация: форма правления есть “способ управления государством, включающий структуру и взаимоотношения органов государства, а также формы их прямых и обратных связей с населением” [Благож 1985: 259]. Но при любой из этих тракто-

вок классификация форм правления выглядит одинаково: государства подразделяются на монархии и республики; монархии, в свою очередь, — на абсолютные, дуалистические и парламентарные, а республики — на президентские, парламентарные (или парламентские) и смешанные (полупрезидентские).

Принципиальный порок приведенной классификации заключается в том, что важное в ней подменено неважным, реальное — формальным.

Во-первых, в рамках подобной классификации во главу угла ставится порядок замещения поста главы государства, точнее, даже не сам порядок, а то, является ли данный пост наследуемым или ненаследуемым[2]. Но главное в форме правления не процесс передачи верховной власти, а система взаимоотношений между ее ветвями — законодательной и исполнительной. Говоря о той или иной форме правления, мы отвечаем на целую серию вопросов: каково происхождение исполнительной власти; какова ее структура (однородная или дуальная); каковы полномочия исполнительной власти и ее органов (главы государства, главы правительства, правительства) в сравнении с полномочиями законодательного собрания; каковы взаимоотношения в рамках треугольника “глава государства — правительство — парламент” и др. Правление — это комплекс отношений, которые невозможно свести к способу замещения поста главы государства.

Во-вторых, такая классификация отражает лишь внешний, формально-юридический аспект деятельности государства, оставляя за скобками ее фактическую сторону — реально существующую систему взаимоотношений между законодательной и исполнительной властью. Игнорировать конституцию, безусловно, нельзя, но для политологов важнее исследовать не специфику монархии по сравнению с республикой (или наоборот), а особенности президентской, парламентской и прочих систем. И дело здесь не в субъективных предпочтениях, а в том, что в современном мире утрачен политический смысл деления на монархии и республики.

Некоторые авторы предлагают наряду с понятием “форма правления” использовать понятие “система правления”. Эту идею высказывает, в частности, Н.А.Сахаров, который утверждает, что с точки зрения научной терминологии корректнее говорить о президентской, полупрезидентской и парламентской системах правления, отличая их тем самым от форм правления [см. Сахаров 1994: 3]. Сходной позиции придерживается С.Г.Паречина, которая разводит понятия “форма правления” и “система правления”, ссылаясь на то, что первое указывает на принцип формирования верховной власти (выборность vs наследование), тогда как второе — на соотношение полномочий исполнительных и законодательных органов и взаимоотношения между ними [см. Паречина 2003: §1.2]. Однако с подобным противопоставлением двух аспектов правления вряд ли можно согласиться, поскольку способ замещения главы государства — одна из многочисленных характеристик правления.

В основании типологии должны лежать критерии, действительно отражающие существенные параметры интересующего нас объекта. Таких критериев, на мой взгляд, два. Первый из них — ответственность правительства, ведь понятие “форма правления” используется для обозначения комплекса взаимоотношений между исполнительной и законодательной властью, центральное место в котором занимает вопрос о правительстве и исполнительной власти. Второй критерий — всеобщие выборы главы государства, ибо факт прямого избрания президента создает совершенно иную легитимность по сравнению с ситуацией, когда президент избирается парламентом или специальной коллегией. Именно эти два критерия — всеобщие выборы главы государства и парламентская ответственность правительства — и будут использоваться мною при построении собственной классификации форм правления.

“Прыжок по лестнице абстракции”. “Лестница абстракции” Дж.Сартори представляет собой метафору, отражающую процесс перехода от более низких уровней абстрагирования к более высоким [см. Сартори 2003б]. Выводя абстрактные умозаключения, мы “поднимаемся по лестнице”, на различных ступенях которой располагаются так наз. “обзервативные” (т.е. опирающиеся на наблюдаемые явления) концепты . Проблема заключается в определении уровня абстрагирования, на котором должны размещаться соответствующие концепты, а также вытекающих отсюда правил преобразования. При этом главным “остается вопрос о том, как добиться приобретений в плане охвата (по мере восхождения по лестнице абстракции), не неся при этом ненужных потерь с точки зрения точности и возможности эмпирической проверки” [Сартори 2003б: 152-153].

Правила логики требуют, чтобы подразделения на подмножества были непрерывными, т.е. при классификации нельзя перескакивать через ближайшее подмножество. В случае таксономического деления необходимо переходить от родового понятия к видовым одного и того же уровня. К сожалению, многие из предлагаемых типологий форм правления строятся именно на “прыжках” с уровня на уровень. Весьма показательна в этом плане следующая типология, получившая широкое распространение в отечественной литературе (см. рис. 1).

Рис. 1

Если проанализировать реальные (а не “бумажные”) властные полномочия государственных институтов, то обнаружится, что различие между конституционными (ограниченными) монархиями, где коронованные особы “царствуют, но не правят”, и парламентскими республиками состоит лишь в том, что в одном случае пост главы государства наследуется, а в другом — нет. Так почему же в приведенной выше типологии они оказываются в разных родовых группах? В западной политической науке конституционная монархия, как правило, рассматривается как разновидность не монархии, а парламентской системы.

То, что действительно нельзя игнорировать при классификации форм правления, — это различия между демократическими и недемократическими режимами. Когда отношения между высшими государственными органами строятся на прямом подчинении и диктате (например, глава государства фактически берет на себя и законодательные, и исполнительные, и судебные функции), правление значительно упрощается, и его форма утрачивает существенное политическое значение. Именно так обстоит дело в абсолютных и дуалистических монархиях, где монарх занимает монопольное положение в структуре государственных органов, а также в президентско-монократических, президентско-милитарных, суперпрезидентских системах, системах с абсолютной монополией одной партии (как это было в СССР) и т.п. Если же в обществе сохраняется хотя бы минимальная политическая конкуренция, если исполнительная и законодательная ветви власти выступают как относительно самостоятельные игроки, отношения между которыми могут складываться и регулироваться по-разному (вотум доверия, резолюция порицания, отлагательное вето, согласие на назначение, представление кандидатур, выборы, отзыв, отставка, роспуск и др.), понятие “форма правления” наполняется реальным содержанием.

Исправленная классификация будет выглядеть так (см. рис. 2).

Рис. 2.

Совпадение членов деления. По справедливому замечанию Дж.Сартори, “логика ‘или — или’ есть подлинная логика построения классификации. Требуется, чтобы категории (классы) были взаимоисключающими, т.е. категориальные концепты отражают те характеристики, которыми рассматриваемый объект может обладать или не обладать” [Сартори 2003а: 74]. Данное требование полностью проигнорировано в типологии, предлагаемой А.Лейпхартом [см. Lijphart 1994: 94].

В основе лейпхартовской типологии лежат три критерия, что приводит к выделению восьми форм, из которых две (президентская и парламентская) являются чистыми, а остальные шесть — смешанными, сочетающими в себе элементы президенциализма и парламентаризма, причем три из них реализованы в политической практике, а три остаются гипотетическими (см. табл. 1).

Таблица 1

Типология демократических форм правления по А.Лейпхарту (с некоторыми примерами из практики)

Источник: Lijphart A. 1994. Presidentialism and Majoritarian Democracy: Theoretical Observations. — Linz J.J., Valenzuela A. (eds.) The Failure of Presidential Democracy. Comparative Perspectives. Baltimore, L., p. 94. (Таблица воспроизводится с сокращениями.)

Первым критерием выступает парламентское доверие правительству. При парламентской системе глава правительства (премьер-министр, канцлер, министр-президент и т.д.) и его кабинет зависят от доверия со стороны законодательной ассамблеи и могут быть смещены со своих постов посредством вотума недоверия или резолюции порицания. В президентской системе глава правительства (президент) избирается на фиксированный срок и легислатура вправе его сместить только прибегнув к процедуре импичмента [см. Lijphart 1994: 92].

Второй критерий — способ замещения должности главы исполнительной власти. При президентской системе президент избирается либо населением (прямые выборы), либо особой избирательной коллегией, в то время как в парламентской системе премьер-министры отбираются парламентом (Лейпхарт умышленно использует термин “отбор”, поскольку при назначении премьер-министра могут использоваться разные процедуры — от формальных выборов до межпартийных сделок) [см. Lijphart 1994: 92].

Наконец, третий критерий — единоличный или коллегиальный характер исполнительной власти. Согласно Лейпхарту, в президентской системе исполнительная власть всегда единолична, и члены кабинета являются не более чем советниками президента. При парламентской системе премьер-министр и кабинет образуют коллегиальный орган исполнительной власти [см. Lijphart 1994: 93].

Правила логики требуют, чтобы классификационные типы не пересекались между собой. Посмотрим, так ли это в анализируемом случае. Типы, полученные в результате классификации по первому из описанных выше критериев, — форма правления с вотумом доверия и форма правления при отсутствии такового — действительно взаимоисключающи. Однако применительно к типам, образуемым по второму и третьему критериям, дело обстоит иначе. Лейпхарт не учел того обстоятельства, что исполнительная власть нередко бывает поделена на две части (президент и правительство) и способы формирования этих двух частей, как правило, не совпадают: например, президент избирается населением, а правительство назначается парламентом. Очевидно, что в подобной ситуации не работает и критерий “единоличности/коллегиальности”: один исполнительный орган действует как единоличный (президент), а другой — как коллегиальный (правительство)[3].

На еще один важный изъян типологии Лейпхарта обращают внимание М.С.Шугарт и Дж.Кэри. По их заключению, режимы, в которых коллегиальные носители верховной исполнительной власти избираются всенародно (как это было в Уругвае в 1952 — 1967 гг. и на Кипре в 1960 — 1963 гг.), следует относить к президентским. Выделение третьего критерия, подчеркивают они, противоречит “духу двух других критериев, выдвинутых Лейпхартом”, ибо при президентской системе принципиально важна относительная взаимозависимость законодательной и исполнительной властей и поддержание системы взаимных сдержек, а это — явно не мажоритарная черта. Отсюда следует вывод о теоретической несостоятельности данного критерия [Шугарт, Кэри 1997: 202], с чем вполне можно согласиться.

Если откорректировать типологию Лейпхарта с учетом высказанных М.С.Шугартом и Дж.Кэри замечаний, ее основаниями окажутся те два сущностных критерия, о которых говорилось выше: (1) парламентская ответственность правительства и (2) всенародное избрание главы государства. Классификация по этим двум критериям дает четыре варианта (см. табл. 2).

Таблица 2

Типология форм правления

Для “чистой” президентской системы (Бразилия, Мексика, США и др.) характерны всеобщие выборы главы государства, являющегося одновременно главой исполнительной власти, при отсутствии ответственности правительства перед парламентом. “Чистая” парламентская система (Великобритания, ФРГ, Япония и др.) зеркально противоположна президентской. Здесь правительство несет политическую ответственность перед парламентом, но института всенародных выборов высших должностных лиц нет. “Чистая” полупрезидентская система (Польша, Португалия, Франция и др.) предполагает сочетание всеобщих выборов президента и политической ответственности кабинета перед легислатурой. Отличительная особенность “чистой” полупарламентской системы (единственный случай — Швейцария) — отсутствие как всеобщих выборов главы государства/правительства, так и парламентской ответственности кабинета [см. Зазнаев 2005: 159-160].

Несоразмерность деления. Согласно правилу соразмерности деления, суммарный объем подмножеств должен равняться общему объему классифицируемого множества. Неполнота типологического ряда, отсутствие одного или нескольких объектов, которые в силу классификации должны были быть включены в нее по этому основанию, свидетельствуют о нарушении данного правила. Наглядным примером такого нарушения может служить деление форм правления на президентские и парламентские. Недостатки подобной дихотомической типологии, на мой взгляд, очевидны.

Прежде всего, эта классификация является заведомо неполной, поскольку охватывает не все имеющиеся в политической практике случаи. В частности, из нее “выпадает” французская Пятая республика, которую, если исходить из традиционных представлений о сущностных чертах президентской и парламентской систем, нельзя отнести ни к одной из них.

Кроме того, не следует забывать, что со времен принятия американской конституции конституционный инжиниринг продвинулся далеко вперед. Государства экспериментируют с разными комбинациями элементов форм правления, порой соединяя казалось бы противоречащие друг другу компоненты (президентский способ формирования правительства и политическую ответственность кабинета; парламентский способ формирования правительства и отсутствие вотума недоверия кабинету; парламентские процедуры формирования и ответственности правительства и всенародные выборы премьер-министра и т.д.). Придерживаться в третьем тысячелетии президентско-парламентской дихотомии не более оправданно, чем делить средства передвижения на гужевой транспорт и корабли.

Наличие этих проблем, справедливо отмечает С.Дейли, говорит о том, что “парламентско-президентская дихотомия провалилась” [Daly 2003: 96]. С развитием сравнительного анализа в классификационные типы начинают включаться дополнительные режимы: полупрезидентский у М.Дюверже и Дж.Сартори [см. Duverger 1980: 166; Sartori 1997: 83-140]; премьер-президентский, президентско-парламентский и ассамблейный — у М.С.Шугарта и Дж.Кэри [см. Shugart, Carey 1992: 26]. Это делает типологию форм правления эмпирически полной и снимает вопрос о несоразмерности деления.

Первым, кто отошел от дихотомического деления форм демократического правления, был М.Дюверже, который предложил ввести новую категорию, использовав для ее обозначения термин “полупрезидентская система” [Duverger 1980: 166]. Отличительная черта подобной системы — дуализм исполнительной власти: “всенародно избранный на фиксированный срок президент существует наряду с премьер-министром и кабинетом, которые несут ответственность перед парламентом” [Elgie 1999: 13]. В западной литературе полупрезидентскую систему именуют также системой биполярной (двойственной) либо разделенной исполнительной власти, парламентско-президентской республикой, квазипарламентской, премьер-президентской или смешанной формой правления, президенциалистским режимом. В отечественной политологии и юриспруденции ее обычно характеризуют как смешанную.

Однако у дихотомической типологии еще остаются сторонники, прежде всего среди юристов, многие из которых, говоря словами М.Дюверже, “продолжают чтить двух священных коров — парламентский и президентский режим” [цит по: Elgie 1999: 7].

“Концептные натяжки”. Как показывает Дж.Сартори, стремление к расширению зоны исследования зачастую приводит к “концептным натяжкам”, т.е. к растяжению понятий без сжатия их смыслового наполнения, когда объем понятия возрастает за счет размывания содержания. “Мы можем охватить большее пространство, — констатирует Сартори, — только если скажем меньше, причем скажем это гораздо туманнее” [Сартори 2003а: 69]. Результатом таких натяжек становится утрата содержательной точности, появление расплывчатых и по большей части неопределенных понятий. “…‘Концептные натяжки’ неумолимо влекут нас в гегелевскую ночь, где все коровы кажутся черными (и даже молочника легко принять за корову)” [Сартори 2003б: 152].

“Концептные натяжки” нередко встречаются и при классификации форм правления. Пытаясь “подогнать” необычные эмпирические случаи под имеющиеся типологии, исследователи порой неоправданно расширяют содержание понятий. Концепт становится более общим, утрачивая при этом многие из своих свойств. Использование минимального количества характеристик режима (его определяющих качеств, по мнению авторов подобных классификаций) полностью дезориентирует исследователей: так, если парламентская система квалифицируется как форма правления с ответственностью правительства перед законодательным собранием, то в числе парламентских систем оказывается и Франция [см. Daly 2003: 99].

Один из наглядных примеров такой ошибки — отнесение Израиля периода всенародных выборов премьер-министра (1992 — 2001 гг.) к президентским системам[4], как это делает А.Лейпхарт [см. Lijphart 1999: 119]. Однако при “чистом” президенциализме правительство не несет ответственности перед парламентом и тот не влияет на его формирование, а также отсутствует институт досрочного роспуска законодательного собрания. Не выдерживает критики и утверждение, что избранный на всеобщих выборах премьер-министр — это “президент по нашему определению” [Shugart, Carey 1992: 164], поскольку вне зависимости от процедуры избрания премьер-министр является главой правительства, но не государства, и не обладает целым рядом полномочий, которыми наделены президенты (в частности, правом налагать вето на законопроекты и вводить чрезвычайное и военное положение). Как верно замечает Р.Хазан, Израиль отошел от “чистого” парламентаризма, но при этом не стал ни “чисто” президентским, ни “чисто” полупрезидентским [см. Hazan 1996: 33]. Многие исследователи полагают, что израильскую систему 1996 — 2001 гг. следует определять как гибридную. Попытки “подтянуть” ее под категорию президентской не имеют под собой оснований.

“Концептной натяжкой” является и включение в группу президентских республик России. Сложившуюся в нашей стране форму правления нередко описывают как “сверхпрезидентство” [Холмс 1993/1994: 23] или “супер-президентство” [Четвернин 1997: 351]. Между тем российская система представляет собой не “чистый” президенциализм, а симбиоз президентской и парламентской систем, т.е. так наз. президентско-парламентскую систему. Для подобных систем характерны всенародные выборы президента, формирующего кабинет с полного или частичного согласия легислатуры и имеющего право распустить парламент при выражении им недоверия кабинету. Специфика России заключается в том, что президент назначает председателя правительства с согласия Государственной Думы, а членов кабинета — по предложению председателя правительства. Отличительная черта российской формы правления — двойная ответственность правительства: перед президентом и перед нижней палатой парламента. Это не позволяет считать ее президентской, ибо при президенциализме правительство не несет ответственности перед законодательным органом.

Подмена логики классификации логикой градации. Дж.Сартори, безусловно, прав, когда пишет: “Две сопоставляемые позиции должны прежде всего принадлежать к одному классу и обладать либо не обладать неким отличительным свойством; и только если они им обладают, их можно сравнивать с точки зрения того, у какой из них данного свойства больше, а у какой — меньше. Поэтому логика градации является одной из составляющих логики классификации. Точнее говоря, переход от классификации к градации заключается в замене знакового ряда ‘такой же — иной’ членением ‘такой же — больший — меньший’, т.е. во введении количественной дифференциации в рамках качественного подобия (свойств)” [Сартори 2003а: 74]. Логику “или — или” нельзя заменить логикой “больше — меньше” [см. Сартори 2003а: 76].

К сожалению, при рассмотрении форм правления такая подмена логик отнюдь не редкость. В непривычных и нестандартных случаях (в частности, сталкиваясь с гибридными режимами) многие исследователи оперируют не понятием качества (нового типа), а понятием приближения к уже известным типам. Приведу несколько примеров.

В некоторых странах Латинской Америки из-за сложности организации и дороговизны второй тур выборов президента не проводится и, если в первом туре не выявляется абсолютный лидер, главу государства избирает конгресс. Означает ли это, что подобные страны нельзя считать президентскими (т.е. они потеряли существенное свойство), или же они лишь “чуть-чуть” отошли от “чистого” президенциализма, оставаясь по сути президентскими? Рассмотрим два противоположных случая.

С 1853 по 1994 г. в Аргентине и с 1925 по 1980 г. в Чили при избрании главы исполнительной власти действовало следующее правило. Если на всеобщих выборах ни один из кандидатов не получал абсолютного большинства, голосование переносилось в конгресс, который на совместном заседании палат избирал президента из двух фаворитов общенациональной кампании [см. Зазнаев 2005: 160-161]. При этом в соответствии со сложившейся в обеих странах традицией президентский пост доставал-ся тому из претендентов, который показал на всеобщих выборах наилучший результат [см. Mainwaring 1990: 158], т.е. парламент, по сути, лишь “ратифицировал” волеизъявление народа. Таким образом, аргентинская и чилийская системы на практике мало чем отличались от “чистого” президенциализма, и выборы президента парламентом в этих странах были не более чем проявлением псевдопарламентаризма. Иначе говоря, признак всеобщих выборов главы государства там присутствовал (качество), но в некоторых случаях был не совсем полным (что позволяет говорить о степени приближения рассматриваемых стран к идеальной президентской модели).

Из двух (до 1994 г. — из трех) лидеров общенациональной кампании избирает президента во втором туре и конгресс современной Боливии [см. Зазнаев 2005: 161], однако ситуация в этой стране принципиально отличается от описанной выше. Дело в том, что основу политической жизни Боливии составляет система коалиций, а потому решение конгресса по вопросу о будущем президенте там зависит от поствыборных межпартийных соглашений, гарантирующих главе государства поддержку большинства парламента и обеспечивающих согласие между законодательной и исполнительной властью [см. Mayorga 1996: 13]. В результате на посту президента могут оказаться (и нередко оказываются) политики, занявшие в первом туре всеобщих выборов вторую и даже третью позицию.

Боливийская форма правления есть гибрид, сочетающий в себе элементы президентской и парламентской систем. В литературе эту форму правления называют парламентаризированной президентской системой [см. Linz 1994: 86]. С таким определением вполне можно согласиться, ибо в Боливии произошла частичная утрата основного президентского признака — всеобщих выборов главы исполнительной власти[5] — и при этом активно используются парламентские механизмы. Определять боливийскую систему в качестве “ограниченной президентской”, как это делают некоторые авторы [см., напр. Дербишайр, Дербишайр 2004: 359], — значит подменять логику классификации логикой градации.

*   *   *

Итак, мы видим, что при классификации форм правления нередко допускаются ошибки, описанные в учебниках логики: выбор несущественного критерия типологии, совпадение членов деления, “прыжок по лестнице абстракции”, несоразмерность деления, “концептные натяжки”, подмена логики классификации логикой градации. Способы исправления этих ошибок различны. В одних случаях требуется концептуальная проработка понятий, в других — новая классификация.

Как не без иронии заметили когда-то Р.Пэнто и М.Гравитц, “если мы все же поддерживаем концепцию типа, то потому, что в наши дни термин ‘типология’ столь же популярен, хотя и не определен, как и термин ‘структура’. Политологи впали бы в уныние, если бы любой их коллоквиум не завершался предложением новой типологии” [Пэнто, Гравитц 1972: 230]. Предлагая в этой статье собственную типологию, я, однако, не столько хочу развеселить коллег-политологов, сколько пытаюсь внести свою скромную лепту в решение столь запутанного вопроса, каким остается вопрос о формах правления.

Автономов А.С. 1999. Правовая онтология политики: к построению системы категорий. М.

Благож Й. 1985. Формы правления и права человека в буржуазных государствах. М.

Государственное право буржуазных и развивающихся стран. 1989. М.

Дербишайр Д.Д., Дербишайр Я. 2004. Политические системы мира. Т.2. М.

Зазнаев О.И. 2005. Смешанные формы правления, или Как масло соединяется с водой. — Полис, № 4.

Паречина С.Г. 2003. Институт президентства: история и современность. Минск.

Пэнто Р., Гравитц М. 1972. Методы социальных наук. М.

Рожкова Л.П. 1984. Принципы и методы типологии государства и права. Саратов.

Сартори Дж. 2003а. Искажение концептов в сравнительной политологии (I). — Полис, № 3.

Сартори Дж. 2003б. Искажение концептов в сравнительной политологии (II). — Полис, № 4.

Сахаров Н.А. 1994. Институт президентства в современном мире. М.

Холмс С. 1993/1994. Сверхпрезидентство и его проблемы. — Конституционное право: восточноевропейское обозрение, № 4 / № 1.

Четвернин В.А. (ред.) 1997. Конституция Российской Федерации: проблемный комментарий. М.

Шугарт М.С., Кэри Д.М. 1997. Президентские системы. — Современная сравнительная политология. М.

Daly S. 2003. The Ladder of Abstraction: A Framework for the Systematic Classification of Democratic Regime Types. — Politics, vol. 23, № 2.

Duverger M. 1980. A New Political System Model: Semi-Presidential Government. — European Journal of Political Research, vol. 8.

Elgie R. 1998. The Classification of Democratic Regime Types: Conceptual Ambiguity and Contestable Assumptions. — European Journal of Political Research, vol. 33, № 2.

Elgie R. (ed.) 1999. Semi-Presidentialism in Europe. Oxford.

Frye T. 1997. A Politics of Institutional Choice: Post-Communist Presidencies. — Comparative Political Studies, vol. 30, № 5.

Hazan R. 1996. Presidential Parliamentarism: Direct Popular Election of the Prime Minister, Israel’s New Electoral and Political system. — Electoral Studies, vol. 15, № 1.

Laski H.J. 1944. The Parliamentary and Presidential Systems. — Public Administration Review, vol. 4, № 4.

Lijphart A. 1994. Presidentialism and Majoritarian Democracy: Theoretical Observations. — Linz J.J., Valenzuela A. (eds.) The Failure of Presidential Democracy. Comparative Perspectives. Baltimore, L.

Lijphart A. 1999. Patterns of Democracy: Government Forms and Performance in Thirty-Six Countries. New Haven, L.

Linz J. 1994. Presidential or Parliamentary Democracy: Does It Make a Difference? — Linz J.J., Valenzuela A. (eds.) The Failure of Presidential Democracy. Comparative Perspectives. Baltimore, L.

Mainwaring S. 1990. Presidentialism in Latin America. — Latin American Research Review, vol. 25, № 1.

Mayorga R.A. 1996. Parliamentiarized Presidentialism, Moderate Multiparty System and State Transformation: The Case of Bolivia. — http://cebem.org/biblioteca/cebem/parlamen.pdf.

Price D.K. 1943. The Parliamentary and Presidential Systems. — Public Administration Review, vol. 3, № 4.

Sartori G. 1997. Comparative Constitutional Engineering: An Inquiry into Structures, Incentives and Outcomes. L.

Shugart M.S. and Carey J.M. 1992. Presidents and Assemblies. Constitutional Design and Electoral Dynamics. Cambridge.

Siaroff A. 2003. Comparative Presidencies: The Inadequacy of the Presidential, Semi-Presidential and Parliamentary Distinction. — European Journal of Political Research, vol. 42.

---

[1] В частности, в литературе выделяют 27 полномочий президента, каждое из которых может выступить основанием для классификации [см. Frye 1997: 548].

[2] В данном контексте термин “ненаследуемый” точнее термина “выборный”, ибо в республике президент далеко не всегда “избирается”: помимо всеобщих выборов, существует парламентский способ замещения этой должности, а также такой, как назначение президента специально создаваемым органом.

[3] Классический пример — Пятая республика во Франции.

[4] Подробнее об израильской системе см. Зазнаев 2005: 165-166.

[5] Частичная, поскольку, во-первых, сохраняется возможность избрания президента в первом туре, а во-вторых, кандидатуры для голосования в конгрессе определяются на всеобщих выборах.

© Некоммерческое Партнёрство «Редакция журнала ПОЛИС (Политические Исследования)» 2006 №1